Джордж Эффинджер - Марид Одран
Я выругался себе под нос и встал. У меня хрустнула спина. Раньше я никогда не слышал, чтобы у меня хрустело в спине. Может, я становлюсь слишком старым для того, чтобы всю ночь пить и драться? Нерадостная мысль.
Слепо спотыкаясь, я побрел в ванную и включил душ. Через пять минут я осознал, что стою неподвижно под горячей струей воды с широко открытыми глазами. Я спал стоя. Я схватил мыло, намылился и встал под кусачую воду. Вытерся, оделся в чистую белую галабейю, а поверх нее надел темно-красный балахон. Насчет завтрака мне еще предстояло решить. Я ведь, в конце концов, собирался в «комнату ужасов». Может, лучше позавтракать позже?
Кмузу посмотрел на меня ничего не выражающим взглядом, одним из тех, который должен был говорить о его полной беспристрастности. На самом-то деле он явно не одобрял меня.
— Ты опять напился прошлой ночью, йа Сиди, — сказал он, ставя передо мной блюдо яиц с ломтиками жареной ягнятины.
— Ты с кем-нибудь меня перепутал, Кмузу, — ответил я. Я посмотрел на еду и ощутил, как у меня забурлило в желудке. Нет уж, никакой ягнятины. Не сейчас.
Кмузу стоял за моим креслом, сложив мускулистые руки.
— Не рассердишься, если я сделаю тебе замечание, йа Сиди! — спросил он.
Что бы я ни сказал, его это не остановило бы.
— Нет. Говори, пожалуйста.
— Ты в последнее время пренебрегаешь своими религиозными обязанностями, йа Сиди.
Я обернулся и посмотрел на его красивое черное лицо.
— А тебе-то что за дело? Мы разной веры, и ты сам постоянно мне об этом напоминаешь.
— Любая вера лучше, чем никакой.
Я рассмеялся:
— Не уверен. Могу назвать несколько…
— Ты понимаешь, что я имею в виду. Неужели ты настолько опустился, что не считаешь нужным молиться? Йа Сиди, ты заблуждаешься, ты сам это знаешь!
Я встал.
— Не твое дело, — пробормотал я себе под нос.
Я снова пошел в спальню за модиками и училками. За завтраком я не проглотил ни крошки. Своих невралок я в спальне не нашел. Пошел в гостиную, но их и там не было. Наконец я нашел их под полотенцем на столе в моем кабинете.
Я разложил маленькие пластиковые квадратики. Надо сказать, что я собрал весьма ценную коллекцию. Но с тех пор как мне модифицировали мозг, мне нужны были специальные модики. Это были модики для моей второй розетки, те, что подавляли неприятные сигналы, посылаемые в мозг телом. Те, что спасли мне жизнь в Руб-аль-Хали.
Я вставил их. Последствия были восхитительными. Мне больше не хотелось спать, не хотелось есть. Один из модиков позаботился и о моей нарастающей тревоге.
— Все в порядке, Кмузу, — весело сказал я. — Поехали. У меня сегодня много дел.
— Прекрасно, йа Сиди, но как насчет того, чтобы поесть?
Я пожал плечами:
— В Эритрее голод. Отошли еду туда.
Обычно Кмузу такой юмор не понимал, потому я просто проверил ключи и вышел в коридор. Я не стал его ждать — все равно знал, что он сразу же пойдет за мной. Спустился по лестнице и подождал, пока он заведет машину и подгонит ее к двери. До Будайина мы не сказали друг другу ни слова. Он высадил меня у восточных ворот. У меня снова была куча планов, в которые Кмузу не входил, потому я отправил его домой. Я сказал ему, что позвоню, если мне надо будет куда-нибудь поехать. Иногда хорошо иметь раба.
Когда я добрался до морга, меня ждал неприятный сюрприз. Доктор Бешарати еще даже не начинал работать с трупом Халида Максвелла. Когда я вошел, он поднял на меня тусклый взгляд:
— Мистер Одран, простите, что припозднился. Прошлой ночью и с утра у нас было мало работы. Необычно для этого времени года. Обычно в жару убивают больше.
— Ох-ох, — сказал я. Я провел тут не более двух минут, а формальдегид уже начал есть мне глаза и нос. В этом случае модики совершенно не помогали.
Я смотрел, как двое ассистентов медэксперта пошли к одному из двенадцати подвалов, открыли его и вынесли оттуда тело Халида Максвелла. Они с трудом водрузили его на один из столов. На другом уже лежал труп на ранней стадии разложения.
Доктор Бешарати стянул пару резиновых перчаток и надел другие.
— Вы когда-нибудь раньше видели, как проводят аутопсию? — спросил он. Похоже, он был в очень хорошем настроении.
— Нет, сэр, — ответил я.
Меня пробрала дрожь.
— Если вас начнет тошнить, можете выйти. — Он взял длинный черный шланг и повернул кран. — Случай тут будет особый, — сказал он, начиная обрабатывать труп Максвелла. — Он несколько недель пролежал в земле, так что информации мы получим не так много, как если бы покойник был свежий.
Труп вонял страшно, и вода из шланга тут ничем не помогала. Я задыхался. Один из ассистентов посмотрел на меня и рассмеялся.
— Это еще цветочки, — сказал он. — То ли еще будет, когда мы вскроем тело.
Доктор Бешарати пропустил его слова мимо ушей.
— Официальный полицейский рапорт гласит, что смерть произошла в результате выстрела с близкого расстояния из пистолета среднего калибра. Если бы расстояние было больше, то функционирование его нервов и мускулов прервалось бы на краткое время, и он просто оказался бы в состоянии беспомощности. Возможно, он был застрелен в упор. А это почти всегда приводит к немедленной остановке сердца. — За разговором он достал большой скальпель. — Бисмилла, — прошептал он и сделал V-образный разрез от плечевых суставов к грудине и к верхней точке паха.
Когда ассистент приподнял кожу и мышечную ткань и отсек ее от скелета, я поймал себя на том, что смотрю в сторону. Затем я услышал, как затрещала вскрываемая грудная клетка. Когда они, однако, убрали ребра, грудная полость стала похожа а иллюстрацию к элементарной книжке по биологии. Это выглядело не так уж и страшно. И все же они были правы — смрад стал почти невыносимым. И не собирался в ближайшем времени ослабеть.
Доктор Бешарати взял шланг и вымыл тело еще раз. Посмотрел на меня.
— Полицейский рапорт также говорит, что курок пистолета спустили вы.
Я яростно замотал головой:
— Я даже не…
Он поднял руку.
— Я не собираюсь ни давить на вас, ни обвинять, — сказал он. — Ваша вина или невиновность удом доказаны не были. У меня на этот счет нет воего мнения. Но мне кажется, что, будь вы виновным, вы не волновались бы так насчет результатов аутопсии.
Я немного поразмыслил над этим.
— А что, похоже, что мы получим много полезной информации? — спросил я.
— Ну, как я и сказал, если бы труп не пролежал все это время в земле, мы узнали бы больше. С одной стороны, его кровь загнила. Она теперь клейкая и черная и почти бесполезна для судебной медицины. Но, к счастью, он был человеком бедным. Семья не бальзамировала его. Может, мы сможем выяснить пару фактиков.
Он снова вернулся к столу. Один из ассистентов начал вынимать внутренности — один орган за другим — из брюшной полости. Сморщившиеся глаза Халида Максвелла смотрели на меня. У него были прямые соломенного цвета волосы, непослушные и тусклые. Его кожа тоже высохла в гробу. Я думаю, ему было немногим за тридцать, но теперь у него было лицо восьмидесятилетнего старца. На миг мне показалось, что мне все это только снится.
Другой ассистент, зевнув, глянул на меня.
— Может, музыку завести? — спросил он. Потянулся назад и включил дешевую голосистему. Она начала играть какую-то хреновую сикхскую агитку, из тех, под которые танцевала на сцене Кэнди.
— Пожалуйста, не надо, — сказал я.
Ассистент пожал плечами и выключил музыку.
Другой ассистент отсекал внутренние органы, измерял их и ждал, пока доктор Бешарати отрежет от каждого по маленькому кусочку, положит в пузырек и запечатает. Остатки внутренностей просто сваливали в растущую кучу возле трупа.
Медэксперт тем не менее с особым вниманием рассмотрел сердце.
— Я тут стал приверженцем теории, — сказал он, — что выстрел из парализатора оставляет особый след при разложении сердца. Когда-нибудь, если эта теория будет в целом принята, мы сможем идентифицировать пистолет преступника, точно так же, как баллистическая лаборатория может идентифицировать пули, выпущенные из обычного пистолета.
Он разрезал сердце на тонкие кусочки, чтобы потом исследовать их внимательнее.
Я поднял брови.
— И что вам даст эта сердечная ткань?
Доктор Бешарати не поднял взгляда.
— Особый рисунок разорванных и целых клеток. В душе я уверен, что каждый парализатор оставляет свой собственный, уникальный след.
— Но пока это все же не считается свидетельством?
— Пока нет, но вскоре, надеюсь, будет. И это очень сильно облегчит работу мне, а также полиции и юридической консультации. — Доктор Бешарати выпрямился и передернул плечами. — У меня уже спина затекла, — сказал он, нахмурившись. — Ну, что ж, я готов заняться черепом.
