Джордж Эффинджер - Марид Одран
— Так вот, — сказал я. — Сержанта зовут аль-Бишах. Утром можешь отправляться.
Вот и все.
Индихар закрыла рот рукой.
— Марид! — воскликнула она.
Она догадалась, на какое дело я посылаю молодого человека, и явно была потрясена.
Бен-Турки немного помедлил, затем взял билет.
— Хорошо, — сказал я. — Когда ты вернешься, тебя будут ждать пять тысяч киамов и недельное жалованье в две тысячи киамов. На эти деньги ты сможешь снять дом или квартиру и жить как пожелаешь, но мы с Фридландер-Беем будем всегда тебе благодарны.
— Для меня это дороже любых денег, — прошептал бен-Турки.
— Индихар, — сказал я. — Не возьмешь ли нашего юного друга под свое крыло? Помоги ему подыскать жилье и посоветуй, как сберечь деньги. — Буду счастлива, муж, — сказала она.
На лице ее была написана тревога. Она еще не видела настоящего меня.
— Благодарю вас обоих, — сказал я. — Теперь мне нужно поработать.
— Доброго тебе дня, муж, — сказала Индихар, вставая.
— Спасибо тебе, шейх, — сказал бен-Турки.
Я сделал вид, что погружен в чтение каких-то бумажек, и они тихонько ушли. Меня трясло, как новорожденного ягненка. Я ведь тоже еще не видел настоящего себя.
Я подождал пять минут, десять минут. Я ожидал вспышки праведного негодования в своей душе, но оно не приходило. Одна часть моего рассудка беспристрастно судила меня, и то, что открывалось, не приносило спокойствия. Похоже, я вовсе не испытывал угрызений совести, посылая людей выполнять жестокие поручения. Я пытался вызвать в себе хоть какое-то чувство печали, но ничего не вышло. Тут не чём было особенно гордиться, и я решил, что не буду никому об этом рассказывать. Как и Фридландер-Бей, я научился уживаться с «надо».
Я вышел из программы, и экран монитора погас. Я начал строить планы насчет обеда. Мне нужно было повидать Жака, прежде чем я вернусь домой, но я не хотел бы напороться на Махмуда или Саида. Я знал, что они, скорее всего, сидят в патио кафе «Солас», треплются и играют в карты. Внезапно я подумал, что как раз это мне и нужно. Я вызвал Кмузу и сказал ему, чтобы он отвез меня в Будайин. Он молча кивнул и пошел к «вестфаль»-седану.
Мы припарковались на бульваре аль-Джамаль и пошли к восточным воротам. Улица была забита туристами, которые вскоре пожалеют, что не вняли совету управляющего отелем держаться подальше от квартала, огороженного стенами. Если они вскорости не уберутся отсюда, их кошельки и карманы обчистят до последнего киама.
Мы с Кмузу подошли к «Соласу». Как я и ожидал, трое моих приятелей были там. Они сидели за столом у железной ограды патио. Я вошел в маленькие ворота и подсел к ним.
— Привет, Марид, — глухо сказал Жак. — Привет, Кмузу.
— Что поделываешь, Марид? — спросил Махмуд.
— Я волновался за тебя, — сказал Саид Полу-Хадж.
Когда-то он был моим лучшим другом, но предал меня ради шейха Реда Абу Адиля, и с тех пор я присматривал за ним.
— Я в порядке, — сказал я. — Полагаю, что вы уже слышали эту историю.
— Слышали, — сказал Махмуд. — Но не из твоих уст. Тебя ведь сперли, да? Прямо из дворца эмира? Я думал, что Папа несколько умнее.
— Папа очень даже умный человек, — сказал Полу-Хадж. — Просто шейх Реда оказался шустрее, чем они думали.
— Должен признаться, что это так, — сказал я.
— Сядь, Кмузу, — сказал Жак. — При нас тебе незачем играть раба. Мы тебя любим. Выпей, что ли.
— Спасибо, — ровным голосом ответил Кмузу. — Предпочитаю постоять.
— А мы настаиваем, — прорычал Махмуд. — Это нас раздражает.
— Кмузу кивнул, взял стул от другого столика и сел позади меня.
Старый Ибрагим подошел принять у меня заказ. Я попросил тарелку хуммуса и хлеб, а также джин и бингару, чтобы запить все это.
— М-да, — сказал Махмуд.
Я повернулся было, чтобы ответить, но мне помешал человек, подошедший к нам от ограды.
— Шейх Марид, — занудил он, — вы меня помните?
Несколько мгновений я рассматривал его. Я помнил, что видел его прежде, но не мог вспомнить, где именно.
— Простите? — сказал я.
— Меня зовут Нико Куклис. Несколько месяцев назад вы ссудили мне денег, чтобы я открыл свой ресторанчик джиро-сувлаки [Д ж и р о — тонко нарезанное и спрессованное мясо ягненка, жаренное на вертикальном шампуре, употребляется для сандвичей или кладется в питу. Сувлаки — блюдо из баранины, похожее на кебаб.] на Девятой улице. С тех пор я заработал больше, чем мог мечтать. Мой ресторанчик процветает, моя жена счастлива, мои дети сыты и одеты. Вот. Мне доставляет огромное удовольствие вернуть вам ваши деньги, а моя жена приготовила вам противень пахлавы. Прошу вас, примите их в знак моей вечной благодарности.
Он застал меня врасплох. Много кому я ссужал деньги, но впервые человек счел своим великим долгом возвратить их мне. Мне действительно стало неудобно.
— Заберите эти деньги, — сказал я. — Приберегите их для своих жены и детей.
— Прошу прощения, о шейх, — сказал Куклис, — но я настаиваю, чтобы вы приняли их.
Я понял, что этот человек горд, и взял деньги с вежливым поклоном.
— Да продлится ваш успех, — сказал я. — Да увеличится ваше состояние.
— Я всем вам обязан, — сказал хозяин греческого ресторана. — Я вечный ваш должник.
— Возможно, когда-нибудь вам предоставится случай расплатиться со мной, — заметил я.
— Все, что угодно, — сказал Куклис. — В любое время. — Он поклонился всем четверым и удалился.
— О, мистер Щедрость! — насмешливо сказал Махмуд.
— Да, — сказал я, — это правда. А ты хоть что-нибудь для кого-нибудь сделал?
— Ну… — начал было Махмуд.
Я перебил его. Я знал Махмуда с тех пор, когда он был еще длинноногой девушкой по имени Мисти, работавшей на Джо-Маму. Я знал, что могу доверять ему не больше, чем на ту длину, на которую я мог бы его отшвырнуть. Сейчас, когда он после смены пола оброс жиром, это расстояние стало равняться всего полутора футам.
Вместо этого я повернулся к Жаку и сказал:
— Ты все еще горишь желанием помочь нам?
— Конечно.
У Жака был слегка испуганный вид. Как и большинство жителей Будайина, он пользовался покровительством дома Фридландер-Бея, но предпочитал не вспоминать об этом, когда приходило время платить.
— Тогда позвони мне завтра около полудня, — сказал я. — У тебя ведь есть номер моего телефо на в доме Папы?
— Угу, — нервно ответил Жак.
— О, — сказал Махмуд, — уже и ты продался?
— Посмотрите-ка, кто это говорит! — ответил Жак. — Сам господин Лизоблюд шейха Реда изволит наводить критику!
— Я не лизоблюд! — Махмуд привстал со стула.
— О нет, конечно нет, — ответил Саид.
Я не обращал внимания на их детскую перебранку.
— Я уже получил оборудование, — сказал я. — И уже наигрался с ним. Это дело определенно выгодное — для нас и для владельцев клубов, которые дадут под это деньги. Не беспокойся насчет законности — мы получили полный комплект разрешений от городских властей. Все легально, без всяких там штучек.
— Тогда почему это так интересует Фридландер-Бея? — спросил Махмуд… — Я думал, что ему по фигу все, что не имеет хоть какой-нибудь закавыки.
Полу-Хадж откинулся на стуле и несколько секунд рассматривал Махмуда.
— Знаешь ли, приятель, — сказал он наконец, — когда-нибудь кто-нибудь захочет заткнуть тебе рот. И ты пожалеешь, что сменил пол и прибился к крутым мужикам.
Махмуд лишь презрительно рассмеялся.
— Это так, если ты считаешь мужиком себя, Саид, — ответил он.
Перебранку прервало появление Ясмин.
— Как дела? — спросила она.
— Прекрасно, — ответил Полу-Хадж. — Вот сидим тут на солнышке, пьем и едим пахлаву да рвем друг другу глотку. Хочешь попробовать?
Ясмин очень хотелось медового пирожного, но она оказалась более сдержанной, чем я думал. — Нет, — сказала она, улыбаясь, — не могу. Пять минут на языке и всю жизнь на бедрах.
— Тогда я еще одно съем, — сказал Жак. — Плохой мальчишка! — ответила Ясмин.
— Послушай, Ясмин, — сказал я.
— Какого черта тебе нужно, женатик? — резко ответила она.
— Я только хотел узнать, когда ты бросишь меня ревновать.
— Ревновать? — надменно спросила она. — Ты считаешь, что я думаю о таких мелочах, как вы с Индихар? У меня в голове есть мысли поважнее.
Я покачал головой:
— Насколько я понимаю, Ислам позволяет мне иметь четырех жен, если я смогу их содержать. Это означает, что я по-прежнему могу встречаться с девушками. Да и женат я лишь формально.
— Ха! — воскликнул Саид. — Я так и знал! Ты никогда не спал с ней, так?
Несколько секунд я гневно смотрел на него.
— Ясмин, — сказал я, — дай мне шанс, ладно? Позволь мне когда-нибудь угостить тебя ужином. Мне кажется, нам нужно поговорить.
