Карина Вран - Восхождение
Эльвира вновь начала что-то писать, а я погрузился в мысли. Надо же, оказывается, есть вампиры-вегетарианцы, вампиры-традиционалисты и вампиры нового поколения, пьющие искусственный заменитель. Вот они сидят, рассуждают о томатном соке и о крови, чокаются, обсуждают проблемы сосуществования в социуме. Дружно спорят о том, какие радужные перспективы ожидают их всех после слияния партий «За традиции, уклад и веру предков!» и «Кровососы с левым уклоном в сторону Зелёного Мира!».
Похоже, что все типы вампиров собрались на этом корабле. Носители восточной и западной культур, ещё несколько столетий назад развязывающие непримиримые войны из-за того, кто вампир, а кто упырь, смеются, хлопают друг друга по плечу, фотографируются вместе в национальных костюмах…
Но это лишь видимость. Внешнее. Внутри же здесь всё напоминает настоящий серпентарий, гигантский клубок ядовитых пресмыкающихся со смертельным ядом на кончике клыков. Вампирам нельзя доверять. Никому. Никогда. И они сами это знают, поэтому их даже силой не заставишь повернуться к собрату спиной. Даже если они в одной социальной и национальной группе…
Меж тем на маленькой сцене, где стоял большой белый рояль, начались приготовления, зажглись зеленоватые софиты и к нам вышел молодой вампир в небесно-голубом свитере и туго облегающих джинсах. Виртуозно засучив рукава, он с делано-смущённой улыбкой откинул крышку рояля и взял первый аккорд. Это был тот самый парень, которого я видел ещё с пристани с немного странной девушкой в предыстерическом состоянии. Значит, он и есть их знаменитый артист Эдик Калинкин. Приглашённые вежливо замолчали.
— Ну, послушаем, какую музыку сочиняют эти эстеты в голубом. — Я с насмешливой улыбкой повернулся к Эльвире и вдруг увидел, что она не сводит с этой бледной немочи восторженного взгляда. Меня она, кажется, даже не слышала.
Бегло пробежавшись тонкими пальцами по клавишам, вампир запел неожиданно мягким тенором:
Здравствуй, нежная овечка,
Я хочу твоё сердечко,
Улыбнись, и я навеки твой…
Моя милая овечка,
Перейдём со мною речку,
Посидим со мной в глуши лесной…
Моя сладкая овечка,
Я целую тебя в плечико,
Я хочу тебя, хоть волком вой!
И зал уныло подхватил известный, похоже, всем здесь припев:
О, тёплая кровь моей чудной овцы,
Точите резцы, точите резцы!
— Пошли отсюда, — потянула меня за рукав Эльвира, — скука зелёная!
— Но… я подумал, тебе это нравится…
— Мне?! Да он поёт это на каждой конференции, искренне убеждённый, что такая нудятина достойна стать всемирным гимном вампиров нового поколения! Хотя-а… А давай ещё немного послушаем, — вдруг передумала она. — Чем-то он берёт, этот парень, не пойму чем, но… мрм… он милый!
— Наверное, голосом, — съязвил я, потому что голос у него был ужасный, у нас, чертей, так медоточиво и сладко поют только геи. — А я, пожалуй, пойду, гм… если понадоблюсь, я в баре.
Эльвира что-то невнятно пробурчала в ответ, и я под неодобрительными, косыми взглядами вампиров пошёл к выходу. С гордо поднятой головой, но в душе у меня будто совы толпой нагадили… То есть настроение ни к чёрту! И чем ей мог понравиться этот лощёный хлыщ?!
Я уже поднимался на третью палубу, где сегодня, прогуливаясь, заметил бар, а вслед мне всё ещё неслось слаженным хором:
Навек нас связала томления нить,
Разок укусить, разок укусить…
Мне захотелось сплюнуть, до того от всей этой дряни было тошно. Я бухнулся на высокий стул в баре и тупо заказал себе пиво, когда услышал за спиной:
— Дзень добри, друже! Пан ведь с Полякии. Ми слухали, цо ви з поляцким выговором?
— То так, есм из-под Крякова, — сразу обернулся я.
— То добрже, пан, — широко улыбнулся мне дородный глава поляцкой делегации в расшитом кунтуше. — А есм з-под Величек. Были в той земле чи нэ?
— Так, панове, — ещё раз кивнул я. — Быв малем, упадал в шахту, ну же спасли.
— Чёрне Боже. — Шестеро моих земляков перекрестились левым знамением. — Як спасся-то пан?
— Мой старий хлоп Якуб Вендрович вытягнул за гайтан. Он же и настоял, цоб я учився на полицейского.
— За то треба випить, — предложил первый, и по его знаку мне налили гранёный стакан из тайно пронесённой бутыли. Отказать я не мог, пригубив глоток тёмного крестьянского самогона. Вампиры выпили то же самое, но пополам с томатным соком.
— З яаких земель шановне панство? — Я поклонился остальным.
— З-под Маршавинска.
— З-под Черноцерковска.
— Маршавинск, Маршавинск… Это не то мисто, где есть помник злодию Сусанину?
— То так, пан, — широко приобнял меня один из вампиров. — Мий дед быв у том походе, и Сусанин его вбил!
— Он многих вбил, — сурово согласился я.
— За то теж треба випить, — вновь подняли чарки поляцкие упыри.
Отказать я опять не мог.
…Последнее, что я помню, — распахнутые в изумлении глаза пришедшей за мной Эльвиры.
На следующее утро я проснулся с больной головой. Как будто сотня мелких бесов пинала её изнутри маленькими ножками в футбольных бутсах. Я валялся на смятой кровати полностью одетый, только ботинки аккуратно стояли у кровати. Эльвиры в комнате не было. Это хорошо.
В смысле хорошо, что она не осталась стоять надо мной немым упрёком моего позора. Сержант полиции, находясь на задании, напился в первый же день и рухнул, бросив её одну на растерзание всем вампирам этой проклятой конференции! Полный провал, полный…
Но тут до моего слуха донёсся звук льющейся воды в ванной. Ага, она принимает серный душ. Боль сразу утихла. Как будто бесы тоже заинтересовались и отвлеклись на куда более интересные фантазии. Шум воды стих. Я поспешно вскочил с кровати, чтобы приветствовать её так, как будто ничего не случилось. Но «бесы» опять взялись за своё, перейдя в моей бедной голове на какое-то дикое регби без правил!
Стиснув зубы, я с удвоенной энергией выполнил пару гимнастических упражнений и сделал вид, что неспешно навожу порядок, заправляю постель. Когда она встала в дверях, пришлось обернуться. Не могу сказать, что я не ждал этого момента, наоборот, скорее жаждал затаив дыхание…
Но Эльвира не стала делать мне подарок, не заслужил, да я и сам знал это. Она вышла одетая, даже шейный платок в тон брючному костюму (весьма элегантному, кстати) не забыла повязать.
— Утро злое, — громко поздоровалась она, язвительно прищурясь.
— Злое, злое… Как ты спала?
— С твоим-то храпом? Отлично. Лучшего снотворного не придумаешь.
— Спасибо, — смутился я, это было приятно, и наконец решился спросить о том, что меня действительно мучило. — Скажи, что вчера со мной было? Прости, но я абсолютно ничего не помню. Надеюсь, хоть не запятнал честь мундира?
— Ха!
От этого задушевнейшего «ха!» мои бесы мигом улетучились, оставив меня один на один с чувством долга и стыдом.
— Ты правда не помнишь? Ну тогда тебе будет интересно. Собирайся, расскажу по пути. Думаю, мы ещё не пропустили завтрак.
Я взял чистую одежду в ванную, быстро умылся (душ приму потом), переоделся и пошёл опустив голову, как побитый пёс, за бодро цокающей каблучками журналисткой. Пока шли, Эльвира, не стесняясь ничьих ушей, громко рассказывала, что я вытворял, напившись с поляками…
Как немузыкально пел «Эва Польна нэ сгинэла!», как заставлял мурмынского упыря повторять слова гимна, или он нас не уважает?! Как на спор кидался пончиками в бармена, как мерился со всеми армрестлингом, а проигравшего заставлял пить ту самую поляцкую самогонную дрянь! Как развлекался, сбивая летучих мышей, в которых всё ещё превращаются в сумерки некоторые вампиры-традиционалисты, метким выстрелом пробки из-под шампанского! Нет, нет, не-э-эт…
— Гостей конференции! Ай-ай-ай! Как вы могли, сержант Брадзинский?! Они уже отправили жалобу в нашу… то есть мою редакцию. Меня ждёт страшный разнос от шефа по возвращении!
— Это был не я, — густо покраснел я.
— Ещё как ты! — И Эльвира демонстративно скосила глаза в сторону соседнего столика, откуда на меня угрюмо взирали два вампира с синяками вполлица. Лично я не мог понять их недовольства. У нас, поляцких чертей, считается комплиментом, когда тебе стреляют вслед. Это значит — боятся и уважают! Зачем сразу обижаться-то? Так я ей и сказал…
— У вас, может, и да. Но эти выбриттские вампиры — жуткие зануды и не понимают вашего простонародного юмора.
— Мне стоит перед ними извиниться?
— Да, и не один раз! — уверенно кивнула она.
Я сделал скорбное лицо (что было нетрудно) и, подойдя к выбриттам, коротко поклонился:
— Простите за вчерашнее, господа. Я не хотел вас оскорбить. Не учёл разницу менталитетов. Надеюсь, мы останемся друзьями и вы позволите мне угостить вас шампанск…
