Виктор Смольников - Котов
— Да, а при чем здесь лекарство?
— А при том, что все, кому колют этот укол, такие сказочные сны видят, что даже просыпаться не хочется. Да в этом ничего такого нет, хоть какой-то кайф ловить от лекарств, и то хорош! — резюмировал Печень.
Андрей не стал спорить о том, что его видения лишь результат расстроенных нервов и действия лекарств. Он настолько искренне полагал, что визуальные образы — это реальность, что даже не стал спорить об этом.
27
Наступило время послеобеденного приема лекарств. Дошла очередь и до Котова. Напротив его фамилии в журнале назначений значилась инъекция галоперидола. Как всегда, в момент введения этого лекарства у Котова начало выворачивать суставы, кроме того, вдруг начались судороги. Андрей потерял сознание и рухнул на пол процедурки. Медсестра, которой не впервой приходилось откачивать больных от действия нейролептиков, быстро сунула под нос пациенту ватку, смоченную нашатырным спиртом. Резкий запах аммиака вернул сознание Котову, но тело продолжало бить судорогами.
— На, держи таблетку, положи под язык и рассасывай ее, — подавая больному вожделенный циклодол, сказала Полина Николаевна.
Вскоре Андрей пришел в себя.
— Че ты такой нежный? — спрашивала медсестра пострадавшего. — Всего-то два кубика тебе ввела, а ты сразу на пол падать!
— А нельзя ли мне отменить это лекарство? — спросил оглушенный действием нейролептика Котов.
— Ишь чего придумал, галушка — это самое главное лекарство при твоей болезни! — отреагировала Полина Николаевна. — Хочешь отсюда побыстрей выйти?
— Конечно, хочу!
— Тогда терпи. Чем сильнее лекарство действует, тем быстрее дома окажешься.
— Дайте мне еще циклодола, — попросил Котов.
— Хватит тебе, еще привыкнешь. Вон сколько больных наркоманами стали, без циклы вообще не могут!
В отделении наступил тихий час. В голове Котова путались мысли. На автопилоте больной отвечал на замечания собратьев по несчастью. Недели на три сознание Андрея почти что отключилось. Лишь нехотя отзываясь на реплики Ильи и Леши Печеня, Котов игнорировал остальных обитателей палаты.
Карась сочувственно говорил:
— Вот, еще одного нормального пацана в овощ превратили!
Печень, обращаясь к зомбированному нейролептиками новичку, успокаивал:
— Это состояние у тебя пройдет сразу, как отменят галоперидол!
Андрею же было все равно, галоперидол так галоперидол. Лишь на боль, которую Котову доставляли болезненные инъекции, он ругался матом. Временами сознание оставляло Андрея, и он мешком падал на пол. Валяющегося на полу пациента никто не торопился поднимать, обитатели дома скорби и персонал просто перешагивали через Котова или обходили его. Когда дурнота проходила, Андрей сам, опираясь на руки, подползал к стене и уже потом с неимоверным трудом приводил себя в гвертикальное положение.
Карась как мог помогал своему приятелю, иногда делясь с ним циклодолом и чифирем. Эти допинги лишь на полчаса-час снимали заторможенность, а потом становилось еще хуже. Пустая голова, и мыслей ноль. Приезжавшие родственники уже так не радовали больного, но, спасибо им, привозили сигареты и хавку, которые в богадельне были на вес золота.
Но больше всего угнетало Андрея то, что к нему перестал приходить рыцарь Храма и его сподвижники. Что же стало с Роже, Мондидье и другими крестоносцами?
28
Близился Новый год. Засыпанные снегом чуть не по самую крышу корпуса тюремной больницы издали напоминали медвежьи берлоги. Только пар, подымавшийся над приземистым корпусом, свидетельствовал о том, что здесь живут люди. Погода свирепствовала, тридцатиградусные морозы изводили людей своей лютостью и непрерывностью. Стекла в отделении все покрылись изморозью, замысловатые фигуры из кристаллов льда плохо пропускали свет скоротечного зимнего дня и не позволяли рассмотреть то, что происходило за пределами отделения. В помещение богадельни санитары принесли мохнатую, пушистую красавицу, верхушка которой достигала потолка. Запах мороза и хвои пьяняще действовал на пациентов. Олег Фикса даже оторвал маленькую веточку и стал жадно жевать. Свои действия он комментировал так:
— В иголках вся сила и есть! Витамины сплошные, даром, что ли, елка в лесу растет? И во рту приятно, как будто тюбик зубной пасты проглотил!
— Вечно ты, Фикса, в рот всякую дрянь тащишь! А потом с очка не слезаешь и слабительное просишь! — ругалась медсестра.
Команда из нескольких психбольных под руководством Светланы Павловны стала наряжать елку. Откуда-то были принесены мишура и скромные игрушки, изображающие зверюшек. Сашка-Копыто, один из постоянно прописанных в дурдоме пациентов, занимался самой квалифицированной работой: под наблюдением санитара больной ножницами вырезал бумажные снежинки. Вскоре вся елка была усыпана делом Сашкиных рук. Но Копытов разошелся не на шутку:
— Светлана Павловна! Дайте еще бумаги, я дверь в туалет тоже хочу снежинками украсить!
— Хватит, Сашка, и так бумаги полпачки извели.
— Так я и из газет могу вырезать, такой праздник раз в году бывает!
— Ну, хорошо, бери, только не газету с программой.
Ободренный согласием медсестры Копыто развернул “Правду” и начал методично вырезать что-то невообразимое, размером в развернутую газету. Обрезки бумаги так и летели на пол, и через десять минут в руках у Сашки был лист, изрезанный различными геометрическими фигурками. Свое творение Копыто прилепил лейкопластырем на туалетную дверь и с металлом в голосе сообщил всем, что тот, кто сорвет эту суперснежинку, получит в глаз лично от него.
Из-за предновогодней суеты время, которое в больнице тянулось как густой сироп, пошло быстрее. Даже совсем заколотые нейролептиками больные о чем-то судачили и строили планы. Ровно под тридцать первое декабря Андрея вызвал к себе Игорь Николаевич. Удовлетворенно заметив, что у пациента исчез лихорадочный блеск глаз и суетливость, молодой эскулап начал беседу.
— Видите ли вы сейчас храмовников? Или, может, вы по-прежнему слышите их голоса?
— К большому сожалению, нет, — огорченно выдохнув, ответил Котов.
Игорь Николаевич довольно потер руки.
— Как вы относитесь к тому, что с вами происходило? — продолжал спрашивать врач.
— Все, что я слышал и видел, было как на самом деле, так же точно, как я вижу и слышу вас! Я даже видел крепость крестоносцев с высоты птичьего полета. То, что мне казалось, так походило на правду!
— Ну, вот, вы встали на путь выздоровления. Теперь вы уже начинаете понимать, что ваши переживания были очень похожими на правду, но не были правдой, то есть были болезненными. Сегодня я отменю вам инъекции и уменьшу дозу лекарств, надеюсь, не за горами и домашний отпуск. Кроме того, я перевожу вас из наблюдательной палаты в обычную.
“Господи, неужели? Неужели меня отпустят домой? А я-то ведь всерьез думал, что я здесь навсегда! — радостно думал Котов. — Надо Карасю сказать, может, чего ему привезти из города надо!”
— Илья, мне уколы отменили и переводят в общую палату! — восторженно сообщил Карасю Андрей.
Илья, почесав затылок, заметил:
— Везет же вольняшкам, мало того что лечение всего два месяца длится, так и из наблюдаловки быстро выводят! Единственно, что плохо в других палатах, что холодно там. Вон Колька Филин специально из общей палаты попросился в этот гадюшник, так он замерзал там.
— Это еще не все! Игорь Николаевич обещал меня скоро в домашний отпуск отправить!
— Врешь! — недоверчиво сказал Илья.
— А что мне врать? За что купил, за то и продаю.
— Во дела! А я здесь уже второй год кукую. И никто меня в домашний отпуск не отправлял. Представляешь, какая несправедливость!
— Так ты же, Илья, на принудительном лечении, а Кот просто больной, — отозвался Леша Печень. — Я вот тоже, хоть и лежу полгода, уже три раза дома был.
Илья минуты две помолчал, усваивая полученную информацию. Затем смекнув, что к чему, отозвал Котова подальше от лишних ушей для конфиденциального разговора. Зайдя в пустой туалет, Карась зашептал на ухо Андрею:
— Ты слышь, Кот, привези мне из города водки пару бутылок.
— А как я их пронесу в отделение? Меня же обыскивать будут.
— А это не твоя забота! Как привезешь, поставишь горилку в сугроб у входа, снежком так запороши, ну, чтобы не видно было.
— А что потом?
— А потом все просто. По утрам Вова, дворник из больных, выйдет на улицу снег чистить и пронесет водку в отделение, дворников здесь пока еще не обыскивают.
— А, понято.
— Это еще не все, — продолжал Карась.
— Еще чего-нибудь привезти?
— Нет. Ты к моей телке в городе зайди, напомни обо мне!
— А что мне ей сказать?
— Скажи, так, мол, и так, все у него нормально. Спроси, почему забыла обо мне. Вотри ей, чтобы обязательно приехала!
— А адрес у нее какой?
— Я тебе на бумажке напишу, но попоздней. А лучше запомни на слух. Улица Заводская, дом три, квартира пятьдесят пять. В третьем подъезде, на втором этаже. Запомнил?
