Вера Огнева - Меня зовут I-45
Похоже, теперь Аларих обращался к хирургу. Тот поддерживать разговор не рвался. Молча щелкал тумблерами на гудящем аппарате. Мигнула дюжина индикаторов; Малая заметила бусины огней.
– Сущий Тартар. Один так нажрался, что пытался оседлать статую нимфы. Чокнутый пердун…
Хирург выпрямился – тень отдалилась, на лицо вновь упал свет лампы.
– Вы ее предупреждали? – осведомился он в ответ.
– Предупреждали о чем? – переспросила Малая, чувствуя, как сердце снова ускоряет ход.
Силуэт Алариха придвинулся ближе.
– Послушай, – голос снова был ласков. – Окуляр может не прижиться, тут как повезет.
– Такие случаи уже бывали? – Малая еле шевелила языком. Похоже, укол подействовал – в рот будто смолы налили.
– Разное случается.
Железные распорки ухватили веки левого глаза и раздвинули их, до ощутимого натяжения в уголках. В стальном лотке снова что‑то лязгнуло.
– Сейчас немного пощиплет, – сказал хирург. Перед лицом пронеслась тень руки.
И Малая истошно заорала, срывая глотку.
* * *
Первый час в сознании она блевала. Оставила весь скудный завтрак в углу операционной – мозг никак не желал приспособиться. Все было таким пронзительно четким и ясным – с одной стороны. Живой глаз продолжал видеть лишь муть, и от этой разницы тошнило еще сильнее.
– Эй, эй. – Она почувствовала руки на своих плечах. – Сильно не нагибайся, кровь прильет.
Малая навела резкость на круглое, как бородатый мяч, лицо Алариха. Совсем не страшный. Бородатый, с холодными глазами и редкими рыжеватыми завитками вокруг лысины. Патриций, судя по тому, что на шее номера не было; но в спецовке рабочего. Может, раньше был номером, но свел татуировку.
– Давай, Малая, вставай.
Она кивнула и распрямилась. На одеревенелых ногах проковыляла в другой конец сумрачной комнатушки, разглядывая аппараты с блестящими боками. Осмотрела щипцы и похожие на спирали насадки для машин. Несколько полупрозрачных боксов с чипами размером с ноготь. Металлический стол, на котором извивалась совсем недавно. Впервые она видела, а не догадывалась.
Открывшееся стерильное царство ее бы даже порадовало – приятно знать, что тебя оперировали в чистоте. Но в мякоть мозга словно сверло вворачивали. Медленно, с расстановкой. Малая подавила зазорное желание попросить еще инъекцию обезболивающего. Или крепкой настойки. Чего угодно, что могло дать ей отдых хотя бы на пару часов.
Времени на отдых не было. У Энцо времени не было.
Она оперлась обеими руками на какой‑то аппарат, пережидая боль. По экрану у ее пальцев в два ряда бежали символы – как зеленые муравьи.
Очередной приступ едва не ослепил. Малая зашипела, сжала кулаки.
Зеленые столбцы вдруг смешались. Экран потух. Из решетки на боковой стенке аппарата потянулся дым, запахло паленым. Малая сглотнула и торопливо сдвинулась от него подальше. Только и умела, что ломать.
Рядом что‑то мелькнуло. Она вздрогнула и обернулась. Зеркало, всего лишь зеркало. А в нем тощая девчонка с бледным, будто выпачканным мелом лицом. Губы кривятся. На шее и бандаже на груди темнеют засохшие потеки крови.
Новый глаз подмигнул зеленым огоньком. Круглая линза, вокруг которой серебрилась пластина из легкого сплава. Она закрывала глазницу полностью, от брови до скулы; тянулась через висок до линии роста волос.
– Теперь один глаз у меня зеленый, – тихо сказала Малая.
– А также ударопрочный, водонепроницаемый, жаро– и морозоустойчивый. Имперский, с повышенной кратностью увеличения. Таких окуляров в канализации не найдешь.
Аларих говорил, как заправский продавец из телевизионной рекламы.
– Что, если я все‑таки выведу его из строя?
Он фыркнул:
– А ты как думаешь? Останешься без глаза.
Хирург вытряхнул лоток в раковину, встроенную за лазерным аппаратом, ополоснул сталь. По кипенно‑белым стенкам раковины побежали розовые потеки.
Вновь подступила тошнота. Малая отвернулась к зеркалу и странной девушке в отражении.
– И что теперь?
Губы девушки шевельнулись в такт словам.
«Пандора»
Уровни Четвертой курии накрыла ночь. Прожектора золотили толстые ноги жилых колонн. Россыпь окон на их бетонных стенах. Шоссейные полосы и улицы, что сплетались в лабиринт далеко внизу.
Машина летела по дуге развязки, как сигнал по кабелю. Молчаливый водитель с номером на затылке не отрывал злых впалых глаз от дороги. Изредка прикусывал колечко серьги в губе. Аларих сидел на заднем сиденье рядом с Малой. Походил на старейшину из Сената: в белой тоге, уложенной складками на левом плече, с красной тесьмой на вырезе туники, с перстнем на пальце. Печатка перстня вспыхивала, как датчик движения в укрытии «Псов Свободы».
Самой Малой выдали костюм из плотного тягучего материала. Он лег на тело черной кожей, облепил так плотно, что было тяжело дышать. Фигура стала походить на стилет, какой носил за поясом помощник Алариха. По бокам светились линии усилителей. Если светится, значит, броня активирована, сказал ей один из «псов». Нажал на какую‑то кнопку у основания шеи, и костюм сел по телу. Дышать стало легче. Волосы он велел стянуть в пучок. После долгих бесплодных попыток скрутить что‑то на затылке Малая просто завязала их в хвост. Замазала синяки, полученные от Егеря, – не прошли даже за неделю.
«Что мне нужно сделать?» – Она спрашивала много раз, но в ответ получала лишь одно: «Узнаешь на месте. Тебе скажут».
В общем‑то, Малая была не в том положении, чтобы требовать ответы.
Она следила за движениями рук водителя и непонятными сообщениями, которые вспыхивали на бортовой панели. Не успевала их разобрать – пока еще читала медленно, несмотря на то, что каждый день превозмогала боль и сидела за обучающей программой. Хотела узнать как можно больше и в кратчайшие сроки. И больше не собиралась верить кому‑либо на слово. Лучше все знать самой.
Малая придвинулась к окну, заглянула в пропасть между лентами автострад. Все было таким… четким и реальным. Красивым, но слишком ярким. За прозрачными стенами зданий ходили люди, совсем как рыбы в многослойных аквариумах. Мелькали лаконично обставленные квартиры – такие Малая видела все по тому же телевизору. Над дорогой жужжали полосатые дроны. С помощью нового глаза можно было разглядеть даже линзы камер на их корпусах.
Она тронула теплую биометаллическую пластину на виске и вздрогнула от вспышки боли. Наверное, недели отдыха после имплантации было маловато. Следовало соблюдать постельный режим или что‑то в этом духе, но для отдыха и щадящего режима времени не осталось.
У Энцо времени не осталось.
* * *
Театр «Пандора» славился на всю планету – так сказал Аларих. По стенам бежали яркие афиши – огромные, размером с пару шаттлов каждая. Шпиль впивался в небо и мигал маячком для идущих на снижение челноков. Вокруг крутилось кольцо рекламы. Много знаков, что‑то о легионерах и их здоровье. Следом выплыло изображение загорелого мужчины с окуляром на лице. Он взирал на прохожих с легким презрением, выпячивал квадратную челюсть. Как Малая успела понять, именно такие считались в империи эталоном красоты. И на таком окуляр смотрелся куда лучше.
Гости «Пандоры», лучшие и богатейшие патриции планеты заходили через главный вход. Консулы, понтифики, фециалы, дельцы и торговцы оружием; холеные, со сдержанными улыбками на лицах. Вылезали из машин, которые больше походили на шаттлы, поднимались по широкой лестнице под пение хора из динамиков над портиком. По очереди проскальзывали через раздвижные двери, подставляли чипы под лучи считывающих устройств, а перстни – такие же, как на пальце Алариха, – прикладывали к экранам перед арками сканеров. Затем проходили досмотр и сдавали имевшееся оружие.
Малая еле выдержала в скопившейся очереди; переминалась на месте, а голова невыносимо раскалывалась. Хотелось заорать. Растолкать стоящих впереди людей и выбраться наконец из душного прохода. Аларих искоса поглядывал на нее, но молчал. Она проследовала за ним по «белому» коридору сканеров, стараясь не наступать ему на пятки, поднялась на лифте и попала прямиком на небеса.
Главный зал театра располагался на последнем этаже. Казался бесконечным. Наверху, за прозрачным куполом, перемигивалось ночное небо. Стоял жаркий сумрак, лучи света ползли вверх по колоннам. Играла музыка, томная, с глубокими басами, которые отзывались в животе. Кругом беседовали важные патриции, все как один в белых тогах. По стенам и потолку бежали изображения машин, танцующих женщин и обнаженных мальчиков – все сливалось в пульсирующий тошнотворный поток информации, который ошеломлял и тут же застывал в памяти.
Малая раскрыла рот и замерла как вкопанная. Горло цепко схватил спазм. О боги, да куда она попала? Она не хотела, просто не могла идти дальше.
