Вадим Панов - Хаосовершенство
Объяснить жесткую позицию простым желанием заполучить новую энергию нельзя. Верхолазы, даже пребывающие в панике от действий Сорок Два, не потеряли способность думать и анализировать ситуацию. Штурм Станции, даже его угроза — это открытый вызов Анклавам, и для таких действий должна быть веская причина.
— Если я правильно понял, то вывод такой: победили паникеры, — объяснил Моратти. — Завеса тайны, которая окутывает строительство, заставляет государства нервничать, они боятся, что Мертв… что Кауфман создает глобальное оружие.
— Чушь!
— В свое время мы тоже так думали, — кисло заметил Бернстайн.
— До тех пор, пока наши эксперты не провели детальный анализ.
— У государств нет столь же умных ребят, какие есть у нас.
— Но ведь мы делились с ними результатами расчетов.
— Они не обязаны нам верить. Доусон жестко посмотрел на Моратти:
— Что мы можем?
— Ничего.
Нечасто собравшиеся в «Эдельвейсе» толстосумы слышали столь категорический ответ. Ничего? Это они-то ничего не могут?!
— А если подумать?
— Если подумать, то даже меньше, чем ничего, — мрачно продолжил Ник. — Мы не в состоянии вести войну, наше положение обусловлено научным, а главное — экономическим превосходством над государствами. Мы контролировали экономику планеты, но сейчас Сорок Два сводит это преимущество на нет.
— Нас лихорадит, — буркнул Ван Перси.
— Называй вещи своими именами, дружище, — мы в кризисе, — зло усмехнулся Бернстайн.
— И политиканы решили вывернуть нам руки.
— Или добить.
— Ник прав: сейчас мы не сможем засунуть их в экономическую задницу по той простой причине, что сами в ней сидим.
— Можем.
— Но потеряем до черта.
— Больше, чем на Станции?
Моратти понимал — верхолазы считают, проводят предварительный анализ, пытаясь понять, что им выгоднее.
Хитрые москвичи добились того, что в Станцию вложились все независимые корпорации. Все планировали урвать жирный кусок, а многие выдали «Науком» и дополнительные займы, исчислявшиеся миллиардами юаней. Теперь же властители транснациональных монстров пытались сообразить, при каком развитии событий они потеряют больше.
— Это вопрос переговоров, — хмыкнул Хаммер. — Мы, конечно, в кризисе, но если поднатужимся, то сумеем обрушить тот клубок противоречий, который все называют мировой экономикой. Правительства не могут это не понимать.
— Хочешь сказать, что у нас есть козыри?
— Лечь под государства мы всегда успеем. Вопрос в другом: если их пугает Мертвый в роли царя горы, необходимо развеять эти сомнения.
— Провести экскурсию по Станции?
— И детально объяснить ее устройство.
— Ты веришь Мертвому?
— Я вынужден верить, поскольку серьезно вложился в строительство.
— С чем тебя и поздравляю.
— Ты, насколько я помню, тоже не остался в стороне.
— Парни, парни, вы спорите не о том. Нам нужна концепция.
— И встреча с политиканами. Нужно выбрать переговорщиков и вправить этим придуркам мозги.
— Будем защищать Мертвого?
— Свои инвестиции.
— И свое будущее.
— Что ты имеешь в виду?
— Если мы прогнемся сейчас… Подчеркиваю, — Хаммер поднял вверх указательный палец, — если мы прогнемся именно сейчас, под давлением силы, это станет концом Анклавов. Через полгода в совет директоров каждой корпорации войдут представители государственных фондов.
«Он встречался с Мертвым? — подумал Ник. — Или же всё настолько очевидно?»
— Это еще почему? — осведомился Пилле.
— Потому что глупо не взять то, что можно взять, — объяснил американец. — И не надувай губы, старина, ты на их месте поступил бы точно так же. — Он с улыбкой оглядел коллег-верхолазов. — Каждый из нас поступил бы так, парни. И мы всегда так поступаем: давим, а если поддается, забираем. Кто-нибудь хочет поспорить?
Желающих не нашлось.
— Или мы держимся, или нас съедают. Сейчас нелегкие времена, парни, но это не повод сдаваться. Совсем наоборот: это повод драться.
— Если они разбомбят Станцию, у нас не будет ничего.
— Мы должны донести до них мысль, что у всех ничего не будет. Что мы пойдем до конца.
— На что ты надеешься? — поинтересовался Кой-ман.
— На космос, — коротко и веско ответил Хаммер. — Кауфман сукин сын и подонок, но у него есть козырной туз — энергия, которая откроет нам путь наверх. Мы грызем друг друга за остатки ресурсов, а там, за пределами шарика, скрыты такие сокровища, что мы не в состоянии даже осознать их капитализацию. Там наше будущее, парни. Там наша прибыль. Там наша власть. И государства, поверьте мне на слово, это прекрасно понимают. Они не боятся глобальной пушки, они не хотят отдавать нам космос. Потому что, как только мы туда выйдем, эра государств закончится.
— Останутся только Анклавы?
— Корпорации, мои дорогие друзья и конкуренты, — уверенно заявил американец. — Останемся только мы с вами.
Моратти улыбнулся, но в его душе пылал яростный вулкан. Президент СБА рассчитывал, что напуганные верхолазы помогут ему надавить на Кауфмана, прислушаются к его доводам, которые… которые он даже не успел изложить. Проклятый Хаммер, который не раз и не два доказывал, что ненавидит русских, спутал все карты. Взял и поддержал Кауфмана.
— Так что же нам делать? — негромко спросил Ван Перси.
Остальные верхолазы молча смотрели на американца. Они догадывались, что услышат в ответ, но хотели услышать. Слово должно быть произнесено.
— Драться, парни, драться.
— А если проиграем?
— Как я уже говорил, лечь под государства мы всегда успеем, — хладнокровно ответил Хаммер. — Койка для нас готова, как только согласимся, мигом в нее уложат. — Он с усмешкой посмотрел на Моратти: — Распорядись насчет следующей перемены блюд, Ник. Нам нужно обсудить решение, которое мы только что приняли.
* * *
Территория: нейтральные воды. Баренцево море. Авианосец «Зенг Хе».
Нет ничего лучше утренней прогулки на свежем воздухе
— Море спокойное, товарищ адмирал, — доложил капитан Ли. — Под утро волнение достигало четырех баллов, но сейчас не превышает двух.
Фраза прозвучала хоть и вежливо, но не по форме, однако замечание капитану «Зенга Хе» Бодуань делать не стал. Ли был сыном его старого друга, вырос на глазах адмирала, а потому имел право на некоторые вольности. В разумных пределах, разумеется. Не будь капитан блестящим офицером, адмирал ни за что не добился бы его назначения на флагманский корабль своей эскадры.
— Как соседи?
— Стоят, как договорились.
— Посмотрим.
На огромном тактическом мониторе отображалось положение всех эскадр в режиме реального времени. В случае необходимости Бодуань мог переключиться на обзорный режим и получить картинку либо с дирижабля, либо со спутника, посмотреть на каждый корабль сверху с превосходным разрешением, позволяющим даже понять, насколько хорошо вымыты палубы, но… Но вместо этого адмирал поднял воротник тужурки, поправил фуражку, взял бинокль и вышел на открытую, продуваемую злым северным ветром часть мостика.
«Ты должен все видеть своими глазами», — наставлял когда-то Бодуаня старый капитан Ван, и адмирал чтил слова учителя.
Электронная карта — это хорошо, спутниковая разведка — замечательно, тактические компьютеры, обрабатывающие колоссальные потоки информации, — великолепно, однако настоящий командир не имеет права полагаться лишь на безликие доклады. Настоящий командир обязан впитывать диспозицию в себя, чуять ее кожей, отчетливо понимать, куда, в случае необходимости, будут стрелять его люди.
— Дистанция соблюдается точно, — произнес последовавший за Бодуанем Ли.
Впрочем, мог бы и не уточнять.
Командующие собравшихся в Баренцевом море эскадр сразу договорились насчет дислокации, определились с границами зон и строго их соблюдали. А также в обязательном порядке предупреждали друг друга о прибытии вспомогательных судов. Когда на пятачке радиусом в двенадцать миль дрейфуют несколько десятков кораблей, напичканных оружием, как хлопушка конфетти, вежливость становится ключевым условием сосуществования.
— Европейцы до сих пор не увели последнюю подлодку, — доложил капитан. — Хотя еще вчера сообщили, что снимают ее с дежурства.
— Не увели и не увели, — пожал плечами адмирал, поднося к глазам бинокль. — В конце концов, это их дело.
Европейцы, то есть Вторая эскадра Северного флота под командованием вице-адмирала Мохаммеда Назири, дрейфовали к востоку от эскадры Бодуаня. Два авианосца, два вертолетоносца, четыре атомных ракетных крейсера, куча кораблей сопровождения и даже ледокол, неизвестно зачем взятый арабами в поход, — самый многочисленный отряд из пришедших в Баренцево море. Близость континента позволяла европейцам вести себя как дома.