Пол Уиткавер - Вслед кувырком
— Я подам петицию о переназначении.
— Тебе его не дадут. Личный спор — не основание.
— Тогда я буду действовать через их головы, обращусь прямо к Шансу. У меня такое право есть.
— Да, метнуть кости ты можешь. Но помнишь, какое наказание за проигрыш?
Каждый свободный мьют имеет право обжаловать решение Совета метанием двух двадцатигранных костей. Святые Метатели предоставляют кости и свидетельствуют апелляцию. Успешный бросок костей отменяет решение Совета. Но цена неудачи может быть суровой — от срока принудительных работ до вечного изгнания.
— Посмотри на вещи трезво, Чеглок, — говорит Халцедон, выпустив наконец его руку. — Тебе от нас деваться некуда. И Полярис не такая уж плохая — для тельпицы. Просто ты не с той ноги встал.
— А кто в этом виноват? — спрашивает он. — Я ей не доверяю, да и тебе тоже. Только глупец отдаст свою жизнь в руки тем, кому не доверяет. Я скорее заявлю об отказе, чем шаг сделаю из Врат Паломника в составе этой пентады.
— Тебе решать. Но ты действительно хочешь, чтобы в твоем личном деле была такая запись? Прежде всего, тебе снова придется пройти Испытание, и я слыхал, что к отказникам экзаменаторы особенно суровы. Но допустим, ты его пройдешь и будешь назначен в новую пентаду — как ты думаешь, другие мьюты не будут знать твоей истории? И кто-нибудь когда-нибудь поверит отказнику? Ты бы поверил?
— Когда я объясню…
— Не ври сам себе: никакой разницы не будет. Святые Метатели тебя тут же на карандаш возьмут как потенциального отступника от веры, не говоря уже… сам знаешь, о чем. — Считалось, что лишний раз помянуть Факультет Невидимых — значит накликать беду. — А еще, — продолжал Халцедон, — подумай о других. Ладно, у тебя нет теплых чувств ко мне и к Полярис, но что тебе плохого сделали Феникс и Моряна? Их за что наказывать?
— Я никого не наказываю.
— Сомневаюсь, что Моряна с тобой согласится. Как она сказала? «Каждое действие начинается с эгоистического интереса».
— И это ты мне читаешь нотации насчет эгоистического интереса! Ты мог нас избавить от кучи хлопот, просто открыв рот, когда Полярис меня послала в другую сторону.
— Знаю, и можешь мне поверить, сожалею об этом.
— Ты трус! — говорит Чеглок.
К его удивлению, шахт кивает бесформенной головой.
— Да, в некоторых отношениях, думаю, я такой. Но вопрос вот в чем: а ты?
— Я — потерпевшая сторона!
— Это не ответ, это увертка.
Ни слова больше не говоря, Халцедон поворачивается и уходит в общий зал.
Чеглок смотрит ему вслед, а потом — раньше, чем Дербник, или Кобчик, или, упаси Шанс, Голубь — успевают его здесь найти, выбегает из дверей гостиницы.
На этот раз он сворачивает налево, а не направо, и память его не подводит. Меньше чем через двадцать минут он выходит на площадь Паломников. Она почти пустынна, хотя всего несколько часов назад была забита, кишела паломниками, их родственниками и друзьями, собравшимися перед массивными дубовыми дверями Врат Паломника. Он так хотел быть в этой толпе, смотреть на парад Святых Метателей из большого казино под кипящий ритм барабанов из кожи нормалов, на длинные ленты цветной бумаги, где записаны назначения пентад, развевающиеся за спиной яркими вымпелами. Он месяцами — да что там, годами мечтал о том, как вознесет свой голос в национальном гимне когда жрецы станут резать вымпелы на короткие ленты по пять имен каждое и прибивать их к дверям.
Все еще не знаю, чего я ждал.
Время сходило с ума, миллион мертвецов на улицах…[8]
Сколько раз предвкушал он момент, когда Святые Метатели отступят от ворот, когда гимн подойдет к завершению, и последние ноты утонут в криках радости и оглушительном барабанном бое, а он вместе с другими бросится вперед — искать каждый свое имя. Но этот одинокий миг перед дверями — разве хуже тех мечтаний только потому, что он иной? Зато он — настоящий. Его, Чеглока, отсутствие в толпе было своего рода присутствием в умах тех, кому его здесь не хватало, как присутствие утренней исчезнувшей толпы ощущается им сейчас в нищете ее отсутствия. Тишина и покой площади, нарушаемые лишь бессмысленным далеким лаем какой-то собаки, стуком колес по булыжной мостовой где-то поодаль да воркованием голубей, разыскивающих крошки на мостовой. Сверкающие цветные ленты бумаги шелестят на дверях, словно трепещущие крылья бабочек на булавках.
Чеглок чувствует, как шевелятся перья гребня, по нервам пробегает дрожь, будто он забрел во внешние энергии антеховского прибора или стоит, открытый электронному глазу вирта… а последнее, вдруг понимает он, на самом деле так, потому что у каждых ворот города есть невидимый страж, наблюдатель, включенный в Сеть Коллегией Виртуального Разума.
Он подходит поискать собственное имя. Должно быть не менее двухсот лент, закрепленных на дверях, то есть тысяча или больше имен. Каждая лента, кроме списка из пяти членов пентады, содержит дату и время отбытия, начиная с раннего утра завтра и дальше круглые сутки пять дней подряд, пока все паломники не уйдут из Мутатис-Мутандис.
Поскольку псионические силы, свойственные каждой из пяти рас, развиваются причудливо: у кого медленно, с перерывами, понемногу, а у кого сразу и без предупреждения, процесс их освоения идет неспешно, с трудом и насыщен опасностями. Бывают несчастные случаи, травмы, смерть. Когда начинают дрожать под ногами Фезерстонские горы, эйры взлетают в воздух, проклиная неуклюжесть юных шахтов, — и точно так же, когда налетает ураган или на землю опускается смерч, ругают юных эйров. Ответственность за наводнения и цунами ложится на перепончатые лапы руслов, салмандеров честят на все корки за сгоревшие леса и вырвавшийся из домашних очагов огонь. А тельпы — эти отвечают за любое мрачное настроение, каприз, да за все, потому что на игровой площадке разума все возможно.
Поэтому молодежь всех пяти рас подрастает среди представителей своего вида. Но как же укрощают они свои силы, чтобы взрослые мьюты объединялись в Содружество? Как исправить зло вынужденной сегрегации?
В возрасте семнадцати лет мьюты со всего Содружества призываются на Площадки Испытания в Мутатис-Мутандис, чтобы продемонстрировать владение своим псионическим искусством. Испытание — трехдневная экзаменационная сессия, настолько ментально и физически тяжелая, что редко когда ее проходят с первой — и даже со второй — попытки больше половины соискателей. Хотя Испытания проводятся раз в квартал, соискателям разрешается проходить их не чаще двух раз в год, всего десять раз. У некоторых на это уходят годы, а немногим несчастным вообще не удается его пройти. У провалившегося в десятый и последний раз соискателя есть три возможности, определяемые броском двадцатигранной кости: служба, жертва или изгнание. Естественно, тех, кому выпало изгнание, сперва стерилизуют, потому что генетический дефект, помешавший им овладеть своей псионической силой, каков бы он ни был, не должен распространяться, ослабляя пять рас. Изгнанников высылают через Врата Скорби, которые открываются на длинную прямую дорогу прямо в Пустыню, между северной и западной границей Содружества. Слуги (не путать с рабами: те — исключительно нормалы) придаются Святым Метателям для помощи нуждающимся семьям или работы в правительственных учреждениях: в больницах, на фабриках и фермах, в школах, в разных родах войск, на факультетах Коллегии Виртуального Разума, в родильных отделениях, инсеминариях. Слуги пользуются высочайшим уважением, их работу принимают почтительно, с благодарностью, как жертву, предложенную Шансу, дабы склонить его к благу Содружества, как будто вместо возлияния крови — которую им запрещено отдавать, ибо их неспособность пройти Испытание есть доказательство испорченности крови, — они совершают возлияние собственной жизни в медленном и непрестанном кровотечении часов, дней, лет, пока ничего от них не останется. А тех, кому кости выпадут на жертву, тоже почитают служением не менее важным, хотя и более быстрым: посланные в инсеминарии, они служат подопытными кроликами в опытах Святых Метателей, помогая проверить, не оказывают ли вредного воздействия на мьютов новые штаммы разумных вирусов, разработанных против нормалов. Еще они помогают в поисках мифического вируса, который, по предсказаниям Метателей, когда-нибудь вызовет Второе Становление, следующую фазу эволюции мьютов, в которой мьюты получат силы куда более мощные, чем теперь, — силы, которые позволят сокрушить армии Плюрибуса Унума и навсегда истребить нормалов.
Успешные соискатели, называемые паломниками, назначаются в пентады, составленные из представителей всех рас. Пентады уходят в Пустыню, неукрощенную глушь, где зияют незалеченные раны Вирусных Войн, где нормалы, изгнанники, одичавшие мьюты и много всяких тварей куда хуже блуждают по изуродованной местности, прячутся в городах эпохи до Становления, таких огромных, что Многогранный Город рядом с ними карлик. Самый большой из них — Голодный Город, расположенный посередине между Содружеством и страной нормалов. Пентады совершают паломничество в Голодный Город случайно выбранными путями, которых следует держаться как можно вернее. Из этих путей одни ведут прямо в город, другие петляют. Бывает, что паломничество совершается всего за шесть месяцев, хотя обычно путешествие в Голодный Город и обратно занимает не менее года, а зачастую и дольше. Пустыня не прощает ошибок, как и сам Голодный Город и города поменьше, которые приходится миновать по дороге. Часто пентады возвращаются не в полном составе, а иные не возвращаются вовсе. Но у тех, кто вернется, годы расовых предрассудков и неприязни плавятся в тигле совместно пережитых опасностей и трудностей, триумфов и трагедий, и личности всех пяти рас выковываются в товарищество — и самодостаточное, и являющееся частью большего целого, как пальцы и кисть, кисть и рука, рука и тело. Так поколение за поколением сплетаются народы и расы Содружества.
