Александр Тюрин - Генерал Зима
На склоне слякоть и грязь уже сменились льдом и снегом. Следом за моим танком двигались… скорее всего, бойцы расконсервированного воинства, все увеличиваясь в числе. Они возникали из каких-то нор и передвигались, в основном, на своих снегоступах, хотя некоторые на «крокодилах». Из-под шлемов картинно свисали длинные пряди и космы (чай, волосня не забывала расти во время «консервации»). Картинка, достойная какого-нибудь исторического романа. Хотя «крокодилов» в ополчении Минина и Пожарского, наверное, не было. А вот снегоступы сто процентов были. Впрочем, оптический камуфляж превращал воинов в снежных демонов из фэнтези невысокого пошиба…
Я «надавил» на виртуальный рычаг тормоза. Прямо по курсу лежало тело пискипера. Судя по комбинезону это был пилот вертолета — прокопченный ротор валялся метрах в тридцати. Я задал увеличение камерам нижней полусферы — забрало шлема у пилота треснуло, из-под него натекла на грудь кровь, уже впитанная кристалликами снега. Однако не было понятно, убило ли человека падение или что-то другое.
— Поехали-поехали, этот уже отмучился, иначе бы пришлось его пристрелить, — заторопил Ласточкин.
Пискипер вдруг сплюнул — изо рта вытекло воды с полстакана. И грудь его дрогнула. Дышит, живой? Теперь Ласточкин его пристрелит. Грудь пискипера дрогнула еще раз, гораздо сильнее, а потом ткань комбинезона вдруг напряглась, натянулась. Я, даже сидя в машине, отшатнулся как добропорядочная матрона при виде привидения. Дальше больше. Комбинезон пискипера лопнул и в прореху вышел ледяной сталактит, острый ледяной кол, подкрашенный розовым. Комбез продолжал трещать. Лед захватывал тело солдата, разрывая все покровы. Ледяное острие вышло через рот пискипера; потом, выдавив глаза, посыпался снег через глазницы.
— Внутри него мертвая вода, — сказал майор Бреговский. — И как она себя поведет, только ей и известно. После того, как мы проснулись, она убила у нас лишь одного человека — переводчика, который долго жил в Америке, но мы видели, как она разорвала на куски несколько канадских парашютистов. Их не жалко, но смотреть противно.
7. Орки на тропе войны
— Снежные зомби захватывают дистрикт Джугра, — весело зачитывал лейтенант Ласточкин центральную газету Jugra Times, случайно попавшую в его руки-грабли. — Орки-коммунисты воссоздают красный ледяной мордор. Ожившие твари хозяйничают в мертвом ёрнике, сплошь затянутом туманом и покрытом снегом. Люди это или не люди? Зона зимы — это погодная аномалия или результат применения климатического оружия? Аномальная зима убивает нормальных граждан нашего открытого свободного общества, как дикий зверь. Серьезнейшая угроза демократии, впервые за последние пять лет… М-да, сдается мне, сдрейфили они.
Лейтенант откусил кусок «чьюинг-пейпер» и тут же выплюнул. Сразу видно, что человек не привык к такой, с позволения сказать, еде.
А может эти бравые вояки и в самом деле «орки» и «ледяные зомби»? Неужто они просто так пролежали в маринаде целых пять лет? Прямых ответов они не дают, отвечая вопросом на вопрос, совсем как одесситы. Хотя одессит у них только командир — майор Леня Бреговский. Они признают, что пять лет назад их законсервировали. Бойцы говорят, что не видели, как их уложили в братские псевдомогилы, но тут им можно поверить. Не видели они и процессы расконсервации, когда кто-то должен был этих «спящих царевен», так сказать, поцеловать. Тоже дело непростое. Вон китайский император Цинь Шихуанди две тысячи лет назад превратил свою армию в терракотовые изваяния, но спустя много веков не нашлось ни одного могучего колдуна, который смог бы их оживить.
Впрочем, майор Бреговский, он тут самый образованный, объяснил, что не все так примитивно.
Пять лет назад каждому спецназовцу влили внутрь коллодиевый раствор из нанороботов, наносерверов, нанотрансиверов, наноассемберов, нанодеструкторов, наноампул. Эти «внутренние войска» и занимались консервацией: перекрестным связыванием неустойчивых протеины, добавлением в кровь антифризов, вводом в клетки нужных веществ и расщеплением веществ ненужных. Им помогали «наружние войска» — машины размером побольше, которые закрывали место консервации грунтом и дерном, обеспечивали подачу воздуха (eго хоть и немного, но нужно), следили за внешними воздействиями, а через пять лет снимали грунт, и давали команду на начало пробуждения внутренним наноустройствам. Но даже умник Бреговский не мог ответить на простой вопрос, как была запрограммирована дата расконсервации? Было ли зарнее установлено время на будильнике, или сигналом послужило что-то экстраординарное, вроде нынешней погодной аномалии…
В палатку вошел сержант, принеся вместе с собой наружный туман.
— Там опять люди пришли. На топталовке стоят. Надо как-то размещать.
Люди, какие там люди? Очередная порция бомжей и доходяг. Неделю всего я живу у «ледяных орков» — а они мне уже дело нашли, принимать новых людей в партизаны, составлять третье ополчение. Третье, если считать с начала, после того, что создали рязанский дворянин Прокопий Ляпунов и князь Дмитрий Пожарский.
Я натянул снегоступы — верхнюю одежду надевать не пришлось (я ее никогда и не снимал) и направился на «дворцовую площадь» — это такой пятачок между трех засохших кустиков.
Там уже топтался десяток «беженцев в зиму», стояли и покашливали-почихивали, только что сержант с медицинскими нашивками проанализировал у них сопли в носу. У замаскированных амрашей сопли должны были засветиться зеленым светом; так отражают лазерный луч особые антигены, которые есть у тех, кто проходил генную терапию для борьбы с инфекционными болезнями. Но такие «протерапированные» до нас еще ни разу не доходили, может быть, снег убивал их по дороге. Лично я в «зоне зимы» сразу загрипповал, башка болела, гайморовы пазухи и всё такое. А потом перестал считываться мой ID-чип, нет худа без добра…
При виде пополнения я изобразил кривую улыбку.
— Поздравляю со вступлением в ополчение. Каждый вновь прибывший будет обеспечен питанием и крышей над головой.
Ну, вру. Частично вру. «Крыша над головой» — это слишком сильно сказано. Позавчера мы заняли коттеджный поселок, если точнее мы вошли туда, когда его захватил чудо-снег. Но вчера пришлось уйти из коттеджного поселка, сразу после этого враги отбомбились по нему с орбитальной платформы урановыми стержнями — сильное зрелище даже на расстоянии. Стоит дом и вдруг обращается в облако пыли. Теперь на ближайшую перспективу нам улыбается только нора в снегу, по сравнению с которой эскимосское иглу покажется пятизвездочным отелем.
Подошел Ласточкин — лицо уже не такое безмятежное, как при чтении газетки.
— Через полчаса у нас будут «гости», сенсоры засекли передвижение команды рейнджеров.
И уже десять минут народ снегурочек и снегуров был готов к перекочевке — все на снегоступах, в том числе бабы с младенцами, прибинтованными к их спинам. Младенцы были запеленуты в обрывки «универсальной зимней плащ-палатки» из умной саморазогревающейся ткани, которая впитывала мочу и закусывала какашкой. Бабы были хоть и тощие, но жилистые.
Вояки тащили свое оружие и ящики с боеприпасами. Бывшие бомжи упорно несли поддоны, на которых продолжала тихо плодиться еда — грибы и улитки с китайских трансгенных фабрик. Бывшие трудные подростки несли бидоны и обрезки труб, куда были запаяны коллодиевые и гелевые матсборщики. Бывшие проститутки (дешевые, с пригородных трасс) несли в заплечных узлах младенцев, прижитых неизвестно от кого, а то и вовсе «суррогатных». На фоне молодцов-спецназовцев, высоких и крепких, гражданские выглядели низенькими — полтора метра с кепкой, вес «без говна» пятьдесят кило. Часть бойцов перемещалась на «крокодилах», патрулируя окрестности.
Мне показалось, что больше всего маневры нашего ополчения напоминают переселение муравьев, каких-нибудь южноамериканских муравьев-листорезов.
Ополчение тянулось серой змейкой по склону холма к мертвому березняку. Плесень не сожрала его дотла, лишь изгрызла и мумифицировала. Снег и изморозь густо облепили каждую веточку и сучок. Быстро темнело, я опустил подаренные Ласточкиным очки.
В зеленом мире тепловизора не было ничего кроме теней и оттенков. Он напоминал картину художника- абстракциониста, повернутого на одном цвете. Я вскоре различать предметы и первое время просто держался за спиной Ласточкина.
Где-то спустя пару километров перекочевки, напоминающей марш-бросок, мне показалось, что еще немного и я сдохну. Как только движутся бывшие бомжи и бабы с младенцами? Лично мне любой спорт противопоказан. Вместо широкой спины Ласточкина впереди теперь маячила тщедушная спина какого-то бомжа. Вещмешок казался надгробным памятником, трехкилограммовая винтовка была тяжелой как полковой миномет. В отчаянии я прибавил скорость. Сперва перегрузка обрушилась на меня, как двадцать сумоистов, но я прорвал ее.
