Уильям Гибсон - Нейромант
— Ларри, ты как, в себе?
Молли встала прямо перед его носом. Глаза парня сфокусировались. Он сел на стул и грязным ногтем выковырял из заушного разъема ярко–красную «занозу».
— Привет, Ларри.
— А, Молли. — Он кивнул.
У меня есть работенка кое для кого из твоих друзей.
Парень вынул из кармана красной спортивной рубашки плоскую пластмассовую коробочку, щелкнул крышкой и добавил свой микрософт к дюжине уже лежавших там. Затем, после недолгого колебания, он выбрал блестящий черный чип, чуть подлиннее остальных, и уверенным движением вставил его в заушное гнездо. Глаза его сузились.
— У тебя «наездник», Молли, — сказал он. — Ларри это не нравится.
— Эй, — улыбнулась Молли, — я и не знала, что ты теперь такой… чувствительный. Нет слов. Дорогое ведь удовольствие.
— Я с вами знаком, леди? — Глаза парня вновь опустели. — Вы ищете какую–нибудь программу?
— Мне нужны Дикие.
Ты пришла не одна, Молли. Мне об этом говорит она. — Он постучал по черной «занозе». — Кто–то еще смотрит твоими глазами.
— Это мой партнер.
— Скажи своему партнеру, пусть проваливает.
— У меня есть кое–что для Диких Котов.
— Не понимаю, о чем это вы, леди?
— Кейс, давай отключайся, — сказала Молли; он щелкнул переключателем и немедленно вернулся в матрицу. Но еще несколько секунд образ торгового комплекса оставался перед глазами, отвлекая от звенящей тишины киберпространства.
— Дикие Коты. — Кейс подал команду «Хосаке» и снял с головы дерматроды. — Составь обзор минут на пять.
— Готово, — ответил компьютер.
Это название Кейс раньше не слышал. Какая–то новая банда; возникла, пока он был в Тибе. Среди молодежи Муравейника увлечения распространялись со скоростью света, целая субкультура могла возникнуть буквально за ночь, просуществовать пару месяцев и сгинуть без следа.
— Запускай, — приказал Кейс.
«Хосака» уже просмотрела всю информацию, полученную из библиотек, журналов, от информационных служб.
Обзор начался с цветного стоп–кадра, который Кейс вначале принял за коллаж: будто вырезанное из одной фотографии мальчишеское лицо наклеили на другую — испещренной каракулями стены. Монгольский разрез темных глаз, судя по всему — приобретенный искусственно, в результате хирургической операции, на бледных щеках — обильная россыпь угрей. Затем мальчишка стал двигаться со зловещей грацией мима, который изображает крадущегося в джунглях хищника. Тело почти сливалось со стеной, так как по обтягивающему комбинезону струились цветные пятна и линии, почти в точности повторяющие стену, на фоне которой шел мальчик. Мимикрирующий поликарбон.
На экране появилось лицо доктора социологии из Нью–Йоркского университета Вирджинии Рамбали; ее имя, специальность и название учебного заведения были написаны в нижней части экрана мигающими розовыми буквами.
— Принимая во внимание их склонность к беспричинным актам чудовищного насилия, — произнес голос за кадром, — нашим зрителям трудно понять, почему вы настаиваете, что данное явление не является разновидностью терроризма.
Доктор Рамбали снисходительно улыбнулась.
— Всегда есть предел, за которым террорист теряет возможность манипулировать состоянием общества. Точка, за которой любая дальнейшая эскалация насилия не меняет состояния общества, а только свидетельствует об этом состоянии, становится симптомом. Но если насилие принимает слишком широкий размах, образ террориста укореняется в массовом сознании. Терроризм, в обычном понимании, неразрывно связан с обществом, его породившим. Дикие Коты отличаются от настоящих террористов степенью самосознания, а также пониманием того критерия, по которому общество отделяет акт насилия от его изначальных социополитических целей…
— Скипни[4] это, — сказал Кейс.
Через два дня Кейс встретился с первым в своей жизни Котом. Дикие Коты очень напоминали ему Великих Ученых времен собственной молодости. В Муравейнике существовала некая нематериальная юношеская ДНК, которая несла в себе коды различных молодежных увлечений и через неправильные, непредсказуемые заранее промежутки времени воспроизводила их. По сути своей Дикие Коты были компьютеризированным вариантом Великих Ученых. Существуй в те далекие времена соответствующая технология, Ученые вживили бы себе в головы разъемы и стали бы запихивать в них микрософты. Важен общий стиль, а стиль остался примерно тем же. Коты были наемниками, нигилистически настроенными технофетишистами, и очень любили делать окружающим гадости.
Тот, который появился в дверном проеме чердака с коробкой дискет от Финна, обладал нежным голосом и звался Анжело. Лицо его представляло собой гладкую отвратительную маску, искусственно выращенную из коллагена и полисахаридов, полученных из акульих хрящей. Кейс никогда не встречал более отвратительного образца косметической хирургии. И когда Анжело улыбнулся, оскалив острые, как бритва, клыки крупного животного. Кейс даже почувствовал некоторое облегчение. Это были зубные трансплантанты. Такое он уже видал.
— А с этими малолетними засранцами надо бы покруче, — заметила Молли.
Кейс, полностью поглощенный структурой Сенснетовского льда, согласно кивнул.
То самое оно. То самое, чем он был, кем он был, вся его сущность. Он забыл о еде. Молли оставляла картонки с рисом и пластиковые подносы с суси на краю длинного стола. Иногда ему даже не хотелось выпускать из рук деку, чтобы воспользоваться химическим туалетом, поставленным в углу. Структуры льда на экране формировались и переформировывались, а он искал в них бреши, обходил самые очевидные ловушки и вычерчивал маршрут, по которому отправится в систему «Сенснета». У них был хороший лед. Великолепный. Его структуры пылали в его мозгу, пока он лежал с Молли в обнимку и смотрел на алый рассвет сквозь стальную решетку слухового окошка. Первое, что видел Кейс, проснувшись, — это лед, радужные лабиринты его пикселов. Зачастую он направлялся к деке даже не одевшись и сразу включался. Он раскалывал лед. Он работал. Он потерял счет дням.
Но иногда перед сном, особенно когда Молли уходила во главе группы Котов на разведку, наплывали образы Тибы. Неон, Нинсеи и лица. Однажды ему приснилась Линда Ли, и затем он долго не мог понять, кто она такая и что она для него значила. А когда он вспомнил, то подключился к матрице и проработал девять часов.
На взламывание льда корпорации «Сенснет» ушло девять дней.
— Я просил за неделю. — Армитидж не мог скрыть удовлетворения, когда Кейс продемонстрировал ему план рейда. — Что–то ты не очень торопился.
— Вот дерьмо, — глядя на экран, улыбнулся Кейс. — Я сделал хорошую работу.
— Конечно, — признал Армитидж. — Только ты не очень–то ликуй. По сравнению с тем, что ты будешь делать потом, это — детские игрушки.
— Ну ты даешь. Молоток, Мама Кошка, — прошептал связник Диких Котов. Голос, звучавший в наушниках Кейса, едва пробивался сквозь треск помех.
— Атланта, Стая. Вроде пора. Пора, ясно? — Голос Молли был слышен немного лучше.
— Слушаю и повинуюсь.
Коты установили в Нью–Джерси самодельную спутниковую антенну, чтобы отражать кодированные сообщения связника от спутника «Сыны Иисуса Христа Царя Мира», висевшего над Манхэттеном на геостационарной орбите. Они решили провести всю операцию как сложный розыгрыш и выбрали именно этот спутник совсем не случайно. Молли вела передачу при помощи метровой тарелки, приклеенной эпоксидкой на крыше банковского небоскреба, почти такого же высокого, как здание «Сенснета».
Атланта. Использовался крайне простой опознавательный код. От Атланты к Бостону, затем к Чикаго и Денверу, по пять минут на каждый город. Если бы кому–нибудь вдруг удалось перехватить сигнал, расшифровать его и синтезировать голос Молли, то код позволил бы Котам сразу распознать подделку. Ну а если бы она провела в здании больше двадцати минут, было бы крайне сомнительно, что она вообще оттуда выйдет.
Кейс проглотил остатки кофе, укрепил дерматроды, задрал черную футболку и почесал грудь. Он весьма туманно представлял себе, что придумали Коты, чтобы отвлечь внимание охраны. В его функции входило лишь следить за тем, чтобы программа, которую он написал, оказалась в системе «Сенснета» в тот момент, когда это понадобится Молли. Он смотрел на обратный отсчет времени в углу экрана. Два. Один.
Кейс «вошел» в матрицу и активировал программу. Он начал погружаться в сияющие слои Сенснетовского льда, и связник прошептал единственное слово:
— Пошел.
Ага, прекрасно. А как там Молли? Кейс включил симстим и очутился в ее сенсориуме.
Скрэмблер–кодировщик слегка размывал изображение. Девушка стояла в огромном светлом коридоре перед огромным, во всю стену, зеркалом, жевала резинку и любовалась собственным отражением. Если бы не огромные солнцезащитные очки, скрывавшие ее зеркала, она выглядела бы довольно заурядно — очередная туристочка, мечтающая хоть одним глазком взглянуть на Тэлли Ишэм. На Молли были розовый пластиковый плащ, белая в сеточку футболка и свободные белые брюки — последний писк токийской моды прошлого года. Она беззаботно улыбнулась и выдула резиновый пузырь. Кейс чуть не расхохотался. Он отчетливо ощущал радиопередатчик, симстим и скрэмблер, примотанные к телу девушки широкой эластичной лентой. Ларингофон выглядел как обезболивающий дермадиск. Ее руки в карманах розового плаща постоянно сжимались и разжимались, чтобы снять напряжение. Только через несколько секунд Кейс догадался, что особые ощущения в кончиках пальцев вызывались лезвиями, которые то слегка выдвигались, то задвигались обратно.
