Правила поедания устриц (СИ) - Мори Анна "leithne"

Сейчас глаз немного поджил, но, насколько ему известно, по-прежнему не видит. Сегодня Шей вместо повязки просто зачесала начавшие отрастать кудри на эту сторону лица.

Поймав его взгляд, она — скорее всего, неосознанно — чуть отворачивает голову и встряхивает челкой, пряча изуродованный глаз в тени; такой неловкий, беззащитный жест — будь Рактер в большей степени человеком, сердце бы сжалось.

— Выпьете со мной? — спрашивает она неуверенно.

— Если в этом заведении делают нормальный чай, то с радостью, — отвечает Рактер, останавливаясь возле ее стола.

— Вы рушите все стереотипы о русских.

— А вы — о героях, которые после победы над демоном должны веселиться и пировать с друзьями.

— Друзья… — повторяет Шей с горечью. Ее эмоциональный фон похож на бледно-серое облако, пухнущее дождем, который никак не разразится. — Все на “Дырявой калоше”. Такое чувство, что они теперь… боятся меня.

Рактер молчит — а что тут скажешь?

— Или, во всяком случае, сторонятся, — неуверенно добавляет Шей. — Но, может, я просто в дурном настроении сегодня и сама себя накручиваю…

Она вопросительно смотрит на Рактера.

— Смотрите-ка, у тетушки Чэн на удивление неплохой выбор уишаньских улунов, — замечает он.

— Ну скажите же! — не выдерживает Шей. — Мне ведь не кажется это? Все отдалились от меня. И теперь всегда так будет?

— Чего не знаю, того не знаю. Но, полагаю, всем нужно какое-то время, чтобы переварить факт, что вы… в настолько другой весовой категории.

— Да какой там категории, — Шей сжимает ладонями виски. — Я же ничуть не изменилась. Я совершенно обычная. Я никогда не буду стрелять и драться так, как Дункан, я не такой хороший маг, как Гоббет, и в обращении с техникой мне далеко до вас и Из0бель. Я ведь просто схитрила… Я лишь ходила, расспрашивала людей, искала книги… Мне повезло…

— Шей, вы одолели Царицу Тысячи Зубов. Вполне верю, что вам сейчас очень хочется снова поверить, что вы такая же, как все. Но это не так. Сила — одинокое чувство.

Шей подавленно молчит. Рактер интересуется:

— Если бы Цянь Я сейчас снова спросила, чего вы хотите — четырнадцать лет удачи или спасти всех, — что бы вы выбрали?

— Спасти, — быстро отвечает Шей.

— Несмотря на то, что вы получили лишь отчуждение вместо благодарности?

— Это неважно. Потому что есть вещи, которые… ну, просто правильные.

Но губы у нее дрожат.

Вдруг она резко вскидывает голову — из-под прядей волос наконец показывается едва зарубцевавшийся глаз (ярко-розовые на смуглой коже шрамы, неподвижный зрачок, расширившийся, как под экстази), — смотрит ему в лицо прямым напряженным взглядом:

— Вы тоже теперь меня боитесь?

Голос — как струна; что она пытается разглядеть в его лице — страх, отвращение?.. Видно, она уже успела позабыть про “цветомузыку с рентгеном”, если считает, что для него в ее облике что-то серьезно поменялось из-за изуродованного глаза.

Но сам вопрос непростой, и Рактер какое-то время размышляет, насколько честно стоит ответить.

— Думаю, вернее всего будет сказать, что я с момента встречи знал, что в вас есть нечто особенное и что вы можете быть очень опасны.

Он говорит это почти холодно, но одновременно с этим касается ее волос, зная, что ласковость жеста немного смягчит серьезность слов: отводит ее челку за ухо, полностью открыв лицо — глаз.

— Не смотрите, — почти шепотом говорит она. — Это выглядит ужасно.

Как всегда, полна эмоций и противоречий.

— Разве? — спрашивает он, оперевшись щекой на руку и улыбаясь. — Я вижу такую же прекрасную девушку, как и раньше.

Рактер почти уверен, что она вспомнила тот момент перед Цянь Я — как он поцеловал ее, и как она замерла в его руках, словно обратилась в стекло и была готова разлететься на тысячу осколков.

Она смущается еще больше.

— Я думала над вашим вопросом насчет… — она нервно нажимает пальцем на кончик носа, но все же бесстрашно договаривает: — …секса. Насчет того, чего я хочу…

— И как?

— Я по-прежнему не знаю. Сначала… я хочу рассказать вам кое-что о себе. О своем прошлом. Если вы не против.

Рактер молча кивает.

— Кое-что личное и… не очень приятное.

Она делает еще одну паузу, словно ожидая какого-то ответа. Он снова кивает. Шей пытается улыбнуться, но ее голос слегка дрожит:

— Помните мои правила устриц? Знаете, я когда-то всерьез обдумывала, стоит ли спать с Дунканом…

Объяснения Шей похожи на клубочек Бабы-Яги из русских сказок — пытаться следовать за нитью, прихотливо петляющей среди деревьев, далеко не то же, что идти по прямому шоссе.

— Хм… Я должен ревновать? Или что?

— Нет. Кстати, Дункан — гей, но тогда я этого не знала. Подождите, я рассказываю. Я тогда как раз стала… очень красивой старшеклассницей, — ее губы изгибаются в горькой усмешке. — У которой не было ни гроша за душой, и не было ни мозгов, ни талантов, ни смелости, чтобы заработать на жизнь как-то иначе, чем… — Она резко вздыхает сквозь стиснутые зубы. — Ну вы поняли. Я продавала себя. Наверное, вы уже давно догадались, да?..

— Я мог лишь предполагать.

— В общем, я не была уверена, что смогу выжить без Дункана, и мне казалось, что я навсегда привяжу его к себе, если начну с ним спать. Девушки часто так думают про мужчин. Сразу скажу, что это не потребовалось: меня он всегда любил как сестру. Но суть не в этом. Я была готова с ним спать, потому что знала, что это безопасно — я бы никогда не влюбилась в Дункана. Мне всегда казалось, что влюбиться — это, знаете, как… Как ножом по горлу. Вжик — и все, и ты себе не хозяйка. Понимаете? Впрочем, я знаю, что не понимаете, поэтому и рассказываю вам это… Каждый раз, ложась с кем-то в постель, я…

Она прикрывает лицо рукой. Глухим голосом добавляет:

— Хотя какая постель — обычно это была машина или туалет…

Рактер касается другой ее руки, лежащей на столе:

— Необязательно рассказывать, если не хотите.

Пальцы Шей дрожат, но под его прикосновением постепенно расслабляются. Уже более спокойным тоном она говорит:

— Каждый раз, когда приходилось с кем-то переспать, я примеривалась, насколько это безопасно. Не только в плане угрозы для жизни, но и… в плане чувств. Но ни Дункан, ни те, с кем мне в самом деле приходилось спать — они не… Это были совсем не те люди, в которых можно влюбиться. Гопники, наркоторговцы, старые дрочилы, месяцами не стирающие одежду, ищущие приключений мальчики-мажоры…

Рактер кивает. Что за категории людей готовы переспать с малолетней нищей проституткой, он в целом представляет.

— Ясно. Не спать с тем, в кого можно влюбиться. Правило вполне в вашем духе.

Шей смотрит в сторону, избегая встречаться с ним взглядом, но продолжает говорить, хотя рассказ явно дается ей с трудом:

— Ну и… Я явно в вас влюблена, и вы это знаете. Вы тот, кого этот запрет должен касаться в первую очередь. Но… Сейчас все иначе. Вы меня поцеловали, и это было… так хорошо… не знаю… страшно… ни на что не похоже, — говорит она сердито.

Она снова прикрывает лицо руками, но внимательно следит за его реакцией сквозь пальцы.

Она выглядит неуверенной. Возможно, она хочет, чтобы он переубедил ее.

— Шей, я должен задать довольно бестактный вопрос. — Шей напрягается, но кивает. — Вы вообще когда-нибудь получали удовольствие от близости?

Шей вспыхивает, но похоже, понимает смысл вопроса.

— Д… да. Иногда. Но…

Она замолкает, в ее ЭМ-волнах — полосы стыда и вины. Тени тех чувств, которыми для нее всегда сопровождалось это удовольствие — если его вообще можно так назвать. Когда ты вроде бы должна ненавидеть человека, с которым спишь, но тело раз за разом тебя предает.

— …Обычно, если я под крэмом или много выпью, мне с этим проще, — подытоживает она.

Проще представить, что есть лишь удовольствие, а прицепа вины и стыда нет? проще забыться и не чувствовать вообще ничего? — гадает Рактер.

К черту, он не психолог. Зачем ему все это?