Лилия Курпатова-Ким - Побег из Эдена
Часы на одной из офисных высоток корпорации «Сейко», что возвышалась напротив, отбили половину восьмого утра.
— Черт!
Громов вскочил и заметался.
— Только дисциплинарного нарушения мне сегодня не хватает!
На ходу застегивая костюм, он вылетел в коридор, как попало затолкав в рюкзак два ноута — школьную персоналку и личную.
Уже было ясно, что времени ехать на поезде со всеми остановками нет. Прямой экспресс, что останавливается только на последних двадцати станциях перед Накатоми, уже ушел. Значит, выход один — добираться на такси.
Спускаясь на лифте, Максим попытался вспомнить, сколько единиц лежит на его кредитке. Брать у кредитной системы в долг не хотелось. Отдавать и так не с чего, да еще проценты! На родительскую помощь рассчитывать не приходится. Стипендия истрачена на квартиру и детали для Образца. Сколько же есть на карточке? Пять единиц? А может, четыре или вообще ничего?
Он никак не мог вспомнить. Что ж, похоже, долгов не избежать.
Выбежав из здания, Громов в несколько прыжков оказался на посадочной площадке, разрисованной черными шашечками. В нескольких метрах от него с бешеной скоростью неслись машины. Их даже не было видно. Только смазанные силуэты проносились мимо, создавая сильные порывы ветра. Хотя в черте города запрещалось движение быстрее трехсот километров в час, закон мало кто исполнял. Имея новенький турбокар «Тойота», чей спидометр разлинован до тысячи километров, кто будет тащиться триста?
Максим поднял вверх руку.
В то же мгновение от потока отделилось такси — большой крытый мотоцикл «Ямаха» ядовито-желтого цвета — и замерло рядом с Громовым. Пластиковый верх откинулся.
— В школу Накатоми, — коротко сказал Максим, садясь позади водителя и надевая пассажирский шлем.
— Желаете предварительно застраховать свою жизнь? — поинтересовался таксист.
— Н-нет, — неуверенно ответил Громов.
Водитель кивнул, быстро вывел на прозрачную матрицу в лобовом стекле карту и отметил на ней конечный пункт назначения. Мотоцикл закрылся.
Громов давно не ездил на мототакси и отвык от этого ощущения.
Водитель рванул с места. Громову показалось, что все его внутренности отбросило к позвоночнику и сплющило. Такси неслось по автобанам, петляя между машинами. На лобовом стекле то и дело вспыхивали розовые и зеленые светящиеся стрелки с цифрами под ними, показывая, где и куда сворачивать. Например, стрелка влево, а под ней «150». То есть налево через сто пятьдесят метров. Временами на лобовое стекло выводились даже схемы дорожных развязок. Без системы спутниковой навигации перемещаться по многоэтажным дорогам Токио просто невозможно. Мегаполис стал таким огромным и густонаселенным, что его подробная карта занимала несчетное количество октобайт. Чтобы уместить ее на каждой машине, пришлось бы вставить в авто модуль памяти весьма внушительных размеров и обновлять информацию на нем дважды в день, потому что дороги росли со скоростью диких лиан. Строились новые развязки, переезды, надстраивались новые трассы... Одним словом, единственным выходом было сделать карту интерактивной и доступной через Сеть. Чтобы она передавалась одновременно всем и не зависела от городской электросети, ее вынесли на орбиту. Теперь все машины получают данные со спутника, а специальная программа постоянно обновляет и дополняет карту. Если бы в этой отлаженной системе хоть на минуту возник сбой — город бы просто парализовало. Без спутниковой навигации ни один водитель не знал бы, куда ему ехать.
Мототакси вырулило напрямую трассу, ведущую в район Накатоми. Там не было ограничения по скорости. Максим несколько раз глубоко вдохнул, пытаясь унять бешено колотящееся сердце. Не так-то просто мчаться на хлипком мотоцикле среди больших и тяжелых турбокаров. Одно неверное движение, и... Громов не очень верил, что система пенобезопасности спасет его от травм. Да, в случае аварии в салон мотоцикла мгновенно выльется огромное количество пены из специальных резервуаров. Пена мгновенно затвердеет и предотвратит переломы. Проблема в другом — прочности корпуса может не хватить. В медиа то и дело появляются сообщения, что запас прочности городских машин и мотоциклов рассчитан на движение со скоростью не больше пятисот километров. А значит, если вы летите, скажем, восемьсот, то при ударе о препятствие машина просто-напросто разлетится на мелкие куски. Многоступенчатая система курсовой устойчивости, предохранявшая от заносов и предупреждавшая об опасных приближениях к машинам или заградительным бетонным бортам, конечно, сильно облегчала задачу водителя, аварий на дорогах стало неизмеримо меньше. Может быть, одна на десять тысяч машин в год. Но, к сожалению, почти всегда со смертельным исходом или тяжелейшими увечьями. Все-таки восемьсот километров в час есть восемьсот километров.
В какой-то момент Макс даже пожалел, что не застраховался. Если они разобьются и он каким-то чудом останется жив, на лечение и восстановление потребуется уйма денег.
По счастью, поездка продолжалась всего одиннадцать минут. То расстояние, что поезд на воздушной подушке проходит за час, мототакси преодолело в шесть раз быстрее.
Остановившись прямо перед входом, водитель поднял пластиковый верх.
Потный и взъерошенный, Громов слез с мотоцикла и понял, что едва может стоять на ногах, так они трясутся. Он молча протянул водителю свою кредитку. Тот вставил ее в терминал счетчика и сказал:
— Два целых, восемьдесят две сотых единицы.
Из счетчика выполз маленький голубой квадратик чека.
Максим облегченно вздохнул, ему хватило денег расплатиться.
— Спасибо, — сказал он и побежал вверх по лестнице, на ходу запихивая кредитку в один карман и доставая смарт-карту из другого.
* * *
Добежав до класса квантоники[29], он остановился, схватился рукой за стену и несколько секунд пытался отдышаться.
Влетев в класс последним, увидел Митцу и привычно помахал ему рукой. Тот не ответил. Но Громову сегодня было не до этого. Происшедшее с Образцом захватило все его мысли и чувства. Не терпелось рассказать обо всем Дэз и узнать ее мнение.
Учитель квантоники Гейзенберг выехал из подсобки. Его инвалидное кресло издавало легкое жужжание. «Квантоник» был самым старым из всех школьных преподавателей. Его лысая, как бильярдный шар, голова напоминала сморщенное печеное яблоко, а голос — скрежет Миссис Хайд в испорченном динамике.
— Доброе утро, класс, — сказал он.
— Доброе утро, учитель Гейзенберг, — ответил класс хором.
— Ну что, чем займемся? Мысленными экспериментами или решением задач?
Учитель Гейзенберг был одним из немногих, кто разговаривал с учениками во время урока. Громову он очень нравился, хотя саму квантонику Максим считал полным недоразумением — диким гибридом высшей теоретической физики с философией. Ее главный принцип был: ясно только одно, что ничего не ясно. Ее гениального основателя — профессора Роберта Аткинса — большую часть его недолгой жизни считали сумасшедшим. А потом Сэмюэль Гамильтон, пятнадцатилетний ученик Эдена, построил анализатор квантовых процессов и доказал «теорему Аткинса». Закон квантовых случайностей, который успели торжественно объявить «научной нелепицей века», оказался «действительностью». Аткинс не признавал слова «реальность»: «Реальность есть самодельная карта вашего сознания. Если вы подниметесь на вершину горы и попытаетесь зарисовать местность, у вас получится рисунок. И он будет казаться верным до тех пор, пока вы не спуститесь вниз хотя бы на несколько метров. Оттуда откроется совсем другой вид. Реальность зависит от того, из какой точки вы за ней наблюдаете и практически никогда не соответствует действительности».
Немудрено, что квантоника была одним из немногих предметов, где нейролингву не использовали вообще. Ну разве что на самых первых занятиях — выучить историю предмета и афоризмы Аткинса. По ним можно быстро и легко понять суть его учения.
— Мысленными экспериментами! — раздались голоса с мест.
Громов к ним присоединился. Упражнения на концентрацию давались ему очень легко. Он даже обнаружил, что во время их выполнения отдыхает. «Концентрация похожа на сон, только ты можешь им управлять» — как-то он пытался научить этому Митцу. Тому ну никак не давалась квантоника.
— Хорошо, — Гейзенберг сложил ладони домиком, — как вы знаете, микрочастицы сами не знают своих свойств до тех пор, пока не придет пора этим свойствам проявиться. Только попав в человеческий глаз, фотон узнает, что он частица света. Но так ли это? Представьте, что вы фотон. И не знаете об этом. Вы летите, летите, летите... И попадаете в глаз. Откуда вы знаете, что попали именно в глаз? Откуда вам может быть известно, что он воспринимает свет? Я предлагаю вам поставить мысленный эксперимент, цель которого доказать или опровергнуть следующее утверждение: даже проявляя свои свойства, микрочастицы остаются в неведении относительно этих самых свойств.
![Стивен Хокинг - Теория всего[Происхождение и судьба Вселенной]](/uploads/posts/books/272156/272156.jpg)
