Игорь Судак - Добрые сутки или Вера для атеиста
— И если сам Пушкин не замолвит словечко за своего убийцу — Дантеса, то его вытянут с другой стороны другие люди, его друзья и близкие?
— Ну конечно же! Очевидно, что так вернут всех. Не так уж и много людей жило за всю историю — не более ста миллиардов…
Одновременно с этими словами на лестничной площадке послышался шум, ругань и короткая возня. Потом в дверь коротко позвонили. Алеша замолчал, а Десницкий задумался. Алена вышла.
11. Чело и вече
Алеша смотрел на молчащего Десницкого. Ему очень хотелось успокоить этого по сути несчастного, загнанного в угол и брошенного всеми человека, заронить хотя бы какое-то сомнение в его затею и протянуть ему пусть даже самую тонкую соломинку надежды, травинку веры. Веры для атеиста. Тем более сам Алеша, в этой пограничной ситуации между жизнью и смертью, как-то очень быстро осознал, что не сказку он сейчас рассказывает. Его как будто легонько коснулось само будущее, удивительное и хрупкое. Видимо, не только на далекой плавучей лаборатории сейчас хорошо думается, а и в его панельной квартирке, ставшей последним бастионом жизни цивилизации.
Вернулась Алена.
— У дверей дежурят спецназовцы, — шепотом произнесла она. — Старший офицер объяснил, они нас охраняют, чтобы даже муха не помешала переговорам. Представляешь, они только что уложили лицом на половичок беднягу Наума Львовича…
— Ну хорошо, — произнес, наконец, Десницкий, отходя от раздумий, — скажи мне, а как быть с теми, кто не захочет жить, с теми же самоубийцами? Имеют ли право потомки воскрешать их без их согласия?
— Ну, чтобы спросить, нужно, как минимум, воскресить. Я думаю, ни одной из тех причин, которые способствовали суициду, в будущем не будет. Депрессии? Их вылечат. Смерть любимого человека? Он уже будет рядом — живой и невредимый. И будут ликвидированы все обстоятельства, загнавшие когда-то человека в угол. Можно сказать известной фразой: все покажется пустяком в сравнении с предстоящей вечностью!
— А как поступать с негодяями? Их тоже воскрешать? Всех этих убийц, насильников, тиранов и мучителей?
— Да. Ведь их жертвы будут живы и здоровы.
— Значит, согласно твоей теории, теперь можно спокойно убивать людей, совершать любые преступления, раз в будущем окажется, что все это на самом деле ерунда и все будет прощено.
— Как раз наоборот. Ведь воскрешения и бессмертие — пока только мечта, цель. И очень много препятствий на пути ее осуществления. Одно из них это — агрессия. Если люди не станут терпимее друг к другу, и не просто терпимее (это не то слово), если они не начнут воспринимать чужую непохожесть и необычность, как счастливую особенность, как огромное благо для всех, в том числе и для себя, - то рано или поздно они скопытят цивилизацию. Скоро оружие уничтожения достигнет такого уровня, что любой человек, а не только военный или ученый, сможет по собственному желанию привести к гибели всю планету. Я не имею в виду вас, я понимаю, что вы находитесь в состоянии колоссального стресса. Это серьезная проблема, если вспомнить какое огромное количество людей, имей они сейчас подобную возможность, тут же ею воспользовались бы без всякого стресса — просто так. Я, наоборот, хотел бы высказать мысль, что фраза: после нас хоть потоп! — безнадежно устарела. Ведь, позволив человечеству самоликвидироваться, мы уничтожаем свой собственный шанс на воскрешение и вечную жизнь. И не только свой, а и всех умерших людей, которые давно истлевшими глазами с надеждой глядят на нас. Поэтому воскрешение убийц — это будет, скорее всего, акт амнистии, снисхождения, а их отрицательные качества, надеюсь, будут подправлены.
— А не скучно ли будет нам жить вечно? Что мы будем делать? Какие могут быть цели, если нет проблем?
— До сих пор считалось, что каждый человек в отдельности смертен, а в целом человечество — вечно. Но когда всем станет ясно, что каждый человек бессмертен пока живо само человечество, мы увидим насколько это бессмертие человечества относительно и хрупко. Уже видим! И угроза всеобщей гибели выходит на первое место и, наверно, висеть дамокловым мечом будет уже постоянно. Да оно так и было всегда — просто мы из-за скоротечности личной жизни этого не замечали. Это и всевозможные космические катастрофы, и опасность агрессии инопланетных сил, а теперь добавился и перманентный риск самоуничтожения по разным причинам. Так что скучно не будет — масштаб задач вырастет. И мне кажется, самое интересное только-только и начинается. Поэтому, уважаемый Эдисон, когда после вашей смерти вы вдруг окажетесь в каком-то новом мире в полном уме и здравии, то знайте, что это почти наверняка означает, что человечество, к счастью, не погибло, а развилось и изменилось - и научилось воскрешать своих предков. Смерть, по сути, это — телепортация в будущее. А ваш скептицизм в будущем тоже пригодится. Там и продолжим дискуссию. Если вы, конечно, не грохнете планету.
Десницкий вдруг вскинул глаза:
— Слушай, Карамелев, а меня не обвели вокруг пальца — у тебя, действительно, тот самый номер, который я называл?
— Эдисон, а неужели это так важно? Но, в любом случае, не стоит беспокоиться — номер тот. Я сейчас покажу…
Алеша сделал движение, чтобы подняться, но Десницкий его остановил:
— Не надо, я тебе верю… Разве эти кретины додумались бы говорить о таком… Писофчоки!..
Наступила тишина. Но ненадолго.
— Карамелев, а ты все равно — жучара! Тебе сейчас классно рассуждать — ты ведь такой пиар, благодаря мне, только что получил. Если я человечество оставлю в живых, ты наверняка станешь Героем Мира.
— Эдисон, я историк, я много думал насчет пиара. И скажу вам так — я считаю поклонение пиару очень большой ошибкой людей. Это — ловушка. Пиар хорош только лично для распиаренного. Ему — и деньги, и успех. А для всего человечества это проблема. Это только для художников, скульпторов и некоторых других творческих профессий личный пиар не приносит вреда цивилизации. А для остальных… Ну посудите сами: под скальпель какого хирурга лучше лечь — распиаренного или хорошего? К какому учителю предпочтительнее отдать ребенка: ловкому саморекламщику или умеющему учить? Какой ученый заслуживает бюджетные гранты — тот, у кого харизма не сходит с лица, или тот, кто двух слов может не связать, но знает, как все-таки найти лекарство от очередной пандемии. Человечеству пора начать прислушиваться не только к крикунам, а и к глухонемым. Мнение застенчивого интроверта вполне может перевесить по значимости десяток дискуссий самодовольных болтунов в прайм-тайме. Людям, я думаю, уже мало хлеба и зрелищ. И вопросы типа «Куда идем?» и «В чем смысл жизни?» — из теоретических на наших глазах превращаются в насущные. Вот этим, Эдисон, я и буду заниматься, если вы сохраните нам жизни. Мне не нужен пиар. Я хочу, чтобы человечество дорожило мнением каждого человека. Иначе оно все-таки погибнет. В русском языке слово «человечество» можно разбить как «чело» и «вече», то есть собрание умов. То есть то, во что уже превращается интернет. Вот что мне надо, Эдисон. И за вас лично, за ваше будущее воскрешение потомками я буду хлопотать в такой же мере, как и за бессмертие своей маленькой семьи. Клянусь! Мне тоже есть, чем клясться.
12. …
— Ладно, Карамелев, хватит патетики… Это всё слова. — Десницкий посмотрел на хронометр и задумался. — Нет никаких гарантий, что эта теория верна. Нет, к сожалению…
— Но ведь это же всё-таки шанс! — Алеша повысил голос, вкладывая в интонацию всю силу своей убежденности. Убежденности, появившейся всего несколько минут назад. Убежденности, усиленной ощущением досады и сожаления, что он не думал об этом раньше — тогда наверняка подобрал бы более точные слова. — И этот шанс, Эдисон, сейчас в твоих руках! Даже нет — в твоих пальцах. Соедини их, оставь заблокированными накрепко двери. Пойми же — не только жизнь проходит, проходит и смерть. Причем смерть всегда короче жизни — смерть вообще промелькнет незаметно. Как крепкий сон. Сколько бы десятилетий или столетий не прошли до твоего воскрешения, они тебе покажутся мигом! То же произойдет и с твоими родителями, и с женой. Ты всех их еще увидишь. Даже нерожденную свою девочку. Она еще вырастет. Она еще обнимет тебя. На это есть надежда. Но для этого тебе надо сделать самую малость — уйти, соединив пальцы…
— Всё, Карамелев, заканчиваем. Всё. Ты был любопытным собеседником. Но, честно говоря, доводов мне мало… Что ж, у меня осталось чуть больше десяти минут. Я ничего не обещаю. Я хочу побыть один. Я хочу подумать, над тем, что услышал. Сам. Мне, и только мне решать, в конце концов, как умереть — соединив большой палец с мизинцем или, наоборот, растопырив широко пятерню… Всё, я отключаюсь…
Десницкий выглядел ужасно — по его лицу из обоих глаз, уже не переставая, текли иссиня-черные ручьи. И никто не мог сказать наверняка, есть ли в них хоть несколько капель слез. Его изображение медленно исчезло. Планета застыла в ожидании. Миллиарды людей замерли у опустевших экранов. Карамелев перебрался со стула на пол к сидевшим у его ног жене и дочери и обнял их…
