Илья Некрасов - Machinamenta Dei
Илья Некрасов - Machinamenta Dei краткое содержание
Илья Некрасов
Machinamenta Dei[1]
(Animus ex machina)[2]
© И. Некрасов, 2014
© ООО «Написано пером», 2014
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
©Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ( www.litres.ru)
Может ли создатель исправить свое создание?
Рой Батти, «Бегущий по лезвию»– Что, если наше творение окажется слишком справедливым? Что, если…
– Он не пустит в «свой рай»?! Не смеши меня, «папа»! У нас будет собственный рай! И мы с тобой – я и ты – еще подумаем, пускать ли туда других богов! Вспомни, что до сих пор гниет у самой земли. Представь, как все это наполнялось смертью: суды и театры, даже церкви. Как их смерть длилась сотни лет… Нам придется стать судьями и кукловодами. Царями и богами!
– Боюсь, как бы все не закончилось очередной подделкой.
– Да, некоторые сочтут будущее адом. Но даже если и так, то наш ад будет чертовски красив. Мы создадим тот сумрак, в котором горящая свеча обретет свою душу.
– Как ты сказал? Душу?.. Ты больше не считаешь ее только навязчивой идеей?
– Думаю, это неважно, папа.
Мне было нечего делать. Некуда спешить, не о чем беспокоиться. Заботы отпустили меня и остались где-то позади, в темноте вечера. Я обнаружил себя стоящим посреди пустой улицы верхнего города под реальным, а не нарисованным небом, во влажной осенней ночи – пахнущей прошедшим дождем, который оставил на губах ощущение холодка.
Я просто стоял и смотрел на силуэт далекого небоскреба, на самой вершине которого, на высоких шпилях, блестели маяки – будто звезды.
Взгляд буквально притягивала огромная цилиндрическая форма, словно вырезанная, отделенная от окружающего сумрака ровными рядами внутреннего освещения, и ее высокая крыша с фигурками парадоксальных и почти милых химер… Мерцающий синий неон габаритных огней и мозаичных вывесок, иероглифов и символов. Серые громады соседних, менее освещенных зданий, их причудливо застывшие массы бетона и пластика, будто спаянные с темнотой.
На фоне стены мелькнула тень – закрыв собой ряд светящихся золотистых окон, на высоте сотни метров проплыл одинокий спинер. Патрульная машина?
Тень исчезла из вида, достигнув гигантского экрана в полнебоскреба, на котором снова красовались те тонкие, ярко-красные женские губы. Вот они выпустили струйку табачного дыма и расплылись в картинной улыбке. Послали ко мне, стоящему по другую сторону темноты, холодный и ни к чему не обязывающий поцелуй. И в тот же миг в самый центр изображения, туда, где сомкнулись губы, попала капля воды. Круговая волна прошлась по припудренным щекам, достигла края рекламного щита, но не остановилась, а покатилась дальше, охватывая металл и пластик, деформируя бетонные стены небоскребов, окружающее пространство и даже лучи света… в очередной раз искажая мир и переворачивая все с ног на голову, – так в небольшую лужицу, на отражение в которой я завороженно смотрел, упали первые капли возобновившегося дождя…
Я наконец оторвался от нее и поднял голову. Потяжелевшие веки сомкнулись, а лицо окунулось в прохладный поток и запах влаги, который ни с чем не спутать.
По коже текли струйки воды. Ощущались падения новых и новых капель, их ритмичные и легкие прикосновения. И постепенно от мира остались только струящийся холод, да звуки и ритм набирающего силу ливня.
Неизвестно, сколько времени прошло, но… на губах появился знакомый кисловатый привкус.
«Скоро начнет жечь кожу», – словно сквозь сон протянул меланхоличный внутренний голос. Он напомнил, что сегодня ночью ожидался аномальный пик кислотности.
Ладонь левой руки сжалась, и в круговорот ощущений вплелось еще одно – шершавой синтетической ткани. Затем рука выполнила привычное движение, и спустя мгновение шляпа оказалась на голове – мое спасение от дождя. Я оправил полы плаща и побрел к лифту, чтобы спуститься на свой уровень города. Субуровень.
Десять этажей вниз в кабинке лифта. Рука потянулась к кнопке и почти наугад нащупала ее в этих знакомых потемках, обещающих тепло и уют дома. Вот и трещина в середине, и тот самый скрип маленькой пружины. Она.
Идентификация по голосу?
Рик Беркли. 2. 3. 7. 9. Теперь довольна?.. Лучше бы починила освещение.
На потолке мерцала неисправная лампа.
Панель управления подмигнула счетчиком этажей – тусклыми зеленоватыми цифрами. Протяжно завыл старый электродвигатель, трудившийся за себя и за давно сдавшегося соседа. Дрогнул пол, и в животе что-то привычно сжалось. Тело вспомнило, что с каждым этажом будет погружаться глубже и глубже, чтобы, в конце концов, оказаться дома.
ДесятьОно качнулось, руки сами собой потянулись куда-то вперед и нащупали металлическую сетку ограждения, пальцы, как всегда, вцепились в нее.
ДевятьВ кабинку проникли редкие лучи света из шахты – по стене пробежали контрастные полоски теней, как от жалюзи.
ВосемьЕще глубже. Свет исчез, и пространство будто растворилось в темноте. И не только оно. И руки, и тело… их как-то вмиг не стало. Словно не было вовсе.
СемьОстались слабые ощущения на подушечках пальцев, холод и давление металла. Удаляющийся звук двигателя.
ШестьСнова отблеск света. Мелькнули вертикальные и косые линии, на мгновение усилив эффект погружения. Затем вернулась темнота, вытеснив из восприятия остатки шума.
ПятьПоловина пути. До квартиры еще столько же. В обволакивающей темноте и изредка нарушаемой тишине. Кап… кап…
ЧетыреКапли воды тоже падают куда-то вниз, погружаясь глубже и глубже.
ТриБлиже к месту, где можно не думать и не волноваться. Где можно забыться.
ДваЕще глубже… Туда, где в реальность вплетается сон. И где они неразличимы.
Один…Ноги погружаются в темноту и ступают одна за другой. По сторонам неясного коридора – закрытые квартиры. Из-за дверей доносится едва уловимый звон колокольчиков, которые шепчут, что внутри пустота, и никого нет. Поворот налево – как часы и годы. Направо – как годы и часы. Но путь ведет мимо, и откроется лишь одна дверь – твое угасающее сегодня.
Электронный блюз Вангелиса заполняет квартиру, вытесняя из нее пустоту и тишину. Глаза закрываются сами собой, и тело расслабляется на мягком расставленном диване. Пробудившееся было сознание вновь растворяется в чарующей медленной музыке. Разум исчезает и превращается в точку, тонущую в потоке звуков.
Приходят странные воспоминания. Что-то из далекого детства. Совсем маленький человечек, который только учился плавать. Который впервые понял, что контроль – не главное… Есть сила, что поддерживает и не дает утонуть, противоположная той, что тянет вниз. И лучше всего довериться. Не сопротивляться и забыть о сомнениях. Ослабить контроль и отпустить.
Где-то рядом плакало электронное псевдопианино. Звало туда, где лучше всего. В нигде? Но оказалось, даже там можно заснуть еще глубже. Даже там есть что-то еще… голос, повторяющий раз за разом: «Ты снова нужен… снова нужен». И голос, напоминающий собственный, который что-то отвечает.
И вот ты вновь смотришь в потолок, не понимая, проснулся или еще нет. Взгляд теряется в замысловатом лабиринте плиток, похожем на электронную микросхему.
Ты переворачиваешься на бок, и пятно восприятия касается фигурки Будды, закрывшего глаза, на фоне того же бесконечного лабиринта. Ряды плиток нависают друг над другом, поднимаясь ближе к потолку и превращая квартиру в подобие пещеры – образованную странным сочетанием простых и одновременно сложных геометрических фигур, их причудливыми формами и ритмами.
Мягкий неоновый свет льется в комнату сквозь жалюзи на окнах. Светящиеся полоски осторожно ощупывают пространство… и все, чего касаются при своем движении. Книг, зеленой лампы и бутылок с виски. Пианино и деревца бонсай, словно стараясь попробовать на ощупь уют и тепло квартиры. Затем лучи соскальзывают на подогреваемый мозаичный пол…
Музыка постепенно стихла, и в дом проникло молчание полупустого здания. В повисшей тишине подсознание, наконец, достучалось до разума: оказывается, меня только что отозвали из отпуска, и беспилотный спинер ждет у подъезда. Шляпа и плащ, в которых я почти жил, должно быть, устроились рядом в кресле. Как и личное оружие – старый добрый кольт.
