Мария Вересень - Высшее образование для сироты, или родственники прилагаются
Чернокнижник захохотал, довольный маленькой победой, а мы с Алией со всех ног пустилась бежать, приговаривая на бегу:
— Никакой это не упырь! Это… это… наша смерть, вот что! Позади послышался стук копыт, мы окинули лихорадочным взглядом деревья и, не сговариваясь, как белки, взлетели по гладкому стволу сосны, перепугавшись до смерти чего-то темного на верхней ветке, по счастью оказавшемуся Лейей, проливающей горючие слезы от страха и сочувствия к Велию и Аэрону.
— Как ты думаешь, — Алия посмотрела на озверело мечущееся умертвие у подножия дерева, — они живы?
— Смотря на что была направлена сеть. — От нашей глупости хотелось выть во весь голос. — Если на поимку, то живы, если на убийство, то… Ой, какие же мы идиотки! — Я вытерла слезу. — Еще зависит от силы мага.
— Ага, значит, не жильцы, — сказала Алия и зарыдала. — Такие хорошие, такие молодые…
Нежить с интересом прислушалась к нашим стонам и, ободренная смятением в стане врага, стала подгрызать ствол дерева, конь помогал. Мы захлопнули рты и уставились вниз.
Первой очнулась от столбняка Алия, завозилась, вытаскивая свой тесак
— Пока эта сволочь подгрызает ствол, — сказала она, — я начну рубить верхушку, вверху сосна тоньше, я ее быстро смахну. Макушка свалится на умруна. Хлоп! Умрун без сознания! Мы спрыгиваем с дерева и подрезаем у него жилы!
— Дались тебе эти жилы! И план твой бредовый! И друзей кокнули! И сейчас нас самих кокнут! — продолжала я предаваться пессимизму, вцепившись в ствол дерева. Внизу трещало, скрипело, летела в разные стороны щепа. Я взглянула на небо и удивленно произнесла:
— Ой, девочки, кажется, сегодня нас не кокнут! День занимается. Умрун, словно услышав мои слова, тоже поднял голову, завыл жалобно, еще немного погрыз древесину, выплюнул щепки, вскочил на своего дьявольского коня и, пролаяв:
— Книгу! — исчез среди деревьев.
Телегу мы попросили, нет, потребовали у купцов, которые от великой радости, что умрун теперь будет преследовать нас, а не их, безропотно ее нам дали, предлагая и навсегда взять себе. Алия хмуро наблюдала, как Велия и Аэрона, бледных, безмолвных и оттого еще более страшных, укладывают в телегу. Оба были живы, но как их вернуть в сознание, я не представляла.
— Жаль, мы этой сволочи так жилы и не подрезали! — сокрушалась Алия по дороге домой.
Геронтий подремывал себе на крылечке, откинувшись на стену и взбадривая храпом кладбище. Услышав скрип тележных колес, продрал глаза и уставился на нас так, словно во время молитвы в храме появился сам Нечистый.
— Помоги, — буркнула я, открывая ворота. Геронтий подошел к телеге и помрачнел, как грозовая туча:
— Говорил ведь ему, стукни чем посильнее, нет ведь, пожалел. Надо было поленом по голове, оно надежней было бы! — с досадой изрек он, удивив нас своим жестокосердием. Покачал головой и, приказав нам держать за ноги, поволок в дом сначала Велия, потом Аэрона. — Что вы за девки такие, что даже вампира до полуумертвления довели!
Лейя немедленно исторгла реки слез, напуганная этим словом. — Лучше попробуй их мысли прочитать! — Я нагнулась над Аэроном. — Ловушку Велий сооружал, заклинания я не знаю, поэтому и снять его не могу. — Я не стала говорить Геронтию, что даже знай я нужное заклятие, у меня навряд ли что-нибудь получилось бы.
Геронтий вздохнул, наклонился над магом, зажмурился, покряхтел, потом выпучил глаза и произнес:
— Дуры.
— Чего?! — подступила к нему Алия. — Кто это дуры?
— Это не я, а он так думает, — пояснил телепат. — Кроме разных ругательств ничего в его голове нет, перечислить все?
— Не надо! — сказала я. — А у вампира?
Геронтий снова начал жмуриться, хмуриться, а потом заухмылялся и спросил:
— Сцены вашего убиения подробно описывать или так, общими словами?
Лейя перестала выть и отошла подальше. К слову сказать, положили мы Велия и Аэрона пока на пол, на матрасы, Лейя еще и подушки под головы сунула. Васька бегал вокруг нас и жалобно пищал, а потом влез ко мне на плечо. Геронтий посмотрел на василиска и спросил:
— На следующую ночь опять явится? — С телепатами одно хорошо, не надо им все пересказывать. — Я о помощи Конклав магов попрошу.
— Нет! — сказала Я. — Сами заварили кашу, сами и расхлебывать будем, а о помощи попросим, когда совсем тяжко станет. Не вздумай сообщать в Школу.
Геронтий пожал плечами и пошел к двери:
— Вечером заеду, вы уж постарайтесь этих-то в чувство привести, а то вам ночью тяжко будет!
Лейя проводила Геронтия до ворот, вернулась и сразу развила бурную деятельность. Для начала она заявила, что негоже мужиков держать ногами к выходу, так только покойников кладут. Мы, пыхтя, стали разворачивать тяжеленных парней ногами к окнам, только отдышались, как мавка снова ожила и глубокомысленно изрекла, что теперь если маг и вампир все-таки помрут, то сами станут умрунами, так как дорогу в дом запомнят, покойников поэтому вперед головой и не выносят. Пришлось положить их поперек горницы. Лейя предложила их еще и раздеть, дескать, не будут же они в одеже спать, но терпение у меня и Алии лопнуло и мы отказались.
Пока мы с Алией утоляли голод печеньем с молоком да кормили Ваську, который ползал по бесчувственным и заглядывал им в лица, Лейя ломала голову, как их оживить, и как только у нее появлялась какая-нибудь идея, тут же бросалась ее осуществлять. К моменту, когда мы вернулись из кухни, друзья были: похлопаны по щекам, сбрызнуты водой, пощекочены за пятки, пуганы резкими звуками, им попробовали зажать нос и сунули под него отвратительно пахнущую тряпку. В общем, были испытаны все прелести мавкиного врачевания.
Лишь только мы появились в дверном проеме, Лейя трагическим голосом сообщила, что осталось последнее, самое действенное средство — сила любви. Мы с Алией испуганно попятились, но мавка стала нас уверять, что если получится, то друзья оживут, а если нет, то все равно никто про это не узнает, Лейя втянула нас в горницу и предложила:
— Выбирайте, кого целовать будете!
— Да я лучше у них жилы перережу! — взревела Алия, не желая идти на такой подвиг. — Пусть Верея своего вампира целует, как-никак «жених», чай, не чужой!
— Почему это я?! — сипло спросила я шепотом, голос от волнения сел. — Целуй сама!
— Да я лучше с умруном еще раз о книге побеседую! — сказала, краснея, Алия.
— Какие вы, — горько воскликнула Лейя, — бессердечные! Они нас спасать побежали, а вы о своей девичьей чести печетесь! Что, от вас убудет, что ли?
— А ну как они очнутся да и застанут нас за этим занятием?!
— Так мы этого и добиваемся! — воскликнула мавка. Алия, что-то бормоча, рванулась вон, но мы ухватили ее за пояс штанов.
— Думаешь, я жажду осыпать их поцелуями? — прошипела я на ухо лаквиллке, подпинывая ее коленом под зад.
— Пусть Верея целует первая! — заупрямилась подруга, застряв раскорякой в дверном проеме.
— Ах так! — На смену смущению пришла злость. Я бухнулась на колени, будто собралась молиться, подползла к вампиру и звучно его чмокнула, переползла на другую сторону и не менее страстно поцеловала мага.
— Ну что, убедились? Как были поленьями, так и остались!
— Не любишь ты их. — Лейя бросила опешившую от быстрой смены событий Алию и тоже опустилась на колени. — Дай я поцелую. — Она неторопливо наклонилась.
— Освободите место профессионалам! — пробормотала я, поднимаясь и отходя к столу.
Мавкины лобызания тоже оказались недостаточно любвеобильными и магическую сеть не проняли. Лейя расстроилась и даже всплакнула. Алия, поняв, что остается только она, одернула рубаху, крякнула, промаршировала до вампира и мага и деловито прижалась губами сначала ко лбу мага, а потом вампира.
— Как покойнико-ов! — снова ударилась в слезы Лейя.
— Зато искренне, — пробурчала лаквиллка.
Прибежавший Миколка застал нашу троицу в состоянии морального краха. Пришлось мальчишке отпаивать нас чаем.
— У нас в деревне бабка жила, — сказал Миколка, сунув стакан в руки мавке, — она духов умела вызывать. Свечку зажжет, блюдцем перевернутым поводит, пошепчет: «Дyx, поднимись, дух, появись», и этот самый дух начинает куролесить, посуду в воздух поднимать.
— Где эта бабка?! — я отставила кружку.
— Померла уж. — Миколка обмакнул в чай баранку. — А духи чего только не делали, даже письмена писали!
— Письмена писали… — эхом откликнулась я, отложила недогрызенную сушку и вернулась в горницу.
Там я залезла на стол, встала на колени, вонзила взгляд в мага и принялась водить руками, взывая:
— Дух, поднимись, дух, появись!
От моего истошного визга, по-моему, затряслись стены и могильные холмики за окном. Алия влетела в горницу, как раз успев к началу представления: я, стоя на столе, вжалась в стенной проем между окнами и визжала так, что с потолка сыпалась труха. А к столу приближался, шипя как змеюка, полупрозрачный Велий.
