Андрей Синицын - Новые мифы мегаполиса (Антология)
— И к чему ты мне всё это рассказываешь?
— К тому, что у тебя за стенкой жилплощадь есть, а жильцов нет. Нежить там или, как говорят коммунальщики, — нежилец. А это значит, что, если по уму взяться, то соседней жилплощадью можно слегка попользоваться. Гляди, это план лестничной площадки. Вот твоя квартира, вот соседняя двушка. Вот тут пробиваем дверь, здесь ставим перегородку, и у тебя появляется дополнительная комната, восемнадцать квадратных метров, плюс лоджия. И никто не в претензии.
— Шёл бы ты отсюда, — сказал я кротко. — У нас месяц, как ремонт закончен, и ты думаешь, я позволю тебе твоим долотом свежеоклеенную стену рушить? И вообще, зачем тебе это?
— Работа у меня такая. Думаешь, просто найти квартиру вроде твоей, чтобы в соседях была необиталка? Зато прикинь, сколько сейчас стоит восемнадцатиметровая комната, ась? А я тебе сделаю её всего за десять тысяч баксов.
— У меня таких денег нет, — твёрдо объявил я. Вообще-то деньги были, но я, доживши почти до шестидесяти лет, наконец-таки собрался покупать машину, причём не поганенький «жигулёнок», а кое-что получше. Но, разумеется, заранее кудахтать о своих планах на весь белый свет я не собирался.
— Так и быть, по дружбе, для тебя за пять тысяч. Меньше никак не могу, тут ведь не просто дырку проломить надо. С нежильцом связываться тоже удовольствие не из приятных. Расходы большие. Надо, чтобы он не только смирился с потерей комнаты, но и оформил перепланировку квартир. Он это может, просто сделает так, чтобы во всех документах, ПИБ, там, и всё остальное, как бы с самого начала значились перепланированные квартиры. Представляешь, ситуёвина? У него комнату забирают, и он же сам это дело оформляет по закону!
Жоркино предложение мне с самого начала не показалось, а теперь и вовсе разонравилось.
— Вот, что я тебе скажу… по дружбе. У нас ремонт закончен меньше месяца назад, и мне сейчас хочется спокойно пожить, без грохота, грязи и нервотрёпки. К тому же прости, но я почему-то не верю твоим россказням о нежильцах. Под коньячок потрындеть на эти темы — очень даже приятственно, но долбить дыру к соседям только за то, что они тихо живут, — уволь, будь ласков.
— Ты, главное, не нервничай, — отступился Георгий. — Моё дело предложить, твоё — отказаться. Что, я тебе силком дополнительную комнату буду всучивать? Не хочешь — не надо. Но с Лидой на всякий случай переговори. Или давай я переговорю. Она когда с дачи приезжает?
Вновь Георгий появился ровно через неделю, как и полагается садисту, ранним воскресным утром. Хорошо, хоть без перфоратора. Но, как выяснилось, перфоратор он оставил в багажнике своего «фордика» и мог приволочь в любую минуту.
— Ну, что Лида сказала?
— Лиду оставь в покое. А я вот что скажу… Я в четверг зашёл в правление и узнал, кто живёт в соседней квартире. Никонов Анатолий Петрович, сорок шестого года рождения. Так что поздравляю с торжественным пролётом.
— С ума сошёл! — драматически выдохнул Георгий. — Ты что, хочешь, чтобы он воплотился и… как это?.. — вочеловечился? Подобными методами ты этого быстро добьёшься. Сейчас за стеной никого, а будет обитать въедливый дедок. Кашлять по ночам станет, по выходным слушать утренние передачи; громко, потому как глуховат. При этом станет тебе делать выволочки за шум по вечерам, грязь у мусоропровода и за то, что коврик у двери неровно лежит.
— С чего ты решил, что он будет именно таким? Я сам всего на пять лет моложе, но ведь ни к кому не пристаю. Так какое ему дело до моего коврика?
— Во, чувствуешь? Ты в него уже верить начинаешь. А таким старичкам до всего дело есть, потому как он одинокий. Вот ты был на субботнике по благоустройству дворовой территории?
— Нет… — неуверенно ответил я. — Вообще-то собирался, но потом забыл.
— Больше не забудешь. Он к тебе десять раз зайдёт и напомнит.
— Да откуда он возьмётся, если его нет?!
— Сегодня нет, а завтра — вот он, при полном параде. Так оно всегда бывает, сначала чего-то нет, а потом — раз! — и появилось. Или наоборот, было и вдруг — нету. Ты вникни: прописка у него имеется, льготы оформлены. За квартиру и коммунальные услуги заплачено всегда вовремя. Поэтому старичка никто не трогает, лихо не будят. Официальные лица понимают, что, когда товарищ общественной активности не проявляет, это хорошо. Главное, его не тревожить. Если ты попытаешься установить, каким образом деньги за квартиру перечислены, то можешь крепко нарваться. Деньги переведены, а откуда — неизвестно. Фантомные платежи, знаешь их сколько? Ты с бухгалтерами-то поговори, они тебе расскажут. С другой стороны, не поленись, загляни в базу данных, поинтересуйся, сколько в Петербурге числится Никоновых Анатолиев Петровичей. Уж всяко дело, не один, а по меньшей мере десяток.
— И все нежильцы?
— Скажешь тоже!.. Что они, дурней табурета, так светиться? В лучшем случае — один, а остальные — обычные люди. У нежильцов данные среднестатистические, только возраст всегда пенсионный, чтобы с военкоматом и местом работы заморочек не было. Поэтому их так трудно искать. Я старался, информации, можно сказать, гору перелопатил, нашёл нежильца в соседях у друга детства, а ты морду воротишь. Дополнительная площадь тебе, видите ли, не нужна. Ты с Лидой-то поговорил?
— Поговорил.
— И что? Неужто и ей ещё одна комната не нужна?
Тут Георгий тюкнул в больное место. Лида, когда я рассказал о явлении Георгия с перфоратором, не возмутилась и не развеселилась, а впала в мечтательное настроение. Действительно, хорошо было бы иметь ещё одну комнату окнами во двор да на солнечную сторону. У нас так выходит только одна десятиметровая живопырка с крохотной лоджийкой, а две другие комнаты вылупились на шумный проспект, и солнце там бывает только летом в пять утра. А тут — красотища! Восемнадцать метров солнечной площади!
— На лоджии можно было бы устроить зимний сад. Видел, как у Риммы сделано? У них такая же двушка, что и соседняя с нами, так они стену пробили и вывели на лоджию дополнительную секцию парового отопления. Лоджию, конечно, остеклить надо по уму — европакеты и отепление из минеральной ваты, чтобы меньше пылило. Стены вагонкой обшить, и получится совсем как в деревне. Я бы там цветочки выращивала: сенполии, фаленопсис и цимбидиум. Сенполии — это такие фиалочки, а цимбидиум — это орхидея. Представляешь, у нас дома будут цвести орхидеи? Ну, скажи, ведь красиво будет? Ты помнишь, как у Риммы сделано?
Я не помнил, но на всякий случай кивнул. А потом, кретин неумный, решил осторожненько предупредить:
— Ты не забывай, это всё-таки не наша квартира. Жора может сколько угодно разглагольствовать о големах, элементалях и нежильцах, но я в такие вещи не особо верю. Во всяком случае, не настолько, чтобы стену в соседнюю квартиру ломать.
Выражение Лидиного лица в эту минуту было прям как у Горького на дне: «Испортил песню, дурак!»
— Ты всегда не веришь в то, что может принести пользу. Другой бы давно выяснил, что там за стенкой творится, и всё устроил ещё прежде, чем ремонт затевать. А теперь, считай, всё заново делать.
— А ты нежильца Никонова Анатолия Петровича в расчёт принимаешь? Ему понравится, если мы туда с перфоратором полезем? Заведётся какой-нибудь полтергейст, что тогда?
— Попа позовём, — с небрежной лихостью ответила Лида. — Он святой водой побрызгает — и нет полтергейста.
Я так и не понял, как случилось, что Лида с Георгием нашли общий язык и вскоре уже сидели на кухне, обсуждая какие-то подробности, в которые я не хотел вникать, а я заваривал им кофе, который терпеть не могу и варю его только по Лидиной просьбе для особо уважаемых гостей. Это Жорка-то уважаемый гость? Да прежде, когда он заходил, Лида морщила нос и не считала нужным появиться на кухне и хотя бы поздороваться.
А теперь сидят и беседуют как умные.
— Нет, — говорит Георгий, — сам он не сделает. Тут должен работать специалист. Очень велика вероятность пробить отверстие в астральные миры. Думаю, мне не нужно объяснять, чем это чревато.
Лида прижимает ладони к щекам. Она не знает, чем чревата дырка в астральные миры, но заранее боится.
— А вы как же?
Ишь ты, как уважительно! Не помню, как она прежде к Георгию обращалась… кажется, вовсе никак. Просто не считала нужным.
— Я и есть специалист, — с чувством собственного достоинства произносит Георгий. — Я посвятил этому десять лет и работаю чисто.
— Понимаю… Вот он у меня чисто не умеет. Даже дырку продолбить не умеет, чтобы куда-нибудь не провалиться.
«Он» — это я. В минуты сильного волнения Лида поминает меня в третьем лице, как будто я уже умер или по меньшей мере уехал без возврата. Потом, если вздумаешь обидеться, не то чтобы прощения попросит, но скажет, что ничего дурного в виду не имела. Но сейчас лучше помалкивать, а то хуже будет.
