Дмитрий Беразинский - Приключения в мире «Готики»
— Тоже мне, младенцы! — фыркнул я, — слушай, что-то не пойму! По-моему, на последнем пленуме вы объявили Спящего — Злом! Или я что-то путаю? Кстати, должен тебя обрадовать. Среди орков тоже не все ясно с Крушаком. Некоторые прогрессивные шаманы тоже считают его Злым Демоном. И за свои взгляды, между прочим, преследуются.
Идол Тион набрал в грудь воздуха ровно на полкубометра больше, чем ему полагалось по статусу. Поперхнулся. Закашлялся. Сдулся.
— А не жадничай! — развел руками я.
— Заткнись. Хоть ты и Священный Враг, но нам с тобой еще Хроманин читать. Ты больше ничего не находил?
Мне ничего не оставалось, как удивленно помотать головой. Вот именно такие повороты в мышлении происходят из-за отравления кислородом.
— Я был в подземном храме Спящего! — пришлось поделиться секретом с Гуру.
Снова горестный вздох и пожатие плеч.
— То-то все в нашем лагере ходили удрученные. Просто какая-то паническая подавленность…
— Не сопоставляй! Не метеоролог! Где мой приятель Кор Ангар?
— Учитель сейчас проводит тренировки на Арене. Где это — ты знаешь сам. Приходи вечерком, покурим, поговорим…
Мне пришлось пообещать, что загляну попозже. Но насчет курева я был непреклонен.
— Знаю-знаю! — засмеялся Гуру, — «Минздрав предупреждает!» Кажется, ты так говорил в прошлый раз?
— Молодец, запомнил!
— Запомнил! — хмыкнул он, — мы вдесятером целую неделю пытались разгадать значение этого слова, но так ни к чему и не пришли. Ты мне не скажешь по секрету?
— Скажу. Министерство здравоохранения это называется.
Пораженный в самое дупло… пардон, сердце, он застыл соляным столбом и долго смотрел мне вслед. Бусинки его глубоко посаженых глаз замерли в некоем перигее, издалека он напоминал громадного, очумевшего в позапрошлом марте зайца, оставшегося в живых лишь из-за непонятной причуды пьяного деда Мазая. Я шествовал к Храму, хотя на душе моей было тревожно. Непонятно почему, но я все-таки надеялся. Что девушка одумается и останется моей Наташей, а не подстилкой для хвастуна Таласа… а вдруг, Кор Ангар вспомнил свои благие намерения и услал Послушника за горным мхом в ближайшие горы, населенные исключительно глорхами и псами-кровососами. А вдруг!?!
Мой «вдруг» разбился о громкие, чавкающие звуки, наполняющие некогда священный Храм житейской пошлостью. На постаменте, предназначенном для скульптуры неизвестного мне бога, стоял обнаженный Талас, гордо взирающий по сторонам, а моя прелестница Наташенька почти профессионально делала ему минет. В позе коленопреклоненной жрицы египетского бога Осириса. Эта сцена меня настолько наполнила негодованием, что я повторил чемпионский вздох Идола Тиона. Только, вместо кашля, заревел:
— Суки! Всех перепорю!
Удар окованного магической рудой сапога пришелся по заднице моей возлюбленной и счесал ее в кровь. Сила пинка отбросила Натали со ступенек пьедестала, хорошо, что она в это мгновение отвлеклась от своей основной работы. Иначе… иначе мне попросту не было за что хватать латной перчаткой негодяя Таласа. Но все обошлось. Я ухватил послушника за его «Нефритовый столп» и, без малейшего проявления милосердия, потянул прочь из Храма. Он мелко семенил за мной, подвывая от боли, но паче — от ужаса. Стражи на входе в Храм попрятались, справедливо посчитав, что станут моей следующей добычей. Это у нас в мире караульного защищает закон, а здесь я бы запросто превратил их в несортовую отбивную. За что, спросите вы? А просто так!
С перекошенным от злобы лицом, я выволок Таласа наружу и велел встать раком на трибуне, с которой некогда Юберион вещал о добром, мудром, вечном.
— Ма-ма-марвин! — орал, трясясь от ужаса, Послушник.
— Стоять, подлец!
Он-то стоял раком, на виду у всех. Думал, что я по злобе своей хочу отыметь его при всем честном народе. Идиот! Извращенец! Мы такое давно не практикуем, и кобылы обозные наши, чтобы к девкам ездить, а не похоть сгонять! Я слегка отступил назад, как Роберто Карлос перед самым главным в своей жизни штрафным ударом, и что было силы пнул мерзавца под зад…
…Однажды, в прошлой жизни, мой подвыпивший сосед сообщил мне, что у хорошего футболиста сила удара ногой по мячу составляет около полутонны. Как оно замеряется — я не знаю и знать не хочу, но думаю, что в этот вечер его любимчик — Роберто Карлос мной бы гордился. Сила моего волшебного пендаля была такова, что его объект пролетел по воздуху около десяти метров и воткнулся в каменные плиты площади под приличным углом. То есть, его летные качества оставляли желать лучшего. После произведенного злодеяния я вернулся в Храм и сел за обеденный стол, сервированный знакомой мне женской рукой. Достал из рюкзака бутылку вина, налил себе кружку, выпил. Не то.
Снова полез в рюкзак и достал бутылку мерзости, известной в Колонии под названием рисового самогона. Этакое саке с многократно усиленной крепостью. Я успел вылакать не менее половины бутылки, когда в Храм вернулся встревоженный Кор Ангар. Увидав горюющего Марвина и хнычущую в углу Натали, он хлопнул меня по рудному магическому плечу и махнул предварительно налитый стакан. К нему тотчас подсела невесть откуда взявшаяся Хани.
— Чертовски рад, дружище, что ты жив! — выдохнул он, переводя дух после ста пятидесяти граммов горлодера.
— Я тоже рад, — ответил я, — хотя кому-то очень хотелось, чтобы я умер.
В спальне протестующе взвыла Натали. Я сделал вид, будто не заметил, и продолжал:
— Застукал. In flagranti[21], понимаешь. Хотя вы, наверняка, уже к этому привыкли. Я-то думал, что ты его за горным мхом отправил…
— Натаскал, подлец, он столько мха… ладно!
— Да дура Ташка! — воскликнула Хани, — я ей сколько раз говорила!
— Чуть задницу не разорвал! — всхлипнула Натали, — зверь!
— Щас и рот порву! — спокойно заявил я, — тот самый, которым этого ублюдка ублажала бляжьим способом! Не веришь, сука?
За перегородкой донесся испуганный всхлип, и девушка затихла. Кор Ангар опрокинул еще стаканчик и сказал:
— Этот педрила уже успел нажаловаться Гуру. Ты не в курсе, что в отсутствие Кор Галома его функции исполняет Идол Намиб? Ну так готовься к тому, что он вскоре заявится!
Намиб заявился не вскоре. Уже на Болотный Лагерь спустилась тьма, а на болоте принялся выть от одиночества последний, оставленный в живых болотожор, когда он приплелся в Храм и осуждающим взором посмотрел на накрытый стол. Поняв намек, уже довольно теплый Кор Ангар налил ему в бокал грамм триста вина.
— Учитель, разве вы позабыли, что мы, Гуру, не употребляем…
— Садись и пей! — приказал ему Кор Ангар, — а то щас как двину!
— Т-трезвенник! — с трудом выговорил я, — а кто Послушников разбаловал так, что женщины героев прилюдно у них отсасывают? Пей, пока я добрый!
Намиб выпил половину бокала и вытаращил глаза:
— Прекрасное вино!
— Х-херни не держим! Это в-вино из подвалов орочьего Х-храма!
Пьянка продолжилась с новой силой. Одурев от рисовой горилки, я познакомил присутствующих с тостом на брудершафт. Брудершафт всем понравился настолько, что его повторяли «на бис» несколько раз. Утром мы втроем отмокали в море, чтобы священная вода унесла из нас лишние шлаки и выгнала вчерашнюю скорбь.
— Марвин! — внезапно спросил Идол Намиб, морщась от зверской головной боли, — зачем ты все-таки на людях избил Послушника. Талас заслуживает порки, согласен, но можно было ему накостылять где-нибудь за углом. Ведь если бы твоя Натали не захотела, ничего бы и не случилось.
Кор Ангар в ожидании моего ответа открыл правый глаз.
— Батюшка! — лениво начал я, — ты у нас такой дурень только с похмелья или всю жизнь? Если бы Талас ходил к Наташе тайно, то я бы тихонько угостил его трупом последнего болотожора, что по моему недосмотру нынче распевает по вечерам «Sole survivor»[22]. А поскольку это все свершалось открыто и с вашего молчаливого одобрения, то налицо явное проявление неуважения ко мне, Марвину. А за неуважение мы бьем очень больно.
Не знаю, что понял из моей помпезной речи Намиб, но его голова тотчас скрылась под водой.
— На свой счет принял! — лениво катая во рту слова, произнес Кор Ангар, — ничего, пусть отмокает. Ему полезно — совсем Гуру обленились, сволочи!
