Алексей Калугин - Галактический глюк
– В том, чтобы всегда быть готовым к смерти.
– Уточнение, – подал голос Фредриксон. – Жизненная философия аборигенов Кафатоса подразумевает, что каждый день следует прожить так, как будто это твой последний день.
– А что пытались втолковать аборигенам вы? – спросил у Леопольдо Вениамин.
– Я преподавал им основы православия. Как известно, в свое время на Земле религия стала фактором объединения народов.
– И причиной религиозных войн, – добавил Савва.
Леопольдо демонстративно проигнорировал реплику Вир-Щипка.
– Одним словом, ФКУ решило провести эксперимент по внедрению религиозного мировоззрения в сознание примитивных аборигенов Кафатоса, – продолжил он. – Результат, как вам уже известно, был отрицательным.
– Я бы сказала, трагическим, – уточнила Литиция.
– Как вы, должно быть, понимаете, я не призывал аборигенов топиться в болоте.
– Что же, им так не понравился Христос?
– То, что все обитатели селения, в котором я читал проповеди, решили разом свести счеты с жизнью, явилось для меня полнейшей неожиданностью. Мне казалось, что аборигены, если и не с полным пониманием, то, во всяком случае, с интересом, воспринимают вопросы теологии, которые я затрагивал. Впоследствии, слушая записи своих проповедей и вопросы, которые задавали после них аборигены, я пришел к выводу, что они слишком серьезно отнеслись к библейской истории. Сильное впечатление произвел на них Новый Завет. После того, как я рассказал им о распятии Христа, один из аборигенов спросил: «Разве Бог Отец не всесилен?» Я ответил утвердительно. «Почему же он ничего не сделал для того, чтобы спасти своего сына?» – спросил абориген. Выслушав мои объяснения, он только покачал головой. «Если Бог Отец позволил людям убить своего сына, то какое ему дело до тех, кто не состоит с ним в родстве?» Мои доводы насчет того, что все мы дети господа, не возымели действия.
– Разочарование в доброте и справедливости чужого бога – еще не повод для того, чтобы кончать жизнь самоубийством, – заметил Вениамин.
– Чего вы от меня хотите? – усмехнулся Леопольдо. – Чтобы я дал объяснение тому, что случилось одиннадцать лет назад на Кафатосе, с точки зрения аборигена? Я не в силах сделать это по одной простой причине: я – человек. В общении со мной никто из аборигенов ни разу не говорил о самоубийстве как о способе решить проблему жизни после смерти. Во время расследования этого случая один из членов комиссии даже высказал предположение, что имело место чудовищное совпадение. То есть аборигены пошли на коллективное самоубийство по каким-то своим, непонятным нам мотивам, не имеющим никакого отношения к тем проповедям, что я им читал. Однако прежде на Кафатосе не случалось ничего подобного. Поэтому лично я придерживаюсь мнения, что к мысли о самоубийстве аборигенов подтолкнула именно преподнесенная мною религиозная доктрина, в основе которой лежало ортодоксальное православие. Аборигены Кафатоса не испытывали страха перед смертью, но при этом не верили в загробную жизнь. Я же попытался убедить их в обратном.
Вениамина удивило то, как спокойно, по-деловому излагал факты Леопольдо. Похоже было, что он и в самом деле не видел трагедии в том, что произошло на Кафатосе. Для него это была лишь статистика плюс страничка в служебном досье – и не более того.
– Следствием этой ошибки стало служебное разбирательство, – продолжал между тем Сяо. – Дабы не выносить дело на рассмотрение международного трибунала, мне было предложено подать в отставку.
– Но отставка была мнимой?
– Конечно, – не стал отрицать Леопольдо. – Можно сказать, меня отправили в творческую командировку. Таким образом я оказался на Веритасе. Когда же здесь объявился Ги Циковский, не знавший, куда приткнуться со своей полубезумной идеей возрождения Ордена поклонников Хиллоса Оллариушника, я поддержал его и в итоге получил должность Первого Помощника Великого Магистра.
– Вопрос, – поднял руку Вир-Щипок. – Для чего нужно был внушать религиозные идеи аборигенам Кафатоса?
– Это был полевой эксперимент, – ответил Леопольдо.
– И вы занимались этим с ведома ФКУ?
– Не просто с ведома, а в соответствии с приказом. Самому мне идея обращения рептилий Кафатоса в православие с самого начала казалась абсурдной.
– Я не понимаю главного, – Вениамин не обращался с вопросом к Сяо, а скорее рассуждал вслух. – Зачем это было нужно Федеральному контрольному управлению Земной федерации?
– Хороший вопрос, – одобрительно наклонил голову Леопольдо. – Наконец-то мы подошли к самому главному. Кафатос был режимной планетой.
Сяо откинулся на спинку стула и посмотрел сначала на Вениамина, а затем на Вир-Щипков с таким видом, будто ждал восторженных аплодисментов. Отсутствие какой-либо реакции со стороны слушателей, похоже, несколько обескуражило его.
– Вы никогда не слышали о режимных планетах?
Ответил Вениамин:
– Если вы рассчитывали удивить меня, господин Леопольдо, то должен вас разочаровать. Список режимных планет приведен в начале каждой лоции вот такими, – Обвалов показал два пальца, большой и указательный, разведенные на пару сантиметров. Немного подумав, он увеличил расстояние между пальцами еще на полсантиметра. – Нет, вот такими буквами. Всего их, если не ошибаюсь, двадцать четыре. Верно, Фред?
– Двадцать четыре, – подтвердил Фредриксон.
– А я в жизни ни одну лоцию не открывал, – с обидой в голосе произнес Савва. – И знать не знаю ни про какие режимные планеты.
– Хватит, – строго глянула на него Литиция. – Ты уже не Савва Вир-Щипок, а агент ФКУ.
– Я все еще в образе, – возразил ей напарник. – А Савва Вир-Щипок ничего не знает о режимных планетах. Что у них за режим такой?
– Слушайте, перестаньте, а, – Вениамин недовольно посмотрел на агентов ФКУ, изображавших из себя добропорядочную супружескую пару, у которой случаются даже споры по пустякам. – Попросите Фредриксона, он все вам расскажет о режимных планетах.
– Ну-ну, – Леопольдо усмехнулся, небрежно закинул ногу на ногу и приготовился слушать.
– Будьте добры, господин Фредриксон, – обратился к ИскИну Савва. – Объясните нам, что собой представляют режимные планеты?
– Решением Сената Земной федерации режимной может быть объявлена обитаемая планета с уникальным общественным укладом или политическим строем, если, по заключению экспертного совета, контакты обитателей данной планеты с внешним миром могут привести к нежелательным последствиям…
– К нежелательным последствиям? – не дослушав, перебил Фредриксона Вир-Щипок. – Что под этим подразумевается?
– То, к чему привела проповедническая деятельность господина Леопольдо на Кафатосе, только в масштабах целой планеты, – объяснил Вениамин.
– Даже так? – удивленно приподнял бровь Савва.
– Общество на режимной планете развивается самостоятельно, без какого-либо вмешательства извне. Допускается лишь наблюдение за тем, что там происходит.
– Я должен сделать одно существенное уточнение, – заявил, обращаясь ко всем, Леопольдо. – То, что вы только что услышали в изложении ИскИна, является официальной версией, утвержденной Советом безопасности Сената Земной федерации. Экспертный совет, который также был упомянут, состоит из представителей так называемого подразделения «Дельта», действующего под эгидой ФКУ, но по сути являющегося независимой службой, отчитывающейся лишь перед совбезом.
– Я никогда не слышал о подразделении «Дельта», – качнул головой Вир-Щипок.
– Ничего удивительного, – ответил Леопольдо. – О подразделении «Дельта» мало кому известно.
Сказал и снова таинственно замолчал.
– По-моему, мы слушаем очередную вариацию на тему классического анекдота о Неуловимом Джо, – высказал свое мнение Вениамин.
Литиция тихо хихикнула.
– А при чем здесь режимные планеты? – спросил Вир-Щипок.
– При том, что режимными планетами занимается подразделение «Дельта».
– Вы член экспертного совета? – в очередной раз попытался съязвить Вениамин.
– Экспертный совет – это высшее руководство подразделения «Дельта». А я – чрезвычайный агент, – спокойно, с достоинством ответил Леопольдо. И совсем уж скромно добавил: – Один из тех, кто делает планеты режимными.
– Повторите, пожалуйста, еще раз, – попросил Вениамин.
– Не валяйте дурака, Обвалов, вы прекрасно поняли, что я сказал.
Голос Леопольдо звучал по-иному, совсем не так, как минуту назад. Если прежде Сяо своими манерами напоминал Вениамину актера, наперекор всем правилам пытающегося играть короля без свиты, то теперь он стал похож на режиссера, решившего сыграть в пьесе, поставленной по собственному сценарию, финал которой был известен только ему одному. И еще Вениамин понял, что нужно хотя бы на время перейти к игре по правилам, которые предлагал Леопольдо.
