Глеб Васильев - Игрушка Белоглазого Чу
9. Бунт на Олимпе
В наказание за участие в борьбе против богов Зевс заставил титанов держать небесный свод на своих плечах.
Древнегреческая мифология
Ровно через два часа сумрачный ликом Геша возник на пороге своей комнатенки, благоухая табачным перегаром и испуская из глаз лучи холодной недоброжелательности.
– А, барин пожаловали, – Лёня поставил точку в конце дописанной главы. – Я уж заждался вашей светлости.
Не говоря ни слова, Друзилкин протопал к столу, сгреб с него исписанные Пузырьковым листы, и погрузился в чтение. Пока водянистые глаза Геши скользили по строчкам, Лёня развлекался, побрасывая шариковую ручку к потолку и ловя ее возле самого пола.
– Что это? – сипло ухнул Геша, закончив чтение.
– Как что? – Пузырьков от неожиданности вопроса забыл поймать ручку, и она, упав на пол, закатилась под батарею. – Продолжение нашего монументального труда.
– Издеваешься, сука, – сквозь зубы процедил Друзилкин. Его лицо стало похоже на восковую маску, покрытую прозрачной корочкой льда. Прочтенное Гешу сильно обеспокоило сразу по нескольким пунктам. Во-первых, в глаза бросалось, что три новые главы написаны гораздо лучше предыдущих. Во-вторых, было не понятно, как можно успеть написать столько за каких-то два часа. В-третьих, в тексте весьма гармонично использовались персонажи, придуманные им – Валя Петухова, Лёша Огузкин и Петя Бодыльев. Более того, сам провести такие взаимосвязи Геша вряд ли бы догадался. Перед Друзилкиным встал вопрос, с чем легче смириться. С тем, что Пузырьков не менее (а то и более) талантливый писатель, чем он? Или с тем, что имел место гнусный подлог? Отринув первую версию, Геша лихорадочно пытался найти хоть какие-нибудь подтверждения второй, но, к своему ужасу, не находил. До сегодняшнего дня никто, включая его самого, понятия не имел, что ему придет в голову мысль написать про Пузднецова, добавив в каталог героев Шайморданова плюс ряд вымышленных лиц. Когда Геша уходил, Лёня собирался продолжить рассказ объяснением, зачем Шайморданов пришел к Пузднецову. Вместо этого он в трех главах литературно изобразил детство, отрочество и юность Руслана, в меру пестря метафорами, не увлекаясь словоблудием, но привнеся в повествование изрядную долю вымысла. Как это может быть творением человека, только что задававшего вопросы, почему один лирический герой курит сигареты без никотина, а второй пьянствует с персонажами, не имеющими реальных прототипов?!
– Сам ты сука, – беззлобно огрызнулся Лёня. – Я тут, понимаешь, стараюсь, пишу до мозолей кровавых, сохраняю эту, как ее… стилистику, персонажей твоих вылизываю, как корова телка новорожденного. И что получаю взамен? Суку? Обижаешь ты меня, Гешка.
– Вон отсюда! – мигая нервным тиком, рявкнул Друзилкин, указывая на дверь трясущимся пальцем. Его уязвленное честолюбие в неравной борьбе победило чувство здравого смысла. – Никому не позволю надо мной измываться!
– Да пошел ты, – Пузырьков сплюнул на плешивый паркет и, поднырнув под вытянутую руку Геши, которой он указывал на дверь, вышел вон.
«Вот ведь сука какая!» рассудок Друзилкина кипел, «я за порог, а он! Пригрел змею на груди. Ну ничего, мы еще посмотрим, кто кого». Словно в горячке, Геша метался по комнате, комкая и разбрасывая исписанные другом листы. Проведя в таких трудах с полчаса, Друзилкин умаялся и, тяжело дыша, присел на краешек стола. «Порву. И сожгу» решил Геша, обводя разгром в комнате взором боевого генерала, оглядывающего поле минувшего сражения. Последние силы Друзилкин потратил на сбор разбросанных бумажек, после чего, не раздеваясь, завалился на кушетку, оставив разрывание и сжигание на утро
Ночью Гешу мучили кошмары. Друзилкину снилось, что Лёня Пузырьков связал его по рукам и ногам, воткнул в вену иглу с прозрачной трубочкой, ведущей к помпе, и выкачал всю кровь в большую чернильницу. Обескровленный Геша по сюжету сна не умер, и продолжал следить за происходящим. Лёня поставил наполненную кровью чернильницу на письменный стол, достал из-за уха белоснежное гусиное перо и лукаво улыбнулся. Чернила – кровь писательства, пояснил он и обмакнул кончик пера в чернильницу. Рядом с Лёней возник Шайморданов – с козлиной бородкой и рожками. Давай, записывай, я сейчас расскажу, как все было на самом деле, сказал Руслан, не обращая на Гешу внимания. Я появился на свет в ту минуту, когда дух Генерального Секретаря… – продиктовал Шайморданов, и Лёня, высунув язык от усердия, принялся скрипеть пером, записывая его слова кровью Друзилкина на измятом желтом листе вощеной бумаги.
Утром Геша проснулся не выспавшимся, с больной головой и сухостью во рту. Приготовив все необходимое для сожжения рукописей – оцинкованное ведро, бутылочку с керосином и спички, Друзилкин передумал. По зрелом размышлении, он решил, что написанные Пузырьковым главы слишком хороши, чтобы их уничтожать. Все равно ничего лучше он про Шайморданова не вспомнит и не придумает. Продолжу с того момента, на котором остановился Лёня, подумал Геша. Доведу дело до конца, покажу ему, как творит настоящий мастер. Тогда посмотрим, кто тут культовый писатель, а кто дерьмо собачье. С этими мыслями, забыв о своей привычке завтракать по утрам, Друзилкин приступил к работе.
10. Проклятье
…она двинулась к своей норе и, остановившись на пороге, задрала платье, нижнюю юбку и сорочку по самые подмышки и показала зад. Увидевши это, Панург сказал Эпистемону: – Мать честная, курица лесная! Вот она, сивиллина пещера!
Ф. Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль»
– Какая помощь? – Пузднецову внезапно показалось, что он задал вопрос слишком наглым тоном и без должного почтения – после глотка чая мысли Ильи немного прояснились. Только сейчас до него по-настоящему дошло, кто сидит напротив него, и что это не сон.
– Илюшенька, будь добр, ебальничек попроще сделай, – от вида перепуганного Пузднецова широкие скулы Руслана свела неприятная судорога. Закурив очередную псевдо сигарету и убедившись в том, что Пузднецов его слышит и понимает, Шайморданов, четко выговаривая каждое слово, произнес: – Спрашиваешь, что меня привело к тебе? Я расскажу. История непростая, так что слушай внимательно и не перебивай. Будут вопросы – потом задашь.
Несколько дней назад я как следует закинулся и поехал с корешками в «Венецию». Это ресторан такой, может знаешь? Неподалеку от плешки. Это по-пацански площадь трех вокзалов. Еще раз перебьешь – извини, я предупреждал. Ничего так ресторанчик на первый взгляд: фрески-хуески там всякие, арки с лопухами, маски карнавальные, официантки в париках и белых чулках – одну за жопу ущипнул, так визжала, будто ей анус нашампурили по перворазью. Водочки заказали, макарон под это дело, пельменей с креветками. Сидим, культурно отдыхаем. Тут Сяпля, ну Владик Сяпунов, ты его знаешь, говорит: «Че-то пельмени больно мятой воняют. Видать, бля, креветки стухли, вот они, суки, амбре и отшибают». Принюхались к пельменям – реально мятой несет, ебановрот. Я так спокойно подзываю козу эту визгливую, говорю, повара сюды. Приходит шеф-повар, Пиздо бля Пальма, макаронник сранный. Сяпля ему миролюбиво так: «Признавайся, мразь, нахуя тухлятину в пельмени захуярил? Кого, падла, наебать хотел?». Пальма зенки выпучил и ну на своем итальянском гнать – «лашате ми кантаре, равиоли муча густа». Сяпля ему намекнул, чтоб он перед пацанами не выебывался и по-русски отвечал. Хуйнаны – Пальма как пиздаболил по-свойски, так и продолжил, только граблями еще сильней размахался. Тут уж я не выдержал. Руками не маши, клоун ебаный, говорю. Отвечай, когда тебя по-хорошему спрашивают. Ща я его по хрюкоталу приложу, вмиг поймет, говорит Сяпля и уже рукава пиджака закатывает. Ну правильно, за конкретно поставленный базар отвечать нужно. Тут Валя влезла: «Чего до человека доебались? Ему какие продукты дали, из таких и приготовил». Я: «Базара нет. Только я за гавно платить не буду». Сяпля успокоился чуток, рукава назад раскатал и повару лыбится. Иди, говорит, нахуй, макака, мы сегодня добрые. Пальма съебался, мы водочку добили и тоже к выходу потопали. Тут, откуда ни возьмись, появился вротебись – четыре мордоворота в костюмах черных и с табличками «администратор» на лацканах. Молодые люди, говорят, не забудьте оплатить счет за посещение нашего чудесного ресторантуса. Сяпля им: «С хуя ли? За пельмени ваши падальные? Идите повару своему мозги ебите». Ребята оказались профессиональные, из ментов видать, – Валю за дверь выставили, а меня с Сяплей вверх тормашками как буратин вздернули, вытряхнули и по почкам настучали – мы даже пукнуть не успели. Ладно, думаю, парни, мы с вами еще похихикаем. Слыханное ли дело, чтоб меня в ресторане мусора бэушные отпинали? Можно сказать, я им даже посочувствовал, телкАм неразумным – останутся их детишки без кормильцев. Короче, выкинули нас с черного хода – костюмы грязные, почки болят – аж ссать кровью тянет, бабла нет, даже мобильники потроха сучьи стянули. Доковыляли до парадного входа – Вали и след простыл. Я послал Сяплю чайника ловить – приходит через десять минут: «Эти хуи деньги вперед требуют». Зеленоглазое, блядь, такси. Вобщем, вечер не удался. Усугублять чего-то не захотелось. Поэтому пошарили по карманам, наскребли кое-какой мелочи. Сяпля сказал, что ровно на одну поездку на метрополитене имени Ленина, ебать его лысый череп, выходит. А ля гер ком аля гер, говорю, Сяпля, пойдешь домой на своих двоих, а я, пожалуй, в андеграунде проедусь – романтика.
