Генри Каттнер - Пять рассказов о Гэллегере
— Та-ак… — протянул Махони, разглядывая Гэллегера.
— Ваш брат-близнец?
— Я удивлен не меньше вас, — слабым голосом пробормотал конструктор.
Махони скрипнул зубами, дрожащей рукой вынул сигару и прикурил.
— Послушайте, — сказал он, — не знаю, что это за фокус, но он мне не нравится. Если и у этого парня отпечатки пальцев и сетчатки окажутся такими же, как у вас… Я вовсе не собираюсь сходить с ума. Ясно?
— Это невозможно, — сказал техник.
Махони загнал всех в дом и позвонил в участок.
— Инспектор? Я насчет тела, которое привезли час назад… помните, дело Гэллегера?
— Вы его нашли? — спросил инспектор.
Махони замер.
— Не понял… Я говорю о теле с непонятными отпечатками пальцев.
— И я о нем же. Нашли вы его или нет?
— Но оно же в морге!
— Было, — сказал инспектор. — Еще десять минут назад. А потом его украли. Прямо из морга.
Махони, облизывая губы, медленно переваривал сообщение.
— Инспектор, — сказал он наконец, — у меня есть для вас тело. Но другое. Я только что нашел его во дворе у Гэллегера. Причина смерти та же.
— Что-о?!
— Дыра, прожженная в груди. Труп здорово похож на Гэллегера.
— Похож на… А как с отпечатками пальцев, которые я велел вам проверить?
— Я все сделал. Ответ положительный.
— Но это же невозможно!
— Подождите, вот увидите новый труп! — рявкнул Махони. — Пришлите сюда парней, ладно?
— Уже отправляю. Что за сумасшедшее дело…
Экран погас. Гэллегер раздал всем выпивку и брякнулся на диван. Голова у него кружилась.
— Послушай, — сказал дед, — тебя нельзя отдать под суд за убийство того, первого, парня. Если его украли, нет corpus delicti [4].
— Чтоб меня… ну, конечно! — Гэллегер вскочил. — Это так, Махони?
Детектив прищурился.
— В общем-то, да. Однако не забывайте о том, что я нашел во дворе. Вас вполне могут отправить в газовую камеру за второго.
— О! — Гэллегер вновь опустился на диван. — Но я же его не убивал!
— Это вы так говорите.
— Разумеется. И дальше буду говорить. Разбудите меня, когда все закончится. Я должен подумать. — Гэллегер сунул мундштук органа в рот, настроил его на медленную подачу и расслабился, потихоньку глотая коньяк. Он закрыл глаза, задумался, но ответа так и не нашел.
Вскоре комната вновь заполнилась людьми, и началась обычная в таких случаях рутина. Гэллегер отвечал на вопросы, используя только часть своего мозга. Наконец полиция уехала, забрав с собой второе тело. Подкрепленный алкоголем разум Гэллегера обострился, его подсознание помалу переводило управление на себя.
— Кажется, я понял, — наконец сказал он деду. — Ну-ка, посмотрим… — Он подошел к машине времени и подергал рычаги. — Нет, не могу ее выключить. Похоже, она настроена на определенное событие. Я начинаю вспоминать, о чем мы говорили вчера вечером.
— О предсказании будущего? — спросил дед.
— Угу. Не было у нас спора насчет того, может ли человек предвидеть собственную смерть?
— Был.
— Вот тебе и ответ. Я настроил машину так, чтобы она предсказала мою собственную смерть. Она движется вдоль темпоральной линии, догоняет мое будущее in articulo mortis [5] и переносит мой труп в наше время. То есть, мой будущий труп.
— Спятил, — уверенно констатировал дед.
— Нет, тут все правильно, — настаивал Гэллегер. — Первым трупом был тоже я. В возрасте семидесяти или восьмидесяти лет. Тогда меня убьют выстрелом из излучателя. Через сорок лет или около того, — задумчиво закончил он.
— Гм-м… Излучатель у Кэнтрелла…
Дед недовольно скривился.
— А как быть со вторым телом? Не знаешь?
— Разумеется, знаю. Параллельные временные линии. Альтернативное будущее. Вероятности. Слышал о такой теории?
— Не.
— Она утверждает, что существует бесконечное множество различных вариантов будущего. Изменив настоящее, мы автоматически переходим к иному варианту будущего. Нечто вроде переключения железнодорожной стрелки. Если бы ты не женился на бабушке, меня бы здесь сейчас не было. Понятно?
— Не, — ответят дед, наливая себе еще, а Гэллегер продолжал:
— Согласно варианту А, я буду убит выстрелом из теплового излучателя в возрасте около восьмидесяти лет. Я доставил свой труп по временной линии в настоящее и, разумеется, оно изменилось. До этого в варианте А не было места трупу восьмидесятилетнего Гзллегера. Появившись здесь он изменил будущее. В результате мы переместились на другую временную линию.
— Глупости, — пробормотал дед.
— Тихо, дедуля, дай поразмыслить. В данный момент действует другая линия, вариант В. На этой линии я буду убит из излучателя в возрасте около сорока пяти лет. Поскольку машина настроена так, чтобы переносить сюда мое тело, едва только я умру, она так и сделала — материализовала мой сорокапятилетний труп. А труп восьмидесятилетнего меня, ясно, исчез.
— Ха-ха!
— Так и должно быть. Его просто не существовало в варианте В. Когда вариант В был реализован, вариант А отпал. Равно как и первый труп.
Старик вдруг радостно закивал.
— Понял! — воскликнул он. — Решил прикинуться психом? Мудрое решение.
— Ха! — фыркнул в ответ Гэллегер.
Он подошел к машине времени и попытался ее выключить. Ничего не вышло, машина не поддавалась. Казалось, она всецело посвятила себя материализации трупов Гэллегера.
Что же теперь будет? В данный момент действует альтернативный вариант В. Однако, труп В не должен был существовать в конкретном настоящем. Это был фактор X. АВ + Х = С. Новая переменная и новый труп. Гэллегер поспешно выглянул во двор. Он был пуст, пока, по крайней мере. Слава Богу и за это.
«Так или иначе, — думал Гэллегер, — меня не могут осудить за убийство самого себя. Или могут? Можно ли применить здесь закон, запрещающий самоубийство? Нет, это бред. Я не совершал никакого самоубийства, и по-прежнему жив».
Но раз он был жив, значит, не мог быть мертвым. Гэллегер поспешно подошел к органу, нацедил себе чего покрепче и задумался о смерти. Мысленно он уже видел суд и борьбу невероятных противоречий и парадоксов — процесс века. Если он не найдет лучшего на этой планете адвоката, ему конец.
Потом мелькнула другая мысль, и Гэллегер рассмеялся. Скажем, его осудят за убийство и казнят. Если он умрет в настоящем, его будущий труп тут же исчезнет и corpus delicti не будет. В результате он неизбежно будет реабилитирован после смерти.
Однако мысль эта почему-то не утешала.
Вспомнив, что необходимо действовать, Гэллегер окликнул либлей. Создания уже добрались до коробки с печеньем, но на зов явились немедленно, смущенно стряхивая крошки с усиков.
— Мы хотим молока, — сказал толстый. — Этот мир принадлежит нам.
— Да, — добавил второй, — мы разрушим все города, а потом схватим красивых девушек и потребуем…
— Бросьте, — устало отмахнулся Гэллегер. — Мир может и подождать, а я нет. Мне нужно быстренько что-нибудь изобрести, чтобы немного заработать и нанять адвоката. Я Не хочу провести остаток жизни в роли обвиняемого в убийстве моего будущего трупа.
— Здорово! — восхитился дед. — Ты уже говоришь как записной псих.
— Катись отсюда! И подальше. Я занят.
Дед пожал плечами, надел шляпу и вышел, а Гэллегер приступил к допросу либлей.
Вскоре он понял, что толку от них мало. И не в том дело. что либли сопротивлялись; наоборот, они очень хотели ему помочь. Однако они никак не могли понять, что нужно Гэллегеру. Кроме того, их маленькие головенки были до отказа заполнены любимой идеей, так что на все остальное просто места не осталось. Мир принадлежал им, и трудно было поверить, что существуют еще и другие проблемы.
И все-таки Гэллегер не сдавался. В конце концов он наткнулся на то, что ему требовалось, когда либли вновь упомянули об обратной мозговой связи. Устройства для этого в мире будущего были распространены довольно широко. Давным-давно их изобрел человек по фамилии Гэллегер, сообщил ему толстый либль, не замечая явного совпадения.
Гэллегер поперхнулся. Похоже, ему предстояло создать машину для обратной мозговой связи прямо сейчас, раз уж так было записано в истории. С другой стороны, что произойдет, если он этого не сделает? Будущее вновь изменится. «Как же получилось, — задумался он, — что либли не исчезли с первым телом, когда вариант А сменился вариантом В?»
Ответ был прост: дожил Гэллегер до седин или нет, либлям в их марсианской долине до этого дела не было. Когда музыкант берет фальшивую ноту, он может на несколько тактов отойти от верной тональности, но вернется к ней, как только сможет. Похоже, и время стремилось к своему нормальному состоянию.
— В чем заключается эта обратная мозговая связь? — спросил он.
