Альфред Хичкок - Галерея призраков
Покидая городок, мистер Мол поручил мистеру Сойеру продать дом Валиантов со всем находящимся в нем имуществом за максимальную цену, которую ему удастся за него получить. Но от таких старых домов избавиться довольно сложно, и хотя мистер Сойер развил бурную деятельность, всячески рекламируя достоинства дома, на его предложение откликнулся лишь единственный клиент, который сам оказался агентом по торговле недвижимостью, намеревавшимся купить дом как можно дешевле для последующей перепродажи. Мистер Сойер отправил мистеру Молу письмо, но ответа не получил, и поскольку инструкции его были вполне определенными, он уже собирался заключить сделку, но в последний момент решил переговорить с мисс Эммелин.
— Джон, — сказала мисс Эммелин, — но ведь это меньше, чем мистер Мол заплатил мне только за мебель.
— Если вы предложите на пять долларов больше, — ответил мистер Сойер, — я буду вынужден принять ваше предложение.
Мисс Эммелин выписала ему чек, он оформил бумаги и передал ей ключи, и в тот же день она вновь въехала в свой бывший дом.
Мистер Сойер послал чек в офис мистера Мола, а секретарша мистера Мола перевела деньги на личный счет шефа, где они, насколько мне известно, и находятся до сей поры.
Мисс Эммелин была так счастлива вернуться в свой старый дом, что на некоторое время утратила всякий интерес к полетам, и миссис Бишоп приходилось летать одной.
Миссис Бишоп ничуть не роптала по этому поводу, поскольку до такой степени успела пристраститься к своему новому увлечению, что готова была летать и средь бела дня, если по каким-то причинам ей не удавалось это делать в другое время суток. И действительно, постепенно она стала отправляться в полеты чуть раньше, а возвращаться чуть позже, чем следовало, поскольку вопреки принятым нормам поведения всегда поступала только так, как это нравилось ей, и не обращала никакого внимания на то, что могут подумать о ней другие.
Неудивительно, что сначала один, а потом другой и третий горожанин увидел ее возвращавшейся домой на рассвете или парившей над озером в лучах заходящего солнца. Первые ее появления в небе вызвали определенную тревогу у населения, но когда ее узнали, все пересуды сами собой прекратились. Ибо что бы ни делали Бишопы вот уже на протяжении нескольких поколений, все это встречало неизменную поддержку и одобрение горожан, и новая причуда представительницы этого славного рода воспринималась как очередное доказательство его превосходства. То, что расценивалось бы как хвастовство со стороны человека просто очень богатого или как эксцентричность со стороны занимавшего высокое, но не подкрепленное внушительным банковским счетом социальное положение, воспринималось как нечто нормальное и естественное для представителя общества, обладавшего обоими этими достоинствами.
Итак, к концу нашей истории мисс Эммелин и ее кот Томас вернулись в привычное окружение своего уютного родного дома, а миссис Бишоп… Честно признаться, даже не знаю, что сказать о миссис Бишоп. Дело в том, что воздушные путешествия, начавшись для нее когда-то как безобидное хобби, постепенно превратились в нечто большее. Ее служанки шептались между собой, что несколько раз слышали какие-то таинственные звуки и видели смутные очертания загадочных существ, сопровождавших их хозяйку, а в последнее время она стала пропадать неделями, а то и дольше. Однажды прохладным осенним вечером, когда две дамы в очередной раз совершали облет озера, мисс Эммелин испытала тревожное ощущение, что они не одни. Характерно и то, что миссис Бишоп стала все реже посещать регулярные Встречи подружек, а ее скамья в церкви на воскресных службах все чаще остается пустой. Но выводы делайте сами. Мне кажется — и того же мнения придерживается мисс Эммелин, — что в этой ситуации мы вряд ли способны что-либо изменить.
Элджернон Блэквуд
Долина зверей
Едва они вышли из зарослей густого леса, как индеец резко остановился, а Гримвуд, нанявший его проводником, молча приблизился и встал рядом, зачарованно глядя на поросшую девственной растительностью долину, раскинувшуюся перед ними во всем своем великолепии. Оперевшись на ружья, мужчины с восхищением рассматривали неожиданно возникший перед ними пейзаж, утбпавший в золотых лучах заходившего солнца.
— Мы разбивать лагерь здесь, — решительно сказал Тушали, внимательно оглядев окрестности. — Завтра мы делать план.
По-английски говорил он замечательно. В его тоне явно были слышны властные, авторитарные нотки, но Гримвуд решил не обращать на них внимания и отнести на счет торжественности момента. Все следы, встречавшиеся им на протяжении последних двух дней, и особенно один из них, самый важный, вели к этой затерянной в чаще долине, обещая захватывающую и необычную охоту.
— Именно так, — ответил он таким тоном, как будто отдавал приказ, — можешь приступать к разведению костра. — И, присев на поваленный ствол дерева, снял охотничьи сапоги, чтобы дать, наконец, отдых натруженным ногам, стонавшим после долгого дня, целиком проведенного в изнурительном выслеживании лося. Хотя при обычных обстоятельствах Гримвуду было вполне по силам идти еще час или даже два, сегодня он не прочь был заночевать здесь. На последнем отрезке марша на него навалилась усталость, руки начали дрожать, притупилась острота зрения, и он уже не был уверен, что способен пустить пулю точно в цель. А промахнуться во второй раз он не мог себе позволить.
Три недели назад Гримвуд, его друг канадец Айрдейл и два их проводника отправились на поиски гигантского лося, который, по уверениям индейцев, обитал в районе Снежной реки. Вскоре они убедились, что рассказы проводников не были выдумкой — об этом говорило невиданное обилие следов, кроме того, каждый день им попадались прекрасные экземпляры животных… Редко можно было встретить такие изумительные рога, но охотники жаждали еще большего и потому не торопились. Поднявшись в двух девятифутовых каноэ вверх по реке к цепочке маленьких озер, разбросанных у ее истока, они разделились на две группы и три дня безуспешно искали гигантского зверя, который, по мнению индейцев, бродил где-то совсем неподалеку. Охватившее их возбуждение было велико, предвкушение удачной охоты вытесняло все остальные мысли. Накануне их расставания Айрдейл подстрелил самого крупного в своей жизни лося, размеры головы которого превышали все мыслимые пределы. Гримвуд целиком находился во власти всепоглощающего охотничьего азарта. Кровь так и кипела в его жилах, заставляя забыть о покое. Он хотел убивать. Казалось, в этом был для него главный смысл охоты.
На четвертый день выслеживания лося они наткнулись на гигантские следы. Измерив их и определив длину шага, Гримвуд едва смог справиться с нахлынувшим на него возбуждением. Тушали внимательно рассматривал следы несколько минут.
— Это самый большой лось в мире, — с расстановкой проговорил он, и какое-то новое выражение появилось на его непроницаемом лице.
Они преследовали его до самого заката, но так и не смогли догнать великана, очевидно, прекрасно знакомого с болотистой местностью, густо поросшей ивняком и подлеском. И он не чувствовал настигавшей его погони. С рассветом они снова тронулись в путь. Ближе к вечеру на второй день преследования Гримвуд неожиданно для самого себя заметил огромное животное, на мгновение мелькнувшее в чаще ивового кустарника. От одного вида его непостижимо огромных рогов у охотника закружилась голова и дробно заколотилось готовое выскочить из груди сердце. Он прицелился и выстрелил. Но лось, вместо того чтобы метнуться в чащу, круша все на своем пути, неторопливо скрылся в густом кустарнике, и мягкий топот его тяжелых копыт постепенно стих вдали. Гримвуд промахнулся; в лучшем случае, он только ранил зверя.
Они разбили лагерь, а на следующий день, оставив каноэ, пошли по громадному следу. Кое-где им встречалась кровь, но было ее совсем немного. Пуля Гримвуда, вероятно, всего лишь поцарапала лося. Марш по болотистой местности был изнурительным и выматывающим. К вечеру, когда они уже окончательно выбились из сил, след вывел их на границу огромной долины, у которой они теперь стояли, зачарованно глядя на раскинувшуюся перед ними красоту. Именно туда, вниз, и спустился гигантский лось. Там он, наверное, считает себя в безопасности. Гримвуд согласился с мнением индейца. Они останутся, здесь на ночь, а на рассвете возобновят охоту на «самого большого — в мире лося».
Они уже поужинали, и маленький костер все тусклее мигал багровыми головешками, когда Гримвуд вдруг осознал, что индеец ведет себя необычно. Трудно сказать, что именно привлекло к себе его внимание. Он был человеком не слишком проницательным и довольно толстокожим — что-то должно было нарушить его комфорт, помешать ему испытывать постоянное чувство довольства собой и жизнью, чтобы он обратил на это внимание. Кто-либо другой давно бы уже заметил перемены в поведении краснокожего. Тушали развел костер, поджарил мясо, заварил чай, приготовил одеяла для себя и хозяина. — и все это проделал в полном молчании. Он не произнес ни слова за последние полтора часа, а если говорить точнее, то с того самого момента, как увидел эту долину. И его наниматель наконец обратил внимание на непривычную молчаливость индейца только по той причине, что любил после еды послушать его рассказы о лесе и охотничьи байки.
