Илья Варшавский - Лавка сновидений (повести и рассказы)
Удар был рассчитан точно. Меньше всего Пилату хотелось впутывать сюда правителя Сирии.
— Возьмите этого человека! — приказал он страже, отводя взгляд от умоляющих глаз Курочкина.
* * *
Иуда провел ночь у ворот претории. Он следовал за Курочкиным к дому Киафы, торчал под окнами у Анны и сопровождал процессию к резиденции прокуратора. Однако ему так и не удалось ни разу пробиться сквозь толпу к Учителю.
В конце концов, выпитое вино, волнения этого дня и усталость совсем сморили Иуду. Он устроился в придорожной канаве и уснул.
Проснулся он от жарких лучей солнца, припекавших голову. Иуда потянулся, подергал себя за бороду, чтобы придать ей более респектабельный вид, и пошел во двор претории, надеясь что-нибудь разузнать.
В тени, отбрасываемой стеной здания, сидел здоровенный легионер и чистил мелом меч.
— Пошел, пошел отсюда! — приветствовал он апостола. — У нас тут не подают!
Смирив гордыню при виде меча, Иуда почтительно изложил легионеру свое дело.
— Эге! — сказал тот. — Поздно же ты о нем вспомнил! Теперь он уже… Легионер заржал и красочно воспроизвел позу, которая впоследствии надолго вошла в обиход как символ искупления первородного греха.
Потрясенный Иуда кинулся бегом к Лобному месту…
* * *
На вершине холма стояло три креста. У среднего, с надписью "Царь иудейский", распростершись ниц, лежал плачущий Симон.
Иуда плюхнулся рядом с ним.
— Рабби!!
— Совсем слаб твой рабби, — сказал один из стражников, рассматривая снятые с Курочкина доспехи. — Еще и приколотить как следует не успели, а он сразу того… — стражник закатил глаза, — преставился!
— Со страха, что ли? — сказал второй стражник, доставая игральные кости. — Так как, разыграем?
— Давай!
Иуда взглянул на сморщенное в смертной муке бледное лицо Учителя и громко заголосил.
— Ишь, убивается! — сказал стражник. — Верно, родственничек?
— Послушайте! — Иуда встал и молитвенно сложил руки. — Он уже все равно умер, позвольте нам его похоронить.
— Нельзя. До вечера не положено снимать.
— Ну, пожалуйста! Вот, возьмите все, только разрешите! — Иуда высыпал перед ними на землю деньги, вырученные за осла.
— Разрешить, что ли? — спросил один из стражников.
— А может, он и не умер еще вовсе? — Второй служивый подошел к кресту и ткнул копьем в бок Курочкина. — Пожалуй, помер, не дернулся даже. Забирай своего родственничка!
Между тем остальные продолжали рассматривать хитон.
— Справная вещь! — похвастал счастливчик, на которого пал выигрыш. Сносу не будет!
Потрясенные смертью Учителя, апостолы торопливо снимали его с креста. Когда неловкий Иуда стал отдирать гвозди от ног, Курочкин приоткрыл глаза и застонал.
— Видишь?! — шепнул Иуда на ухо Симону. — Живой!
— Тише! — Симон оглянулся на стражников. — Тут поблизости пещера есть, тащи, пока не увидели!
Стражники ничего не заметили. Они были целиком поглощены дележом свалившихся с неба тридцати сребреников.
Оставив Курочкина в пещере на попечении верного Симона, Иуда помчался сообщить радостную весть прочим апостолам.
Курочкин не приходил в сознание.
В бреду он принимал Симона за своего аспиранта, оставленного в двадцать первом веке, но обращался к нему на древнееврейском языке.
— Петя! Петр! Я вернусь, обязательно вернусь, не может же Хранитель оказаться такой скотиной! Поручаю тебе, в случае чего…
Пять суток, отпущенных Хранителем, истекли.
Где-то, в подвале двадцатиэтажного здания мигнул зеленый глазок индикатора. Бесшумно включились релейные цепи.
Дьявольский вихрь причин и следствий, рождений и смертей, нелепостей и закономерностей окутал распростертое на каменном полу тело, озарил пещеру сиянием электрических разрядов и, как пробку со дна океана, вытолкнул Курочкина назад в далекое, но неизбежное будущее.
— Мессия!! — Ослепленные чудесным видением, Иоанн, Иаков, Иуда и Фома стояли у входа в пещеру.
— Вознесся! — Симон поднял руки к небу. — Вознесся, но вернется! Он меня нарек Петром и оставил своим наместником!
Апостолы смиренно пали на колени.
*
Между тем Курочкин уже лежал в одних плавках на диване гостеприимного заведения Казановака. Его лицо и лоб были обложены тряпками, смоченными в растворителе.
— Ну, как попутешествовали? — спросила Маша, осторожно отдирая край бороды.
— Ничего.
— Может, вы у нас докладик сделаете? — поинтересовался Казановак. — Тут многие из персонала проявляют любознательность насчет той жизни.
— Не знаю… Во всяком случае не сейчас. Собранные мною факты требуют еще тщательной обработки, тем более, что, как выяснилось, евангелисты толковали их очень превратно.
— Что ж, конь о четырех ногах и тот ошибается, — философски заметил Казановак. Он вздохнул и, тщательно расправив копирку, приступил к составлению акта на недостачу реквизита.
— Что там носят? — спросила Маша. — Длинное или короткое?
— Длинное.
— Ну вот, говорила Нинке, что нужно шить подлиннее! Ой! Что это у вас?! — Она ткнула пальцем в затянувшиеся розовой кожицей раны на запястьях. И здесь, и здесь, и бок разодран! Вас что, там били?
— Нет, вероятно поранился в пути. Казановак перевернул лист.
— Так как написать причину недостачи?
— Напишите, петля гистерезиса, — ответил уже поднаторевший в терминологии Курочкин,
Обыкновенная фантастика
Поездка в Пенфилд
Современная сказка
— Пожалуй, я лучше выпью еще коньяку, — сказал Лин Крэгг.
Подававшая чай служанка многозначительно взглянула на Мефа.
Тот пожал плечами.
— Зачем вы так много пьете, Лин? В вашем положении…
— В моем положении стаканом больше или меньше уже ничего не решает. Вчера меня смотрел Уитроу.
— Теперь мы справимся сами, Мари, — сказал Меф. — Оставьте нам кекс и коньяк.
Он подождал, пока служанка вышла из комнаты.
— Так что вам сказал Уитроу?
— Все, что говорит врач в подобных случаях пациенту. Вы не возражаете? — Крэгг протянул руку к бутылке.
— Мне, пожалуйста, совсем немного, — сказал Меф.
Несколько минут он молча вертел в пальцах стакан.
— Вы знаете, Лин, что труднее всего бывает находить слова утешения. Да и не всегда они нужны, особенно таким людям, как вы. И все же поймите меня правильно… Ведь в подобных случаях всегда остается надежда…
— Не нужно, Эзра, — перебил Крэгг. — Я не понимаю обычного стремления друзей прибавить к физическим страданиям еще и пытку надеждой.
— Хорошо, не будем больше об этом говорить.
— Вы знаете, Эзра, — сказал Крэгг, — что жизнь меня не баловала, но если бы я мог вернуть один-единственный момент прошлого…
— Вы имеете в виду ту историю?
Крэгг кивнул.
— Вы никогда мне о ней ничего не рассказывали, Лин. Все, что я знаю…
— Я сам старался ее забыть. К сожалению, мы не вольны распоряжаться своей памятью.
— Это, кажется, произошло в горах?
— Да, в Пенфилде. Ровно сорок лет назад. Завтра — сорокалетие моей свадьбы и моего вдовства. Он отпил большой глоток. — Собственно говоря, я был женат всего пять минут.
— И вы думаете, что если бы вам удалось вернуть эти пять минут?..
— Признаться, я постоянно об этом думаю. Меня не оставляет мысль, что тогда я… ну, словом, вел себя не наилучшим образом. Были возможности, которых я не использовал.
— Это всегда так кажется, — сказал Меф.
— Возможно. Но тут, пожалуй, особый случай. С того момента, как Ингрид потеряла равновесие, было совершенно очевидно, что она полетит в пропасть. Я достаточно хорошо владею лыжными поворотами на спусках и еще мог…
— Глупости! — возразил Меф. — Вся эта картина придумана вами потом. Таково свойство человеческой психики. Мы неизбежно…
— Нет, Эзра. Просто тогда на мгновение меня охватило какое-то оцепенение. Странное фаталистическое предчувствие неизбежности беды, и сейчас я готов продать душу дьяволу только за это единственное мгновение. Я так отчетливо представляю себе, что тогда нужно было делать!
Меф подошел к камину и стал спиной к огню.
— Мне очень жаль, Лин, — сказал он после долгой паузы. — По всем канонам я бы должен был теперь повести вас в лабораторию, усадить в машину времени и отправить путешествовать в прошлое. К сожалению, так бывает только в фантастических рассказах. Поток времени необратим, но если бы даже сам дьявол бросил вас в прошлое, то все события в вашей новой системе отсчета были бы строго детерминированы еще не существующим будущим. Петлю времени нельзя представить себе иначе, как петлю. Надеюсь, вы меня поняли?
