Михаил Успенский - Алхимистика Кости Жихарева
Помер пожилой миролюбец, когда Васька был ещё малым ребёнком, – вот и лишился парнишка мужского воспитания. Отсюда и все беды: в семилетнем возрасте он выдёргивал руки-ноги у сверстников, «побивал их смертию напрасною», так что люди постоянно приходили с жалобами к матушке хулигана, «честной вдове Мамелфе Тимофеевне» – только её он и слушался. Мама посадила сына под домашний арест.
Но не век же ему в тереме сидеть! Достигнув семнадцати лет, наследник огромного состояния, обученный всяческим наукам, сколотил собственную дружину – тридцать молодцев без единого. И поспорил «о велик заклад» (в Новгороде, видно, без этого не живут!) с тремя князьями, что его пацаны побьют всех городских мужиков на мосту через Волхов. Там было место традиционных кулачных боёв.
Предвидя неприятности, мамаша срочно засадила Ваську в глубокий погреб. И новгородские граждане в пух и прах разнесли обезглавленную дружину, «попятили» буслаевских бойцов и связали кушаками.
Но дворовая девка, видя такую беду, освободила хозяина. (При этом она уничтожила железным коромыслом полтыщи горожан.) И уж только потом наш Васенька приступил к массовому истреблению сограждан железной осью, отчего
Мужиков новгородских мало ставится,
Очень редко и мало их.
Ну, руководство города побежало к маме – уйми чадо милое, а то управлять станет некем!
Мамелфа Тимофеевна, не надеясь на свой авторитет, послала жалобщиков в Сергиев монастырь за крёстным отцом героя, неким Старчищем Пилигримищем. Огорчённый известием о бесчинствах крестника, монах снаряжается в дорогу:
Одевает Старчище кафтан в сорок пуд,
Колпак на голову полагает в двадцать пуд,
Клюку в руки берёт в десять пуд.
Он что, в ратные доспехи облачается? Вовсе нет. Современнику, слушающему былину, было совершенно ясно, что речь идёт о веригах – тяжёлых грузах, которые навешивали на себя кающиеся христиане ради искупления грехов своих. Видно, Старчище тоже неслабо покуролесил в молодые годы, так что пришлось ему и в монахи постричься, и паломничество во Иерусалим совершить (потому он и Пилигримище). Ясно, что буйного Васю крепкий дедок хорошо понимал.
И что же ответил честному старцу на кроткие увещеванья крестничек любимый?
«Ай же ты, мой крестный батюшка!
Не дал я тебе яичка о Христовом дни,
Дам я тебе яичко о Петровом дни!»
Щелкнул как крестного батюшку
Тою осью железною,
Железной осью сорокапудовою:
От единого удара Васильева
Крестному батюшке славу поют.
Страшный, непрощаемый грех убить крёстного – всё равно что родного отца на тот свет отправить! И вот этого выродка прикажете считать образцом русского характера, примером широкой и разгульной славянской души? Это «полётка соколиная», это «поступка молодецкая»?
В нашу эпоху политкорректности никогда не назовут негодяя негодяем. Постесняются или побоятся. И придумывают всякие пустые слова: «противоречивый», «неоднозначный», «амбивалентный»…
Вот и сказитель не говорит ни слова в осуждение героя – сами, мол, судите, господа хорошие, кто перед вами.
(Хотя нет, намёк он всё-таки даёт в самом начале былины. Какие такие дети могли быть у девяностолетнего-то Буслая? Васька – явно дитя, рождённое вне закона, заугольник, суразёнок, бастард, ублюдок! И ведёт себя соответственно представлениям своего времени!)
…В конце концов суразёнок утихомирился, подчинился «старой матушке», удалился в свои палаты белокаменные и жил себе «во праздности», как привык.
Но… даже негодяю надо иногда честь знать. И отправляется Вася с великим материнским благословением во Святую Землю, подобно убитому им крёстному. Раскаялся? Сам он признаётся встречным купцам:
А моё-то ведь гулянье неохотное;
Смолоду бито, много граблено,
Под старость надо душу спасти.
Сто лет ему не нужен Иерусалим, но… так принято. Так прилично. Иначе народ не поймёт!
Только идет герой со дружиною каким-то странным маршрутом – через Ильмень-озеро в Каспийское море! Ох, былинная география, беда с тобою! Опять реку Волхов с Волгой перепутала! А православных паломников – с мусульманскими, которые спускались по реке до Каспия, а потом шли через Иран в свою Мекку!
Но что утешает в былинах про Ваську, так это их финал, всегда трагический для мерзавца. Не уберегло и паломничество.
Лежал на горе череп, «пуста голова человечья». Мешал он тебе, Вася? Зачем ты, Вася, его пнул? Мы и так знаем, что ты не принц Гамлет, который бережно поднял с земли череп шута Йорика и сказал о нём доброе слово.
Да любой нормальный герой сказки похоронил бы «мёртвую голову» с честью, а за это впоследствии покойник ему бы как-нибудь помог. Но ты же ненормальный, Вася Буслаев! Ты убеждённый негодяй! И тебе уже никто и ничто не поможет!
И свернул новгородский бандюган дурную свою башку во время состязания по прыжкам в длину через чей-то надгробный камень.
В некоторых изводах былины роль рокового камня играет совсем уж фантастическая «пучина тысячеглазая» – чуть ли не из древнеиндийской мифологии образ…
Из-за Василия Неоднозначного чуть было не поубивали друг дружку академики Платонов и Невтонов. Первый утверждал, что В. Буслаев – ярый язычник, борец с чуждой народу византийской верой. Второй доказывал, что В. Буслаев есть первый русский крестоносец, и в Иерусалим он ходил не кланяться, а бить басурман в компании с немытыми и неграмотными европейскими баронами. Полицию и «неотложку» пришлось вызывать. Коллеги только в реанимации и помирились!
Даже в наши дни новгородский ухарь воду мутит…
И тем не менее остался Василий Буслаев в памяти народной. Потому что люди нуждаются в идеале. Вон американцы нашли в своей куцей истории героя – ковбоя Билли Кида. И сняли про него кучу фильмов – какой у нас Били меткий, храбрый и благородный. А в жизни это был обыкновенный убийца-психопат.
И про Васю у нас отдельный фильм сняли. И такой хорошенький, кудрявенький актёр его играет, словно со старой открытки «Люби меня, как я тебя».
А господа уголовнички до сих пор плачут по ресторанам, когда им поют шансон про старенькую маму… Традиция!
Бой на волховском мосту
– Без махаловки не получится, видать, – сокрушённо сказал Костя. – Как всегда, сперва самого мелкого подсылают, а потом всей кодлой наедут.
– Только не надо в гостинице разгром устраивать, – сказал ботан, и голос его предательски задрожал. – Выгонят нас отсюда и заставят платить за поломанную мебель…
– На улице и убежать куда будет, – подковырнул его Колобок. – Хотя Нил прав. Соберите-ка всю поклажу с собой – вдруг и вправду придётся отступать. Против всего Господина Великого Новгорода нам не выстоять! А на чужаков могут все ополчиться, забудут и обиды Васькины…
Они спустились по лестнице и вышли на улицу.
Былинный Новгород был весь пригожий и чистенький, как на рисунке в летописи. А белоснежный собор Святой Софии по здешним масштабам не уступал московской высотке.
По каменному мосту через Волхов неустанно бегали туда-сюда шустрые мальчишки с деловым видом.
Костя поймал одного шустряка на бегу, ухватил за плечо и спросил:
– Куда несёшься, отроче?
Малец поглядел на богатыря с почтением и бойко отрапортовал:
– Грамотку волоку с Детинца во кузнечную слободу!
– Отпусти его, – сказал Филимонов. – Тут все поголовно грамотные и царапают на берёсте послания друг дружке. Вроде наших эсэмэсок. Их на раскопках находят видимо-невидимо…
А маленький вестник помчался дальше, показав язык.
– Эх, надо было расспросить его, где Садко живёт, – сказал ботан. – Кто лучше почтальона город знает?
– Думаешь, Садко нас отмазывать станет? – сказал Костя. – Мы ему не братья родные…
– Поздно, – голос у ботана стал сиплый. – Никто нас уже не отмажет…
На противоположном конце моста возвышался огромный, как памятник Ленину, матёрый человечище в красном кафтане нараспашку. Под кафтаном алела косоворотка. Красными были и атласные шаровары, и мягкие сапожки с загнутыми вверх носами. А венчала всю эту красноту уже знакомая нам шапка.
И бритая рожа у него была красная-красная, как из бани!
В правой руке человечище держал дубину и похлопывал этой дубиной по ладони левой руки.
Миновать его не было никакой возможности. Новгородцы, спешившие на другой берег Волхова, охали и поворачивали назад – от греха подальше.
Друзья остановились и застыли – словно ждали, когда красный человек сперва пожелтеет, а потом станет зелёным – и можно будет пройти…
Бежать было стыдно, драться – страшно, чего уж там. При всём своём богатырстве Костя Жихарев был всё-таки мальчишка, а поджидал его опытный и безжалостный боец.
– Джульверн, ты бы побазарил с ним, – сказал Костя. – Может, разойдёмся по-хорошему?
– Я… я не знаю, – пробормотал Нил Филимонов. Ему страшно хотелось убежать, и, чтобы такого позора не случилось, ботан вцепился в лямку богатырского рюкзака. – О чём? Зачем мы ему понадобились?
