Юлия Жукова - О богах, шакалах и детях
На ночь Азамат читает нам всем сказки, как и обещал. В том числе странную сказку с сюжетом вроде "О царе Салтане", только вместо одного Гвидона в ней фигурируют золотой мальчик и серебряная девочка. Муданжские сказки вообще странные, но эта особенно удалась: мать главных героев злые враги живьём зарыли в землю, однако лет через двадцать раскаявшийся муж её откопал, и она неплохо сохранилась. Принялась петь и танцевать, уговорила плодоносить какую-то засохшую яблоню и напоила своих взрослых женатых детей мёдом из грудей. Я понимаю, конечно, почему сегодня Азамат выбрал именно эту сказку, но как бы мне кошмары сниться не начали от таких сюжетов. На Кира, впрочем, кажется, впечатления не произвело.
— Последняя сказка была ужасная, — сообщаю мужу, укладываясь в постель.
— Да-а, — урчит Азамат. — Она очень древняя, а в древних сказках больше символов, чем красоты. Но я подумал, что Киру будет полезно её послушать. Материнское молоко — это очень важный символ на Муданге. Ты ведь знаешь, у нас женщины редко кормят сами, так что это своего рода благословение Богини-Матери. Спасибо тебе, что его угостила. Я подумывал тебя попросить, но решил, что это будет уже слишком, ты и так его очень хорошо приняла.
— Он поэтому десять раз разрешения просил? И потом благодарил тебя за что-то? Я уж так и подумала, что тут какое скрытое значение.
— Да уж какое скрытое, — хмыкает Азамат. — Его родная мать ему ни капли не дала в своё время, а тут вдруг ты, чужая, в общем, женщина, предлагаешь целую бутылку. Вот это я понимаю приём в семью.
— Давно бы сказал, — пожимаю плечами. — Может, он бы быстрее к нам привык.
— Я думаю, если бы ты ему прямо сразу молока предложила, он бы решил, что мы опасные безумцы, — смеётся Азамат. — По-моему, всё вышло просто отлично, потому что не нарочно. Может, он теперь успокоится наконец. Эх-х… — Азамат подгребает меня поближе и трёся щекой о мою макушку. — Может, кончились наши невзгоды, как ты считаешь?
— Не загадывай, — кривлюсь я. — Нас так просто в покое не оставят.
Лошадь — это не только средство передвижения и спутник жизни, это ещё и классная увлекательная игрушка, навроде нового телефона. И мои мальчики явно в детстве не наигрались. Вот уже полдня выгуливают своих скотов, меряются, чей выше прыгает, и учат мелкого командам. Он, правда, визжит всё что угодно, только не то что нужно, и лошади немного нервничают.
Я постояла понаблюдала за этим развлечением минут двадцать, зевнула и пошла домой консультировать страждущих на форуме. И вот как раз когда я обдумываю, как бы потактичнее и попонятнее объяснить некоему зажиточному фермеру, что с его сыном всё хорошо, а вот у него самого запущенная паранойя, мне звонит Алтонгирел.
То есть, звонит он не совсем мне, а просто на местный большой бук, которым мы с Азаматом пользуемся неразличимо.
— А, — говорит, — это ты. Здравствуй. Где Азамат?
— Выгуливает детей и зверей, — отвечаю. — И тебе привет.
Алтонгирел откачивается сначала в одну сторону, потом в другую, как будто хочет удостовериться, что муж не стоит у меня за спиной, подслушивая разговор.
— Да нету его, — говорю. — Он на стоянке.
— Угу, — Алтонгирел усаживается поудобнее и вдруг пригибается к экрану и спрашивает шёпотом: — Ну как они ладят?
— Последние пару дней ничего, — задумчиво склоняю голову. — Хотя Кир по-прежнему странноватый. Вроде всё хорошо, всем доволен, вдруг смотришь — опять надулся. Вчера, например…
Я кратко пересказываю вчерашний эпизод с побитым пастухом. Алтонгирел смотрит на меня пристально и корчит самые невообразимые рожи. В конце он страдальчески потирает лоб и некоторое время молчит.
— Что скажешь, духовник? — спрашиваю.
— Наверное, хорошо, — медленно начинает Алтонгирел, — что Азамат двинул этому полудурку.
— Конечно, хорошо, — удивляюсь я. — Есть сомнения?
— Я в том смысле, — продолжает Алтоша, — что раньше бы он так не сделал. До твоего появления он принимал оскорбления как должное, никому даже в голову не приходило, что ему обидно…
Я нетерпеливо вздыхаю.
— Ну естественно у него с тех пор повысилась самооценка! Если ты не заметил, его вообще-то Императором сделали, а такие вещи обычно влияют на отношение к себе, знаешь ли. Я поражаюсь, как этот козёл посмел рот открыть. Это ж надо быть таким кретином, чтобы опустить сына Императора в его присутствии! На что он рассчитывал, интересно? Что Азамат глухой?
— В том-то и дело, — хмурится Алтонгирел. — Если бы этот мужик самого Азамата оскорбил, Азамат бы сдержался. Он вспылил из-за мальчишки. Это, конечно, тоже кое-что говорит об этом… как ты его называешь… самомнении. Пастух, конечно, идиот, но сама ситуация показательна: народ не принимает безродного князя.
— Но официально Кир — не безродный, — возражаю я.
— Ага. И все, конечно, верят.
— Хочешь сказать, Азамату что-то угрожает? — озабоченно спрашиваю я.
Алтонгирел пожимает плечами.
— Он сам себе главная угроза. Надо было найти мальчишке приличную семью на Гарнете, а лучше ещё подальше, установить пособие и расслабиться. Кого повоспитывать-то найдётся, вон у тебя спиногрыз растёт. А Азамату этот мальчишка важнее должности. Ну как так можно? — Алтонгирел тяжело вздыхает. — Теперь всё время будут проблемы. Ну допустим половина населения верит в вашу сказку. Но вторая половина уж точно догадывается, как всё было на самом деле. Потому эти ваши пастухи и лошадей показывали плюгавеньких, чтобы пацан не зарывался, не думал, будто ему теперь все кланяться станут. А-а! — духовник раздражённо отмахивается. — Вот упрямый шакал…
Это он про Азамата, я так понимаю.
— Алтонгирел, — окликаю я его пока у него перерыв в тираде. — а ты Кира принципиально по имени не называешь?
— Да нет, — пожимает плечами духовник. Потом поднимает на меня встревоженный взгляд. — И ты туда же? Азамат — я ещё понимаю, он всю жизнь мечтал завести кучу детей. Но тебе-то какое дело, как я называю этот сборник проблем? Он ведь даже не твой.
— Ну-у, — я склоняю голову набок, — знаешь, мне как-то удобнее считать его своим, иначе приходится делить семью. Опять же, он-то не виноват, что безродный и что у Азамата из-за него проблемы. Да и потом, он довольно милый, особенно когда не психует. Вчера вообще был такая лапочка, я его своим молоком угостила, так он…
— Что-о ты сделала?! — вытаращивается Алтонгирел, хватаясь за край экрана для устойчивости.
— Ну у меня осталось лишнее в бутылке, — раздражённо поясняю я. Подумаешь, какая невидаль.
Алтонгирел проводит руками по лицу и волосам, как будто умываясь.
— Ты всё-таки больная на всю голову, — резюмирует он.
— Да ну тебя, — обижаюсь. — Что ни скажу, всё плохо.
— Э-э, да нет, я… в хорошем смысле, — исправляется духовник.
Я ржу. Он ещё пытается оправдаться, потом сдаётся.
— Вы с Азаматом в самом деле идеальная пара, — скрипит зубами. — Ты его в любом сумасбродстве поддерживаешь, да ещё и опережаешь. Я вообще не представляю, как твои дикие выходки выглядят для этого вашего Кира. Он ведь, когда повзрослеет, станет важным человеком на планете.
Я соглашаюсь, что Киру с нами, раздолбаями, тяжело, прощаюсь и отключаюсь как раз перед тем, как мои возвращаются в дом. Едва Азамат показывается на пороге кухни, становится ясно: они снова повздорили.
— Что на сей раз? — тихо спрашиваю я.
Азамат устраивает Алэка в манеже, падает в кресло и устало трёт лицо руками.
— Я уже ничего не понимаю. Мне кажется, я так долго не выдержу.
Кир, застывший у двери по стойке "смирно", при этих словах подбирается.
— А у тебя есть выбор? — поднимаю бровь. Мне не нравится, как Кир стоит. Как бы не рванул куда-нибудь. — Кир, иди сюда.
Ребёнок осторожно приближается, поглядывая на дверь. Азамат смотрит в пространство. Я прихватываю Кира за плечи и направляю на диван, чтобы сидел рядом со мной и далеко от двери.
— Ну что вы там опять не поделили? — спрашиваю, поглаживая его по затылку.
— Ничего, — почти беззвучно отвечает Кир.
— Я просто попросил его пришпорить лошадь, — рассказывает вместо него Азамат. — После чего внезапно катание нам стало не интересно, и мы, не объясняя причин, развернулись и пошли домой. Я не понимаю, Кир. Я что, невежливо к тебе обратился? Или тебе показалось, что я недостаточно высоко оцениваю твои способности наездника?
Ребёнок смотрит в пол блестящими глазами.
— Или вчера, — продолжает Азамат, — я недостаточно ясно сказал, что ты можешь выбрать любую лошадь и сколько угодно её гонять, чтобы убедиться, что она тебе подходит? Или, может, твой конь сбил копыто, а я и не заметил, бесчувственный придурок?
Кир резко втягивает воздух, явно еле сдерживая слёзы.
— Азамат! — шиплю я. — Перестань!
