Составитель Андрей Синицын Коллектив Авторов - Человек человеку - кот
— То есть вы имеете в виду, что она с самой юности была гордой и самостоятельной фелиссианкой, а не теми позорящими наш род созданиями, выпрашивавшими ласку?
— Это именно так, но это вызвано скорее отличием ее семейного положения. Она стала членом семьи сразу. Мы знали, что она умна, горда, самолюбива и злопамятна, как вы все.
— Нам есть, что помнить. Особенно, правда, это касается кинолэрдов. Какое, кстати, забавное имя у третьего создателя договора!
— Ничего забавного. Форева Джолли Оффлакистрайк — старинное родовое имя тех, кто по роду принадлежит к Спаниэлям. Вы просто редко включаете их в свои семейные объединения, вот они и кажутся вам необычными. Дело привычки, только и всего.
— Не буду спорить, Ваше Величество, в моем семейном кругу в самом деле нет кинолэрдов.
— Вы с ними по-прежнему не слишком уживаетесь?
— А вы думаете, это легко, Ваше Величество? И мы, и они помним Осское побоище.
— Да, как там у вас:
«И на восходе вновь это озеро становится алым от крови фелиссийцев.
А на закате вновь это озеро становится алым от крови кинолэрдов.
И сотни лет Вселенная ждет рассвета и заката,
Когда в Осском озере вновь будет вода, а не кровь…»
— О, Ваше Величество, Вы помните нашу зимнюю песню скорби!
— Я, вообще, слишком редко забываю, разумный… к сожалению. Когда-то это было необходимостью, но с тех пор, как Император ушел от власти, стало досадной помехой. Но вернемся к Донне. Что еще вас интересует.
— Еще, если позволите, несколько интимный вопрос.
— Задавайте, я уже в том возрасте, когда могу на них отвечать.
— Где Донна Бел-ли'Аддэн избрала себе место для сна?
— Вы все еще пытаетесь меня подловить? Вы думаете: «Вот сейчас она скажет, что на этом кресле, или в этой комнате, или на столе среди бумаг, и я объявлю, что ее все же считали, ну, если не «домашним животным», то членом семейного круга низшего ранга». Так вот, хоть этот разговор и неофициален, я могу подтвердить официально соблюдением всех протокольных норм, если это потребуется — как и положено младшей жене, она спала на семейной кровати. Предпочитала ложиться в ногах у Императора или вытягиваться рядом с ним. При этом, конечно, старалась сохранять прикосновение к телу. Такие подробности вас устроят? И не надо пытаться так гневно на меня смотреть, вам до нее далеко, а мы с ней частенько мерились взглядами.
— И кто побеждал?
— О, у нас хватало ума не выяснять это окончательно. Тактичный способ прервать поединок есть всегда.
— То есть нельзя сказать, что Вы с ней жили, как сейчас говорят, «душа в душу»?
— Разумеется, нет. И она, и (смею надеяться) я были достаточно сильными личностями. Мы подстраивались под семью, мы были тактичны в отношении к Императору, но подлизываться еще и друг к другу — это уже чересчур, согласитесь. Впрочем, так было по молодости. После аранской катастрофы все изменилось.
— О-о! Ваше Величество имеет в виду то самое знаменитое аранское покушение, которое возглавил один из подвидов Орнитэллы?
— Да, именно его, хотя в те времена в целях сохранения столь хрупкого мира и согласия его было принято называть катастрофой. Именно тогда Донна резко изменила их планы, согнав основного исполнителя приговора с мундира Императора. Орнитэллы тогда не считались даже ограниченно-разумными, в них никто не видел опасности, и многие гости явились на тот прием со своими питомцами.
— Так что она сделала, Ваше Величество?
— Ну, разумеется, она не смогла стерпеть такой наглости. Какой-то ярко крашенный пернатый намеревался усесться на парадный императорский мундир. Нахал лишился пары перьев и уверенности в удачном выполнении замысла. Но тот был простым исполнителем, и отступать не мог. А против того, что он топчется по моему платью, она не возражала… Исторически парадные одеяния слишком тяжелы и чрезвычайно неудобны, в них даже двигаешься-то с трудом, поэтому их мы с мужем всегда надевали в последний момент. И когда он настал, яд оказался не на его мундире, а на моем платье… Видите, как все просто.
— Но, Ваше Величество, надеюсь, Вы не думаете, что Донна Бел-ли'Аддэн…
— Успокойтесь, мне это и тогда-то в голову не пришло, не то что сейчас. Но главным было то, что Император остался жив, и заговорщики были схвачены. Исполнитель к тому времени был уже мертв, а верхушку Император достал. Но я об этом узнала далеко не сразу. Яд был рассчитан на мужчину, но и мне пришлось нелегко. Жизнь-то мне врачи сохранили, но воздействие было сложным, и здоровье продолжало ухудшаться, даже когда я уже пришла в себя и потребовала, чтобы меня вернули домой. Тогда я почему-то считала, что умирать надо дома, а что до этого дойдет, никто из этих светил не сомневался, хотя и пытались врать в глаза: «все, мол, будет великолепно». Но они быстро во всем признались, связались с Императором, и он прямо из Дворца Правосудия приехал за мной. Потом он говорил, что Донна была сама не своя, во всем винила себя, бродила по опустевшему императорскому дворцу, плакала… Она, по-моему, так и не простила себе того, что не слопала этого пернатого с потрохами (я очень извиняюсь), а позволила буквально на глазах отравить мое платье. Поэтому она решила, что не даст мне умереть. Так оно и вышло.
— Что Вы имеете в виду, Ваше Величество?
— Нашим врачам давно известно, что вы, фелиссиане, умеете лечить. Донна буквально не слезала с моей кровати, стараясь устроиться так, чтобы я всегда чувствовала ее тепло. А когда я стала вставать, она в полной мере показала свой стервозный характер. Донна ходила за мной по пятам, и стоило мне хоть немного устать, она начинала орать и требовать, чтобы я ложилась отдыхать. Но я ведь тоже была упряма, и тогда она переходила все границы — бежала к Императору, находила его, где бы он ни был, и жаловалась на то, что я устала. Император приходил, и уж его мне приходилось слушаться. Я оставляла свои дела и шла отдыхать, а Донна с удовлетворенным видом устраивалась со мной рядом. Про врачей я и не говорю — после выволочки, устроенной им Императором по жалобе Донны, они буквально ходили перед ней на задних лапках и выполняли все ее требования, касающиеся меня. А у меня тогда и сил-то не было, чтобы ее прогнать. Это врачей, слуг и охрану я могла запугать — ее не могла.
— О, ее никто не мог запугать. Даже величайшие из наших Матриархов всегда с ней соглашались. Это особо хорошо видно, когда читаешь протоколы заседаний их советов. Донна Бел-ли'Аддэн всегда выходила победительницей из этих политических битв.
— Значит, вы меня понимаете. Она выгоняла моих гостей, если считала, что они меня утомляют. Донне ничего не стоило выставить таким же образом любого из принимаемых Императором, если она почему-то вдруг решала, что он на меня может дурно повлиять. А Император постепенно слушал ее все больше и больше. Может, это было связано еще и с тем, что я пусть постепенно, но выздоравливала. Однако многие последствия ее решений мы расхлебываем и сейчас. Так, отношения с союзом Приматов после того, как Донна выгнала их делегацию, были восстановлены всего десять лет назад. И это, заметьте, не единственный случай…
— Она никогда не любила приматов.
— Она вообще мало кого любила! Ее любовь слишком трудно было заслужить.
— Ну что Вы, Ваше Величество, мы все не слишком любвеобильны, а она слишком любила Императора, Вас, юную Императрицу… Для нас этого достаточно. Особенно если любить хомона так, как Донна любила Его Величество. У нас до сих пор ходят легенды о том, что когда в конце жизни долг призвал ее на родину, она не согласилась на брачные отношения ни с одним соплеменником, а просто сдала несколько яйцеклеток в Генетический Банк, таким образом выполнив свою обязанность по продолжению рода…
— Да, Императора она любила. Ведь была еще попытка принца… Но простите, вот об этом еще рано рассказывать.
— Ваше Величество!
— Я сказала, об этом еще нельзя.
— Ваше Величество!!!
— Нет!
— Но Ваше Величество!
— Я сказала, НЕТ! Впрочем, только для вас скажу, что несколько дней Император носил ее на руках — может быть, поэтому она и осталась жива. И с тех пор она первой пробовала всю еду, которую подавали нам на стол. Ее мнение о качестве еды было окончательным, и оно ни разу не было ошибочным. И должна вам признаться, в тех редких случаях (на некоторых приемах, во время визитов), когда блюда (конечно, тщательно проверенные различными детекторами) приносили нам, минуя Донну, охрана заметно нервничала.
— А Император…
— Я думаю, тогда они и стали впервые общаться… осознанно, не только эмоционально. И тут мы вплотную переходим к созданию Договора. В то очень тяжелое для меня время Донна была для него скорее старшей, чем младшей женой. А Джолли… приходил меня проведать. Против его присутствия Донна не возражала, хотя кинолэрдов тоже, можно сказать, э-э… не любила. И именно тогда Император приказал направить тринадцать процентов научного бюджета империи на создание пси-коммуникационного устройства для нашего общения с Донной… ну и моего с Джолли. И уже через четыре года были изготовлены первые транслейторы.
