Король сусликов - Николич Гоян
На расстоянии палитра пламени была видна особенно четко: ослепительно-белый и пышущий жаром желтый переходил в чуть более прохладный оранжевый, который сменялся красным, а уже за ним следовал черный дым. Мой отряд состоял из одного молодняка, и я прекрасно понимал, что мало кто из них раньше лицезрел вживую подобную картину. Большинство видело такое только на слайдах и фотографиях на курсах, организованных весной Лесной службой.
Огонь тем временем, пожрав все что можно, жадно двинулся в поисках новой пищи. Завитки пламени обвивали верхушки деревьев, словно веревки. Всякий раз, когда огонь отыскивал себе новую жертву, об этом оповещали новые клубы дыма и ярко-красных искр.
Пламя вишневого цвета. Именно так выглядит огонь с температурой тысяча градусов.
При большом пожаре всегда формируются новые воздушные потоки. Этот, естественно, исключением не стал. Несмотря на тишь и безветренную погоду, на площади примерно в два с половиной квадратных километра образовался свой микроклимат и начал задувать ветер.
В долине, раскинувшейся у моих ног, царило обманчивое спокойствие. Порой начинал дуть легкий бриз с юга. Ну а на тропе, по которой шла моя команда, бушевал настоящий ураган, словно мы находились на берегу объятого штормом океана.
Я очень надеялся, что погода переменится, но у пламени на нее имелись свои планы. Кроме того, я понимал, сколь велика вероятность того, что перемена будет отнюдь не к лучшему.
Когда вся команда собралась вокруг меня на берегу реки, я взял с собой несколько человек и поднялся с ними обратно на холм. По моим сведениям, Кармен поехала по одной из грунтовок, объявленных накануне безопасными. Я бы на ее месте не стал столь безоговорочно доверять сводкам.
Огонь снова накинулся на участок, где уже успел побывать, но был изгнан — двести метров обугленной травы, на которую обрушилась с самолета противопожарная смесь. Где-то на высоте шести метров над моей головой протянулись пестрые языки пламени. Я пригнулся. Меня обдало волной жара, словно великан провел по мне обжигающе горячей ладонью. Огонь устремился на сухостой из сосен, которые много лет назад прикончили древоточцы. Какие-то несколько секунд — и уже вся роща была объята пламенем. Я почувствовал, как под ногами дрогнула земля.
Только за сегодня площадь возгорания увеличилась в два раза.
Послышались глухие раскатистые удары, напоминавшие канонаду батареи гаубиц, работающей по позициям засевшего в отдалении врага.
Пламя нахлынуло на мой отряд, вынудив ребят совершить глупость и броситься к тем немногим деревьям, которые еще не успел охватить огонь. Подавляющее большинство моих подопечных были добровольцами, не старше тридцати лет. Сейчас их обдувал раскаленный ветер, швырявшийся пеплом, а сами они стояли среди деревьев, которые могли вспыхнуть в любой момент. Я прекрасно понимал: если огонь снова изменит направление, им не спастись. Бежать было некуда. Мы исчерпали запасы везения.
Тем временем два очага возгорания продолжали надвигаться на «Золотое ущелье». Цистерны с топливом были припаркованы у высокой скалы. Мы понимали: в случае детонации взрывная волна отразится от нее и ударит по нам, оказавшимся в ловушке среди сосен.
Языки пламени остриями копий устремились к небу по обоим сторонам тропы, тогда как потоки нисходящего холодного воздуха гнали растущий жар к земле. Конвекционный ветер, тот самый, который образуется, когда вы открываете два окна на противоположных концах комнаты, на некоторое время прибил пламя, после чего оно отдалось на волю господствовавшего в долине ветра.
Я замахал руками. Моя команда ничего не слышала из-за шума — тонкого, напоминающего фальцет воя. Знаками я показал, чтобы все достали защитные покрывала. Ребята собрались в кучу и склонились, касаясь друг друга желтыми касками, словно игроки в регби. Некоторые все еще возились с покрывалами, накидывая их себе на головы. Я при этом продолжал отчаянно жестикулировать.
За нашими спинами бушевал пожар. Впереди него ветер гнал горящие сучья и куски коры. Казалось, кто-то невидимый швыряется горящими факелами из-за движущейся огненной баррикады.
Пересчитав отряд по головам, я проорал приказ и знаком показал ребятам, чтобы начинали копать.
Парни с развевающимися серебристыми защитными покрывалами рассредоточились и принялись рыть обжигающе горячую землю. Верховой пожар, бушевавший в кронах деревьев, будто бы обрадованный таким обилием добычи, хищно набросился на нее. Он словно не знал, куда двигаться дальше.
Над нами пролетел вертолет, оглашая округу мерным рокочущим баритоном двигателей. В воздухе почувствовалась влага, но я знал — сейчас температура слишком высока, и вода, сброшенная с вертолета, не достигнет земли. Борту с противопожарной смесью тут тоже было нечего делать: покуда экипаж не будет точно знать, где именно мы находимся, он не станет скидывать смесь.
До меня донеслись крики — сплетение странных голосов. Я прекрасно понимал, что ничего не мог слышать — при таком-то шуме от пожара. Я ощутил, как голова наливается привычной тяжестью. Голоса сделались громче. Они несли какую-то околесицу, череду смутно знакомых слов, которые иногда даже складывались в осмысленные фразы. В моей голове будто звучали обрывки диалога. Знаете, словно сумасшедший с диктофоном в руках, гоняющий запись туда-сюда. Грохот хлопающих дверей. Топот ног на лестнице. Возмущенные вопли. Шелест одежды. Пальба. Надсадная ругань. Женский вопль. Хруст веток под коваными ботинками. На тропу обрушился водопад искр, и я рефлекторно пригнулся, ожидая, что вот-вот рванет мина.
Я услышал как меня окрикнул радист Паппас. Увидел, как по нам стреляют из калашей.
Один из моих ребят, рывший ров, оступился и упал. Порыв ветра сорвал с него шлем. Поначалу я подумал, что одежда на нем слишком облегающая, и удивился, зачем он снял желтый защитный костюм. Потом до меня дошло, что на парне ничего нет, за исключением ботинок и закатанных штанов. То, что я принял за развевающуюся ткань, было его слезающей кожей. Жаркий ветер задувал с такой силой, что я увидел, как плоть на его руке трепещет, подобно черной парусине. Я увидел, как показалась белая жировая ткань и тут же потемнела, как только ветер швырнул на рану пепел. Пожарный упал, подтянув к себе ноги, будто собираясь поспать. Кто-то подскочил к нему и утащил прочь. Два силуэта растворились в дыму, будто их и не было.
Огонь, обнаружив доступ к воздуху, торжествующе взметнулся над лесом.
Я заорал, подзывая к себе всех, кто мог меня услышать.
Я отбежал в сторону. Вокруг меня сгрудилось человек семь.
— Я к цистернам с топливом, — прокричал я, тыча рукой приблизительно в ту сторону, где, по моим прикидкам, находилась гостиница.
Ближайший ко мне мужчина прижал ладонь к уху и помотал головой. Я показал на тропу.
— Оставайтесь тут, — проорал я ему прямо в ухо. Развернув к земле ладони, показал жестом вниз, после чего преклонил колено. Остальные последовали моему примеру.
— Надо спасти цистерны. Пущу встречный пал.
Один парень из моей команды беззвучно прошлепал губами: «Да ты, блядь, ебнулся».
— Всё так. С этим справится только псих, — согласился я и жестом показал, чтобы остальные сели поплотнее.
Я принялся рыть обугленную почву под ногами, покуда не докопал до твердого известняка. Очистил его поверхность затянутой в перчатку рукой. Обгоревшей палочкой нацарапал силуэты двух пересекающихся овалов. Ребята закутались в защитные покрывала и свели их концы вместе над головами. Получилась эдакая импровизированная палатка из серебристого материала, внутри которой вроде бы стало легче дышать и проще разговаривать. Кто-то зажег фонарик. Я присел на корточки и прочертил прямую линию, разделявшую мою схему на две равные части.
— Это — наша тропа, — сказал я. — Еще сто метров — и она упрется в ранчо «Последний шанс». Там еще забор с табличками «частная собственность», если он не сгорел. А вот тут, за ограждением, находится склад «Золотого ущелья».