Яна Алексеева - Некроманты, алхимики и все остальные
— Десять, поднимается, — сквозь туман добрался до меня крик с носа.
Нырнув в волну, промчавшуюся по палубе и оставившую везде где, только можно ошметки водорослей, выскочили из щели. И тут же, не жалея рук, влево.
— Все паруса на десять раскрыть, — приказала, даже не удосужившись проверить, не остался ли кто за бортом. Впрочем, все на месте. И уже работают, сбрасывая ошметки дерева на палубу.
Течение вышвырнуло лукку на серо-зеленые просторы Малого моря. Раскрывшись, маскировочная ткань хлопнула, натянулась, ловя новый, свежий ветер. Встречная волна вновь окатила водой палубу. Кэрдан за моей спиной медленно опустился на палубу, шумно отфыркиваясь и переводя дыхание.
Прошли, мы прошли, оставляя позади… Сколько мгновений это заняло? Я обернулась. Скалистые отроги, укрытые белой пеленой брызг, пенные водовороты, серо-бурые хребты, среди которых таились подводные твари. Теперь — только вперед!
Ночь медленно укутывала море, сквозь облака едва заметно просвечивало багровое закатное солнце. Всего-то ничего времени прошло… страх медленно отступил, навалилась усталость. Плечо ныло, ладони саднило, по телу пробегала нервная дрожь, впрочем, это скорее от холода, медленно пробирающегося под промокшее насквозь платье.
— Ран, наводи порядок на палубе, рулевой — на место, — вздохнув, приказала я, перекладывая штурвал. — Паруса убрать на пять.
Протяжно застонав, слившаяся с темнотой лукка легла на новый курс, прямо на Жемчужину. Теперь отдых, и уже на рассвете мы войдем в Горловину. Оставляя кровавые пятна на досках и леерах, помогла подняться Кэрдану, и, обняв его, на подгибающихся ногах ввалилась в каюту.
— Тихо, как водяная рысь? — прошептал он мне на ухо.
— Легко, как пушинка, — кивнула, почти падая на кровать. И хрипло рассмеялась, окончательно расслабляясь. Ненадолго…
Всего две малые клепсидры откапали, и я вновь вышла на палубу, оставив Кэра мрачно переживать собственную бесполезность над кубком противоядия.
Ничего, недолго ему осталось отдыхать. Дальше, на земле, без него никак не обойтись.
Слизнув с губ терпкий вкус короткого поцелуя, прошла на нос. Ни единая звезда не нарушает темноты, сквозь которую призрачным ветром несется корабль. Только тонкая полоска рун чуть светится вдоль борта, бросая блики на воду. Серебристые пенные барашки скрываются под корпусом, поющим тревожную, нервную песню. Сколько парусов мы сможем еще поставить? От силы пять… Ничего, это утром.
Команда отдыхает. Только Тир глядит бессмысленно куда-то в пространство. Это иллюзия. Он замечает каждое мое движение, и когда я поднимаю левую руку, послушно поворачивает штурвал, меняя галс. Паруса хлопают, но вновь ловят ветер, когда дежурный матрос подтягивает веревки.
Ночь ведет меня, ночь и инстинкт, которому не нужны звезды и карты. Здесь — точно не нужны, потому что фарватер и глубины у Столичной бусины любой капитан заучивает наизусть.
Теперь мы прокрадемся вдоль скалистого, поросшего колючими кустами безлюдного берега, мимо белеющих в темноте мелей и светящихся в темноте колоний алых кораллов.
Нависающие над морем тучи ничуть не давят, хотя воздух необычно сильно насыщен пряно-соленым ароматом. Это море, перегнившие водоросли, используемые в качестве удобрения на полях и в садах, и пыльца лассий, пурпурных цветов, символов смерти, растущих только на жемчужине. Оседая на губах, запах заставляет невольно облизываться… Легкий ветер, неся нас вперед, еще и рассказывает, каков был урожай, сколько земли освоили на берегах и где была пролита кровь… Неожиданно накатывает тошнота, и, зажав рот губами, я глубоко вдыхаю, так, что горло обжигает ветром. Закашлявшись, свешиваюсь за борт, вцепившись в уцелевшее перильце, сплевываю скопившуюся во рту горечь. Выпрямившись, пережидаю головокружение и усаживаюсь на палубу.
Рассеянно глянув на клубящееся тучами небо, признаю, что завтра, возможно, случится гроза. Ветер согнет деревья, срывая с них плоды, а с крыш домов — яркую черепицу, и хлесткие струи дождя зальют землю, наполнят пересохшие водоводные каналы. Это будет сильная буря, шепчет мне легкий бриз. Завтра, к полудню, когда все так или иначе решится… Совершенно не о том думаю…
— Убрать третий, — выпрямившись, командую я. Светлой тенью на фоне принявших цвет неба парусов, скользнул наверх Нарин, самый молодой матрос в моей команде, вечно веселый дамский угодник, умудряющийся сохранять хорошие отношения и с прошлыми, и с нынешними своими подружками. Наверное, это его задорная улыбка… Даже на меня действует порой и я отпускаю его раньше, чем прочих. Хороший парнишка, но не долго ему бегать на свободе осталось, внучка жреца, Лирна, положила на него глаз.
Предвестников рассвета, взблескивающих серебристой чешуей перед носом лукки, я так и встретила. Сидя на бухте каната, слушая тишину и отрешенно созерцая темные воды. По правую руку тянулась узкая полоска берега, в серых сумерках похожая на мохнатую веревку. Оттуда уже поднималась встречная белая волна. Стая птиц, разбивая тишину резкими криками, торопилась на охоту за всплывшим со дна косяком серебристой трески. Вестники и Прощальники, поделившие побережье, шумно хлопая крыльями, одна за другой пикировали в воду, выхватывая клювами и когтями толстенькие тельца. Часть, хищно клокоча, атаковала было «Красту», но мгновенно отступила, когда с кормы донесся резкий свист. Тушки, будто наткнувшись на стену, попадали в воду, где их радостно встретили хищные рыбы, всплывшие вслед за рассветной треской. За бортом плеснуло розовой пеной, смешанной с обрывками белого оперения. Плотоядные твари дрались, одновременно разрывая добычу на части.
Потянувшись, я встала. Пусть их… есть дела куда более важные. Проскользнув в каюту, коснулась плеча дремлющего мужчины. Тот мгновенно напрягся, распахнув шалые карие глаза.
— Что?
— Мы почти на месте.
Осторожно поднявшись, Кэр яростно потер лицо, сгоняя предутреннюю муть.
— Ты готова?
— Конечно, мой господин, — опускаясь на колени, чтобы поменять повязку, тихо выговорила я. — Все будет, как договорились.
Когда солнечные лучи, теряя силы, пробились через облачный покров, мы уже миновали Крабью клешню, длинную скалистую косу, на которой стоял древний маяк. На вершине темной, обшарпанной, но все еще внушающей благоговение своей мощью башне горел огонь. Хрустальная сфера медленно вращалась вокруг масляного фонаря, разбрасывая в море сияющие блики, прокладывая радужные дорожки на пене, бьющейся о камни. В дни, когда солнце не скрыто за пеленой облаков, вид его ослепителен.
Ни одна синяя сторожевая рукка, из тех, что неспешно скользили чуть дальше, на траверзе маяка, не потребовала остановиться. Хотя «Краста», сверкая в утреннем сумраке белоснежным парусами, поставленными взамен маскирующих в самый последний момент, так неожиданно вынырнула из-за скал Раковины. Возможно потому, что мы не скрывались, или оттого, что по моему приказу вдоль мачт были вывешены особые вымпелы. Родовые бело-золотые и ало-черные, символизирующие срочный вызов. Именно такие должны носить корабли островов, у которых сменился саеш до того момента, как он не предстанет перед хозяином Столичной Жемчужины. Кэр, стоящий за моей спиной, усмехнулся:
— Охранники ваши странно доверчивы…
Я вывернула руль и лукка, описав широкий полукруг и недовольно шелестнув парусами, нырнула в ущелье, образованное двумя половинками Клешни. В довольно широком проходе гуляло эхо, сквозной ветер трепал флажки и вымпелы. Фарватер был необычно глубок, и замерять его темные, мрачные глубины не было необходимости.
— Те рукки — не единственные охранники Жемчужины, — тихо прошептала я, указывая вверх.
На скалах, свесив хвосты в воду, сидели огромные ящеры. Черно-зеленая чешуя почти сливалась с камнем, и присутствие их выдавали ярко-желтые глаза и тихое, едва перекрывающее шум волн шипение. Длинные шеи хищников шевелились, когда они отслеживали наши движения. Короткие лапы уверенно цеплялись за поросшие мхом камни, крылья напряженно дрожали. Соразмерны и опасны… Мне почему-то бросились в глаза длинные клыки, которые продемонстрировала одна из тварей, ощерившись. Мои матросы замерли на палубе, и, кажется, даже не дышали. То ли от страха, то ли от восторга. Кэрдан глубоко вздохнул, положив руки мне на плечи.
— Да, стражи следят… за гостями острова уже много сотен лет.
— Верю, верю… Знаешь, кто это? Морские химеры, животные, считавшиеся вымершими уже лет двести. Конечно, я знаю это.
Скала слева отодвинулась в сторону, и мы вышли на просторы залива Створки.
— Понятно теперь, почему этот остров называют Жемчужиной… — прошептал Кэрдан.
— Да, — посреди огромной заводи возвышался остров. Белые стены поднимались из воды на высоту в две сотни лей. Скрывающееся за ними здание мало походило на крепость. Стрельчатые окна, карнизы, изящные колонны… Четыре башни по углам были отделаны светло-розовым мрамором, стены украшены золотыми узорными барельефами, два десятка узких мостиков тянулись от берегов, заставленных множеством разноцветных каменных домов, перемежающихся густой тенистой зеленью. Два причала, перегораживающие путь к замку, были уставлены разномастными судами. На большинстве из них красовались вымпелы срочного вызова.
