Джон Пристли - 31 июня
Мальгрим строго посмотрел на него и покачал головой.
— Нам с Сэмом нужно в Перадор.
— Да он уже черт-те сколько лет как закрылся, старина, если это вы про то самое заведение. Толкнитесь-ка лучше в «Трок». И уж, во всяком случае, вы, конечно, не бросите старого милягу Планкета одного?
— Бросим, — сказал Мальгрим.
— Невозможно, старина. — Он обнял Сэма за плечи. — Мы с Сэмом оба по уши увязли в яичном порошке и португальском маяке. Хотите попытать счастья в старом «Перадоре» — ради бога, я готов, хотя ставлю десять против одного, что кончим мы все равно в «Троке». Но куда Сэм, туда и я.
— Только запомните: вся ответственность за последствия ложится на вас, — резко сказал Мальгрим.
— Старый шкипер Планкет никогда не отказывался от…
— Тихо!
Неведомо откуда налетел ветер, засвистал и сдул стену напрочь. С ревом ринулся он по туннелю, открывшемуся на том месте, где прежде была стена. И трое крупных, плотного сложения мужчин исчезли. Последнее, что осталось в памяти буфетчицы, вслед за тем потерявшей сознание, был голос фокусника: «Добро пожаловать в Перадор, джентльмены!»
Она только успела плеснуть себе коньяку, как в бар вошли Энн Датон-Свифт и Филип Спенсер-Смит, оба высокие и элегантные, энергичные и оживленные.
— Доброе утро! — сказала Энн приветливо.
— Доброе утро! — сказал Филип столь же приветливо.
Женщина за стойкой сделала героическое усилие.
— Здрасьте, — сказала она. И медленно, с натугой продолжала: — Погодка… опять… разгулялась.
— О да, конечно! — откликнулся Филип. — У вас все ладно, тихо, не правда ли?
— Что правда, то правда. — Женщина закрыла глаза.
— Видите ли, мы ищем приятеля, — сказала Энн, источая чарующую улыбку совершенно попусту, ибо глаза буфетчицы были закрыты.
— Он сказал, что пойдет сюда, — подхватил Филип.
— Мистер Сэм Пенти…
— Вы его видели сегодня утром?
Женщина открыла глаза.
— Да. Он был здесь.
— Ах, какая радость, прекрасно! — сказал Филип, чувствуя, что следует как-то ободрить бедняжку.
— Итак, не могли бы вы нам сообщить, что с ним произошло?
— Энн говорила отчетливо, словно обращалась к умственно отсталому ребенку или к иностранцу.
— Подойдите поближе, — сказала женщина чуть слышно. — Мне только что было совсем худо.
— Ах, какое несчастье, как это ужасно! — сказал Филип.
— Пожалуйста, не напрягайтесь, — сказала Энн, придвинувшись ближе.
— Да нет уж, придется, — сказала женщина, по-видимому собираясь с силами. — Уж хотите верьте, хотите нет…
— Ну что вы… конечно, мы вам верим…
— Он и еще двое полоумных все втроем унеслись. Что-то у них там такое… какая-то принцесса… португальский маяк… шесть пальцев и швейцарские часы…
— Простите, — сказал Филип, — но у вас получается не совсем ясно…
— Но это неважно, — возразила Энн. — Вы только скажите нам, куда они пошли.
Буфетчица трясущейся рукой указала на стену.
— Честное благородное слово… Вот сюда. Прошли скрозь стенку, а я так и остолбенела.
Энн и Филип взглянули на стену, взглянули на женщину за стойкой, взглянули друг на друга.
— Назад в контору, Фил, — сказала Энн. — И вряд ли Д. Д. будет доволен.
Глава пятая. Как завершилось утро мистера Диммока
И в самом деле, мистер Диммок был недоволен всем на свете. Примерно в то время, когда Энн Датон-Свифт и Филип Спенсер-Смит возвращались из «Вороного коня», он звонил по телефону в «Жуй-да-плюй». Пневматические дрели грохотали что было мочи. Если бы Диммок оторвался от трубки хоть на миг и трезво оценил ситуацию, он сообразил бы, что, говоря по телефону, нет никакой необходимости перекрикивать шум дрелей. Между тем он так неистово орал в аппарат, что «Жуй-да-плюй» не мог разобрать ни слова. Но мистер Диммок считал, что виною всему дрели, которые заглушают его голос, и потому кричал еще громче.
— Я смотрел сегодня утром эскиз… Я говорю: смотрел эскиз сегодня утром… Но я сказал, что он не годится… Не го-дит-ся-а… для ваших пакетов — ни к черту… Я говорю: для пакетов… Да о чем я, по-вашему, с вами толкую? Что? Какие ракеты? Рекламные пакеты должны быть нацелены на покупателя… Я говорю: долж-ны быть на-це-ле-ны на по-ку-па-те-ля-а… Да не ракеты! Стану я звонить вам насчет ракет! Я говорю, с чего вдруг я стану звонить насчет ракет! О господи боже мой… Я позвоню вам позже… я говорю: по-зво-ню поз-же-е…
Он положил трубку и обтер носовым платком взмокший лоб. На столе стояли сандвичи и стакан молока. С рассеянным и озабоченным видом он отхлебнул из стакана и откусил краешек сандвича, все еще с невольным подозрением поглядывая на большой шкаф у противоположной стены. Он был ничем не примечателен, этот шкаф, — тот самый обыкновенный конторский шкаф для книг и бумаг, который лучше всего ставить так, чтобы его вообще не было видно, и тем не менее мистеру Диммоку чудилось, будто шкаф над ним насмехается.
И тут он заметил крысу. Это была большая бурая крыса, и вышла она из шкафа, хотя трудно было понять, как именно, ибо дверцы не отворились. Она отбежала от стены на шаг-другой, присела на задние лапки, взглянула на мистера Диммока и затем издала странный звук, нечто вроде «хи-хи-хи».
Это было уже слишком! В бешенстве Диммок вскочил и швырнул в крысу блокнотом, но промахнулся шага на два, не меньше. Крыса снова пропищала свое «хи-хи-хи» и шмыгнула обратно в шкаф.
— Пегги! — закричал мистер Диммок в микрофон. — Сюда! Живо!
Он откусил кусок другого сандвича, но хлеб показался ему противным, отдающим крысой.
— Пегги, — начал он возмущенно, — в конторе появились крысы!
— Какие крысы? Канцелярские? Да, у нас их две, и они наносят ущерб фирме…
— Да не канцелярские, а настоящие! Я только что видел крысу. Она выскочила из шкафа.
— О! Мистер Диммок… не может быть!
— Говорят вам — выскочила из шкафа! — кричал Диммок. — Здоровенная, жирная, бурая крыса, наглая, как сто чертей. Стояла вот здесь и смеялась мне в глаза. Я запустил в нее блокнотом и промахнулся, и она опять засмеялась. А потом удрала, обратно в шкаф. Ну, что скажете?
Пегги сокрушенно покачала головой.
— Скажу, что нужно бы вам пойти домой, мистер Диммок.
— Домой? При чем здесь мой дом?
— Здоровье дороже всего, мистер Диммок.
— Не спорю, но какое отношение это имеет к крысам?
— Мне кажется, вам не следует оставаться в конторе и заниматься делами через силу, мистер Диммок. Я знаю, какой вы добросовестный, — мы все знаем, — но ведь дела — это еще не все в жизни. Разрешите мне вызвать машину и позвонить миссис Диммок.
— Нет, не разрешаю! — сердито сказал Диммок. — Подумаешь — увидел крысу!
— Да не в крысе дело, — сказала Пегги, и в голосе ее зазвучали, а в глазах заблестели слезы. — Вы говорили, что видели карлика.
— Ну и что? Да, я видел карлика!
— И вы говорили, что он тоже ушел в шкаф…
— Довольно, Пегги, — сказал Диммок, внезапно возносясь на высоту своего служебного положения. — Занимайтесь своим делом, а мне предоставьте заниматься моим.
— Хорошо, мистер Диммок.
Она повернулась к двери.
— И скажите там, чтобы в следующий раз мне не приносили сандвичи, которые вкусом напоминают опилки.
Она остановилась на пороге, обернулась и с упреком взглянула на него.
— О, мистер Диммок… дело не в сандвичах… дело в вас…
Как только она скрылась, он подошел к шкафу и с опаской отворил дверцы. Все было как прежде: между книгами и папками, тесными рядами выстроившимися на полках, не оставалось даже щели для крысы. Задумчиво осмотрев шкаф, Диммок медленно вернулся к своему столу. В одну руку он взял стакан молока, в другую — неначатый сандвич, повернулся к окну и стал смотреть на улицу. Молодые загорелые бесы с пневматическими дрелями, все такие здоровые и довольные, сгрудившись тесной кучкой, перемигивались и готовились к очередной попытке стереть весь квартал с лица земли. Но тут его внимание привлек шум в комнате. Очень красивая девушка, одетая в какой-то средневековый костюм, стояла посреди его кабинета и улыбалась ему весело и выжидательно. У Диммока мелькнула мысль, что девушка, возможно, тоже вышла из шкафа, но он поспешно прогнал эту дурацкую догадку.
— Ну, это еще что? — спросил он не слишком любезно.
— Это я, — она обворожительно улыбнулась. — Кто вы такой?
— Поскольку это мой кабинет, надо бы, собственно, мне спрашивать, кто вы такая. Но раз вы новенькая, я вам отвечу. Я — мистер Диммок, один из директоров фирмы. И хотя вы прекрасно смотритесь, моя дорогая, вы должны сами понять, что мы не можем разрешить натурщицам в костюмах разгуливать, где им вздумается. А иначе получится форменный бедлам.
— А что такое бедлам?
— Ну, вы понимаете, что я хочу сказать. Что вам здесь надо?