Алексей Лютый - Эльдорадо – не награда
– Чем говорящими? Испанами? – еще больше оторопел омоновец. – Я думал, все люди ротами говорят.
– Батальонами они говорят, а не ротами, грамотей хренов! – не выдержал Попов и с надеждой в глазах посмотрел на Сеню. – Нет, я серьезно. Давайте в Мезоамерику смотаемся. Вы только послушайте, какие имена там встречаются, просто песня – Кецалькоатль, Пернатый Змей; Тлалок, повелитель огня; Мишкоатль, бог звезд… Заслушаешься! А архитектура там какая? Об одном только Теотиуакане с его храмами и дворцами легенды складывают, а мы его воочию можем увидеть…
– И что нам с этих индейских богов и архитектуры выгорит? – как можно более спокойно поинтересовался Рабинович.
– А то! – Попов, просто переполняемый энтузиазмом, вскочил на ноги. – Хочешь, Сеня, тебе отрывок легенды наизусть прочитаю?.. Слушай. «В храме было четыре помещения: первое, выходившее на восток, было из золота и называлось золотым домом, поскольку было облицовано золотыми пластинами; второе выходило на запад и называлось изумрудным домом, поскольку внутри него была отделка из драгоценных камней». Ну и так далее. Это, конечно, миф, но ведь мы можем и в мифический мир отправиться. Наверняка среди параллельных миров такой есть!.. Это тебе, Сеня, пища для раздумий, – а затем криминалист повернулся к задумавшемуся Жомову. Согласитесь, весьма странное и необычное зрелище.
– И для тебя, Ваня, там дело найдется. Ты только представь, что жители Мезоамерики почти каждый день человеческие жертвоприношения делали! А потом еще и конкистадоры заявились, начали мирное население грабить. И прикинь, никто им Уголовный кодекс не читал!.. Ну, что скажете? Чем не хорошее место для отдыха? Вы своими делами займетесь, а я проверю, правду ли говорят ученые об истории Мезоамерики.
– Ладно, мы над твоим предложением подумаем, – пообещал Сеня, прежде чем омоновец успел что-то сказать. – Только давай сначала хоть до той гостиницы, где мы раньше останавливались, доберемся.
Путь до гостиницы оказался долог и тернист. И всё оттого, что вызванное Поповым такси оказалось старым, плохо функционирующим и с ужасно неудобным салоном. Попросту говоря, вместо нормального автомобиля, как это было при прошлом визите доблестных милиционеров в Эльфабад, приехала самая обычная карета. Запряжена она была настоящим кипенно-белым единорогом, оснащена откидным верхом, деревянными рессорами и, разумеется, изрисована по бортам желтыми шашечками. Плюс ко всему, возница оказался самым что ни на есть настоящим лепреконом, облаченным в ярко-зеленый парадный сюртук, но легче от этой помпезности тяготы грунтовой дороги путешественниками почему-то переноситься не стали.
– Это что за колымага такая? – оторопел Рабинович, увидев въезжающую на поляну карету. – Попов, ты чего опять отчудил?
– А я-то тут при чем? – обиделся Андрей. – Сами слышали, что я такси вызывал. Откуда мне знать, почему вместо нормальной машины этот раритет прислали?
– А это для того, чтобы ты эротическое наслаждение получил, – с умной физиономией заявил Жомов.
– Какое? – оторопели враз Сеня с криминалистом.
– Эротическое, – совершенно не понимая, отчего вдруг отупели друзья, пояснил омоновец. – Ты же сам говорил, мол, одному только карман набить, другой лишь кулаками махать умеет, а я хочу эротически наслаждаться.
– Эстетически, дубина ты стоеросовая! – взвыл Попов. – Эс-те-ти-чес-кое! Понял?
– А я как сказал? – искренне удивился Жомов.
– А ты, милый друг Ванечка, сказал, что Андрюше после езды в карете женщина уже будет не нужна, – пояснил Сеня, но Жомов вновь ничего не понял.
– Это смотря как этот хмырь поедет, – пожал он плечами, кивая на лепрекона. – Если по кочкам с бешеной скоростью повезет, то у нас полны штаны омлета будут, и о женщинах всем, а не только Попову придется забыть.
– И это, по-твоему, называется эротическим наслаждением? – вытаращив глаза, поинтересовался Сеня.
– А при чем тут эротика? – омоновец просто был ошарашен этим вопросом.
– Ты сам об эротическом наслаждении говорил!!! – почти в один голос взвыли Попов с Рабиновичем.
– Ну до чего же вы тупые, блин, – возмутился Жомов. – Я говорил про эстетическое, и не нужно мне тут бабушку лохматить.
После такого Ваниного заявления остальным членам команды оставалось только застонать и, обхватив руками головы, пытаться не дать распухшим мозгам выбраться наружу. Сеня, конечно, мог бы достойно прокомментировать последнее изречение омоновца, но делать этого не стал, боясь, что дальше спор зайдет в такие казуистические бредни, из которых потом никогда не выберется. Лепрекон, до этого молча наблюдавший за диалогом сотрудников российской милиции, наконец решил внести свою лепту в столь развеселое общение.
– Ну так мы едем куда-нибудь или нет? – поинтересовался он. Голос у лепрекона оказался удивительно писклявым и противным. Сеня поморщился, а Жомов нагло повернулся к вознице.
– А у тебя что, горит где-нибудь? Сейчас остужу, – пообещал он.
– Мне простои не оплачиваются, – попытался было возмутиться лепрекон, но, разглядев, наконец, что написано на физиономии омоновца, смирился. – Да спорьте, сколько хотите. Я уж лучше останусь с невыполненной нормой, чем с пособием по инвалидности.
– А вот это правильно, – почти с горбачевскими интонациями похвалил возницу Рабинович. Тот, готовый уже абсолютно со всем соглашаться, молча кивнул.
Впрочем, больше задерживаться на поляне путешественники не стали. И причин для этого не было, да и в гостиницу с отличной русской банькой и холодным разливным пивом друзьям страшно хотелось побыстрей попасть. О чем они лепрекону и заявили. То есть не о своих желаниях, конечно, а о намерении попасть в гостиницу. И вот тут выяснилось, что есть еще одна проблема, мешающая друзьям отправится в путь, – единорог!
Забираясь в карету, все трое даже не вспомнили о том, как жутко ненавидят Попова все парнокопытные существа параллельных миров. Начиная от обычных лошадей, кончая кентаврами, все они так и норовили Андрею насолить. То за ляжку пытались кусать, то плевались без причины, а иногда и лягнуть могли.
Единорог, являвшийся согласно учению о происхождении видов местного Дарвина, был парнокопытным. Поначалу, пока Андрей стоял довольно далеко от кареты, рогатый конь его старался игнорировать и заниматься собственными делами вообще и принятием пищи в частности. Ну а когда Попов решил залезть в карету, несчастное животное потеряло покой, голову и содержимое своего желудка. Причем последнее сделало так метко, что Попов оказался изгажен с ног до головы. На несколько секунд после этого поляну поглотила гробовая тишина, а затем под жуткий гогот Жомова с Рабиновичем Андрюша бросился драться с единорогом.
Бой получился на славу. Изгаженный Попов на всей возможной скорости таранил головой единорога. Тот, решив не остаться в долгу, попытался лягнуть криминалиста, но в силу того, что был запряжен в карету, попал копытом по колесу и сломал его. Клюнувшая вниз одним углом карета сбросила с сиденья лепрекона, который весьма эффектно приземлился в те остатки содержимого желудка единорога, которые умудрились не долететь до Попова. Возница заорал благим матом, слушая который любой удивился бы, как может этот персонаж западного фольклора знать столько исконно русских выражений.
Попов тоже заорал. Но не ради солидарности с лепреконом, а оттого, что, идя второй раз на таран, поскользнулся и пролетел мимо наглой животины, зацепившись воротником за рог данного существа. Рогатый конь тут же воспользовался полученным преимуществом и, решив раз и навсегда покончить с заклятым врагом парнокопытных, принялся мотать башкой из стороны в сторону, надеясь звездануть Андрюшу всей фигурой тела о ближайший дуб.
Может быть, это у единорога и получилось бы, но обиженный Попов заорал так, что первый же дуб, стоявший на его пути, рухнул, повалив на землю парочку своих ни в чем не повинных собратьев.
Рогатый конь попытался швырнуть Попова на соседние дубы, но не рассчитал амплитуды. И вместо того, чтобы ударить криминалиста головой о дерево, закинул его себе на спину. Ну а если учесть, что Попов в это время орать не переставал, то вполне понятно, почему единорог заработал легкую контузию вкупе с сотрясением мозга и как подкошенный рухнул на землю. Только тогда Андрюша смог твердо встать на ноги и уставиться на помирающих со смеху коллег.
– И какого хрена вы ржете, менты поганые? – заорал он так, что Рабинович с Жомовым тут же покатились по траве. Правда, теперь не от смеха, а от звуковой ударной волны. Смех с них тут же Андрюшиным криком и сдуло.
– Сам ты ментяра, блин, – обиделся Жомов, поднимаясь на ноги. – Еще раз свой тортопережевывающий комбайн на меня разинешь, я тебе туда оба своих берца вобью. Вместе с носками.
– Во-во. А я помогу, – согласился с ним Сеня, растирая уши. – Какого хрена ты нас оглушить решил? Мы-то тут при чем? Мы на тебя, что ли, гадили?
