Мария Вересень - Особо одаренная особа
— Вы уж извините нас, что отвлекаем, но тут пару месяцев назад неувязочка вышла. — Я тактично постучала городского голову по спине, помогая заглотить пышку. — Но нам в Школе пачпорта не выдали.
— Мы под арестом были! — счастливым голоском возвестила Лейя из-под рубахи Аэрона, с упоением лицезрея столь живо извивающееся вампирье тело.
— За хорошее поведение, — поспешила уточнить Алия.
Тут-то голова нас и узнал, открыл рот, но произнести ничего не успел, так как отмерла супруга.
— Вон! — рявкнула Марфа Савишна, топоча ногами.
Велий, краснее рака, вылетел из-под ее юбок, да и нас отнесло к дверям. Только Лейя, укоризненно покачав головой, сказала:
— Зря вы так, тетенька, я сглазливая, — и погрозила пальчиком разом замолчавшей бабе.
— О чем я думал?! На что надеялся?! — возмущался Велий, пинал свою шапку и сетовал на то, что разоделся как дурак.
Аэрон не возмущался, он, привыкший к нашим «прогулкам», только скалился да понакупил нам всяких сладостей. Велий понял, почему Аэрон не негодует, когда увидел заинтересованный взгляд Лейи, сосущей сахарного петушка, и наши с Алией довольные ухмылки.
— Скомороха нашли, да? — Печатая шаг, он пошел кататься на горках.
Ни разу не видела, чтобы с горок катались с таким выражением лица.
Вечером мы таки умаслили разобиженного мага, не знаю, что его умилило больше: кривой курник Алии, песни Лейи или мое предложение сыграть в карты на желание. Глаза мага вспыхнули, а Аэрона подернулись масляной пленочкой, только в том приюте, где меня воспитывали, дураков не держали, а уж я по картам была и вовсе ушлой. Вволю навывшись, наплясавшись, намахавшись крыльями, они запросили у нас пощады. Мы великодушно их пощадили. К тому же карты сыпались у нас изо всех рукавов и карманов.
— Взял бы ты нас с собой со злобной нечистью бороться, — захмелевшая Алия обернулась к Велию, — а то в Школе тоска!
Лейя повыла, раскинувшись на коврах, изображая тоску лаквиллки.
— Не так надо. — Алия была совершенно серьезна, задрала вверх голову и выдала вдохновенный вой.
От наших дверей кто-то шарахнулся, а идея Алии воспитывать постороннюю нечисть запала мне в душу.
Я сразу вспомнила Огненного Змея, от которого мы избавили Фимку в Больших Упырях, и, задумчиво накручивая прядь волос на палец, произнесла:
— Если нечисть брать некрупную…
— Даже не думайте об этом! — протрезвел Велий.
— А че тут думать! — вскинулась Алия. — Надо вставать и идти! — Аэрон с Велием ее аккуратно закатали в ковер и еще сами сели сверху, для надежности.
— Я что-нибудь придумаю, — пообещал Велий.
— Клянись, — прохрипела из ковра Алия.
И что ему еще оставалось делать? Не мог же он сидеть с нами целыми сутками!
Через неделю мы сидели в кабинете директора под пронзительными взглядами Феофилакта Транквиллиновича и Велия. Причем Аэрон делал вид, что он вообще не с нами, а маг рассматривал меня как зверюшку неизвестной породы.
— Признаюсь, госпожа Верея, — стуча коготками по столешнице, произнес Феофилакт Транквиллинович. Стол уже отполировали, но воспоминания пробудили целую стаю мурашек на спине, и теперь они бегали неприкаянными, заставляя меня вздрагивать. — Когда речь идет о вас, я вообще перестаю чему-либо удивляться, но, может, вы нам поведаете, как вам удалось навести порчу на главу муниципалитета, если на нем и его жене не найдено даже следов магии? — И он проникновенно посмотрел мне в глаза.
Лейя рыдала, демонстрируя недюжинный актерский талант, а я за нее отбрехивалась, уверяя в полной своей непричастности к тому, что Боголеп Беримирович пухнет, а Марфа Савишна худеет с того дня, как мы явились за паспортами.
— Ну хорошо, — сменил кнут на пряник директор. — Вы, кажется, выразили желание сотрудничать с Конклавом магов…
— А то! — подобралась Алия.
— Я?! — изумленно подняла я бровки. — С магами?! Да ни за что!
— В таком случае вы должны понимать, что кому попало мы это не доверим, — сказал как отрубил Феофилакт Транквиллинович. — Чтоб завтра же с головой все было в порядке!
— Да с ним и так все в порядке. — Я пожала плечами. — Мы с одеждой их пошутковали. Ушивали да расшивали, вот и все.
Феофилакт Транквиллинович хрюкнул, поджал губы, будто почувствовал себя оскорбленным, а Велий захохотал и испортил воспитательный процесс. Самодовольный Анжело, поджидавший нас под дверями, спросил:
— Ну теперь-то мы в расчете?
— В каком расчете?! — возмутилась я. — Ты мне до конца жизни должен!
— И мне! — взвизгнула Лейя.
— И мне! — напомнила Алия.
— И мне, — ухмыльнулся Аэрон.
— И мне, — хохотнул Велий, прикрывая двери кабинета.
— Я каждую ночь мотался к этому голове и его супружнице! — негодуя, произнес Анжело.
— А я шишку на голове заработала, да еще плечо поранила, плюс моральный ущерб! И вообще, я за тебя жизни своей не жалела, а ты малюсенькой услугой в глаза тычешь! Какой ты мелочный, оказывается!
Анжело опешил, впервые не найдя слов для достойного ответа, а мы гордо прошли мимо.
Вечером в дверь нашей комнаты поскреблись. Алия, продолжая баловаться своим ножичком, недовольно проворчала:
— Надо внизу маленькую дверку сделать, как для домашних животных. Специально для малорослых гостей. — Она скосила глаз на дверь и, уколов палец, зашипела и запрыгала, тряся рукой. — Вот черт!
Мы с Лейей лениво проследили за ее прыжками. После того как мавка решительно потребовала научить ее миренским танцам и мучила всю первую половину дня, доводя до бешенства бесконечными повторениями, двигаться не хотелось ни мне, ни ей. Нас хватило только на то, чтобы развалиться на ковре и грызть яблоко. Одно на двоих.
— И не надоело ему, — проворчала я, когда снова принялись царапать. Алия перестала бегать по комнате и, сунув палец в рот, распахнула дверь.
— Привет! — взмахнул лапкой крысеныш и деловито пробежал прямо по мне и мавке, мазнув по ногам розовым гладким хвостом. Мы с визгом подскочили, бросив недоеденное яблоко. Крыс яблоко ухватил, впился в него зубами и, жуя, повелел Алие: — Там вещички мои втащи.
— Щас я тебя вытащу! — рявкнула оскорбленная его наглостью лаквиллка. Тут пробегавший мимо Рогач споткнулся о гору тетрадей в коридоре и раскричался:
— Госпожа Алия, это ваша макулатура, да? Чего она тут валяется, а? Сейчас мы с Феофилактом Транквиллиновичем будем проверять готовность Школы ко второму полугодию. И почему это на женской половине всегда бардак?! — Он пнул стопку тетрадей и понесся дальше по этажу, вереща: — Чьи это тряпки, а? Убрать немедленно! Чем это так воняет, а?! Это не парфюмерия, это ядовитые газы! Кто дверь царапал, а? Это ж не дверь, а лохмотья!
Алия, не дожидаясь, пока на этаже появится директор, быстро втащила тетради в комнату и стала швырять их по одной в Гомункула, норовя прибить крыса корешком. Одна из тетрадей, запущенных в Гомункула, упала мне на колени, раскрывшись на середине:
— О! Твой красавчик! — Я повернулась к Лейе, тыкая рисунком ей в лицо. — Экий гарный хлопец!
Лейя вытаращилась на рисунок и потянула ручки:
— Дай его мне!
Я, признаться, усомнилась, что это Князь. Нет, лицо точно было его, но вот одежка… Как у императора на парадном портрете. Страшенный литой доспех топорщился шипами, зазубринами и длинными иглами. На шее золотая цепь в палец толщиной с огромным камнем, а с левого плеча небрежно струится королевская мантия.
— Гомункул, это ты у Сиятельного спер? — Не дожидаясь ответа, я понимающе покачала головой. — А я-то думаю, и чего у нашего Сиятельного во время контрольных такой одухотворенный вид? А он автопортреты клепает, пока мы над вопросами корпим! Попросить, чтобы и меня изобразил, что ли? Тоже как-нибудь по-царски.
— У него просто мания величия, — фыркнула Алия.
— Вот дурехи! — Крыс забрал у нас тетрадки и объяснил: — Это конспекты Рагуила, которые он пишет Князю.
— Тогда у Рагуила какая-то нездоровая страсть к Князю. — Я отодвинулась подальше от напружинившейся Лейи. А крыс сложил тетрадки в стопочку, покрутил пальцем у виска:
— Это исторические очерки, дурынды. Сиятельный ведет лекции, не читая заранее конспектов… — Он многозначительно замолчал.
— А-а… — До меня стало доходить.
Лейя закрутилась на стуле, требуя:
— Дайте мне, дайте мне почитать!
Гомункул спрятал тетрадь за спину:
— Зачем читать, сами писать будем! Победителю приз. — Он выдрал листок с рисунком и помахал перед собой. — Портрет Князя с личным автографом.
Я схватила ложку и застучала по трубе отопления. Перестук пошел по всей Школе.
Когда лорд Аэрон почтил нас своим присутствием, крыс уже сидел в очках и с пером, а мы, перебивая друг друга, лезли в демиурги. Гомункул взял на себя роль бога мудрости, Алия топила историю в крови пожаров и разрушений, Лейя сладким голоском воспевала любовь, а я, как Верховная богиня, подводила итог, заканчивая каждый опус словами «и все умерли». Аэрон сразу все понял и закричал:
