Руслан Белов - Муха в розовом алмазе
– Вон столики стоят, – сказал Черный. – Пошлите, посидим, обсудим статус. Только пистолетик-то отдай на хранение.
– Не отдам, – выцедил Веретенников, направляясь к столикам уличного кафе.
Через десять минут все сидели в пластиковой палатке за красным пластиковым столом. Перед Веретенниковым стояла пол-литровая банка джин-тоника, Чернов заказал себе безалкогольного пива, а Баламут и с Бельмондо – по бутылочке кока-колы.
Отпив полбанки в один присест, Валерий заговорил.
– Баклажан назначил меня преемником главы "Хрупкой Вечности". И поэтому все вы являетесь узурпаторами. Предлагаю вам в суточный срок официально сдать мне все свои полномочия и дела...
– Ты это серьезно? – скривился Чернов. – А булгунняхов с хасыреями ты не хочешь?
– Не хочу, – ответил Веретенников высокомерно.
– Дык через неделю презентация в трех столицах... Стоит ли пороть горячку в такое ответственное время, – попытался урезонить его Баламут. – Облажаемся ведь под фанфары.
– Я переношу презентацию на 31-е декабря, – чванливо ответил Веретенников. – О начале новой эпохи граждане планеты узнают из новогодних поздравлений своих президентов.
– Здорово придумано, – похвалил его Чернов. – Мы до этого не додумались.
– Вы до много не додумались, – сказал Веретенников и, допив джин-тоник, приказал:
– Ведите меня в храм. Я хочу видеть бомбу.
– Никуда мы не пойдем, – покачал головой Баламут. – Мы еще ничего не решили.
– Да, не решили, – виновато улыбаясь, согласился с ним Бельмондо.
– Ясно одно: нас слишком много, – вперился Чернов в выцветшие глаза Валерия. Вперился, вспомнив недавние события, в которых тоже было слишком много лишних.
Веретенников прочитал мысли бывшего друга.
– Ты предлагаешь дуэль? – проговорил он. Предвкушение матча-реванша с Черным заставило его сердце биться чаще.
– Боливар не вынесет четверых, – улыбнулся Чернов.
– Я по очереди против вас всех?
– Нет, господин д`Артаньян, – покачал головой Бельмондо. – Мы не способны так безответственно относится к кадрам. – В живых должны остаться трое.
– Значит, один из вас по жребию... – задумчиво закивал Веретенников. – Что ж, я согласен.
– Но прежде мы должны поклясться, – сказал Баламут, вонзившись глазами в Бельмондо, – что оставшиеся трое будут во веки веков верными друзьями и соратниками. Невзирая ни на что.
– Если он убьет тебя, то я не смогу быть ему ни другом, ни соратником, – ответил Бельмондо простодушно.
– Я об этом не подумал, – проговорил Черный, нервно забив ступней по асфальту. – Значит, дуэль отменяется...
– Почему отменяется? – удивился Баламут. – Ты мне тень на плетень не наводи. Ты что, декадент надушенный, травиться предлагаешь? Три капсулы с аскорбинкой, а четвертая с цианистым калием?
– Да, – кисло улыбнулся Чернов. – Примерно так.
– Ты меня, Женя, извини, но ты опять не додумал, – вздохнул Бельмондо. – Ты не додумал, что драться с этим придурком можешь только ты.
Баламут понял, что имел в виду Борис. Но, тем не менее, спросил дрогнувшим голосом:
– Почему это?
– Никто, кроме меня не сможет к 10-му ноября ввести в действие нью-йоркский Храм, – грустно посмотрел Бельмондо на друга. – И никто кроме тебя – токийский. Так что воевать с этим кадром должен Черный.
Сказав это он, бросился на сидящего рядом Веретенникова. Тот успел выстрелить.
7. Реанимашки каждый час. – Хочет выбросить меня в окно? – Терминатор или даже Бог. – Представляешь, меня прихватили! – Пора, мой друг, пора! Где там твоя железка?
Пуля попала Баламуту в лоб. Он был еще жив, когда за ним приехала реанимашка – это было видно по торопливо-озабоченным движениям окруживших его врачей. За эвакуацией друга на небеса мы с Бельмондо наблюдали с переднего сидения "Мерседеса" с тонированными стеклами.
"Мерседес" стоял в безлюдном темном переулке метрах в тридцати от злополучной забегаловки. Загнал нас в первую попавшуюся машину Веретенников; с того времени его спокойный пистолет упирался в спинку кресла, в котором я сидел.
– Вы особо не расстраивайтесь, – сказал он нам, когда скорая помощь, визжа сиреной, уехала. – Ваши реанимашки, как я рассчитываю, будут отправляться с интервалом час – полтора.
– Ты в этом уверен? – спросил я. И пожалел об этом – голос сорвался.
– Ишь ты, как распереживался! – хохотнул Веретенников. – А говорил ведь, что Христос не может утонуть. Да, не может. И потому я не утону.
– А как мы это проверим? – буркнул Бельмондо.
Веретенников не ответил: к машине подошло лицо кавказской национальности, судя по всему, лицо водителя "Мерседеса". Увидев, что его машина подверглась осквернению, оно, отнюдь не расстроившись, открыло переднюю дверь, заглянуло в салон и совершенно без акцента сказало мне с Бельмондо:
– Ребята, мне жаль, но кажется, вы нарвались на очень крупную неприятность.
– Ты какую неприятность имеешь в виду? – поинтересовался Борис, равнодушным взглядом окинув крепкого мужчину лет двадцати семи. – Уточни, у нас их до хрена.
– Это "Мерс" Б-ва, – назвало лицо имя авторитета, известного даже нам. – Если вы добежите живыми до Арбата, мне никто не поверит.
– Вот еще! – фыркнул Бельмондо. – Стану я бегать по лужам. И вообще, все вопросы к пахану.
И, хмурый, кивнул на Веретенникова.
Пистолет с явной неохотой отчалил от спинки моего кресла и недружелюбно уставился в лицо лица.
– Садись ко мне, – сказал кавказцу Веретенников, открывая дверь. – И не бойся.
Кавказец изучил глаза хозяина положения и пришел к мысли, что просьбу надо выполнить. И, сев рядом с подвинувшимся Веретенниковым, сделал попытку закрыть дверь.
– Не надо закрывать, – сказал ему Валерий.
– Почему? – удивился кавказец.
– Нам по городу еще ехать, – ответил Веретенников и в упор выстрелил ему в плечо. Пуля пробила беднягу наискосок и ушла в дорожный асфальт как в масло.
– Вот теперь дверь можно и закрыть, – проговорил Валерий, и перегнувшись через труп, отделил нас от внешнего мира.
– Зря ты это, – поморщился я обернувшись. – Он чеченец, и пахан его чеченец. Он теперь спать не будет, пока нас не найдет. Ты представляешь, что будет, если бомба попадет в руки чеченцев?
– Со мной ничего не может случиться, – покачал головой Веретенников. По лицу его было видно, что он борется с булгунняхами и хасыреями, просящимися наружу. Победив в нелегком бою взбунтовавшиеся формы тундрового рельефа, приказал:
– Пересядьте, не выходя из машины.
Валерий знал, что Борис водит машину намного лучше меня.
Когда мы выполнили приказ, он приказал Борису ехать в Виноградово, на мою дачу. "Хочет в окно на вишни меня выбросить! – догадался я. – После того, как покуражится надо мной под торшером".
– Может, кончим этот спектакль? – сказал мне Бельмондо, остановившись на красный свет перед Садовым кольцом. – Давай, разгонюсь да вмажусь в какой-нибудь столб? Сразу станет понятным кто из нас Христос?
– Слушай, артист! Когда загорится зеленый, не езжай, – обратившись к Борису, не дал мне ответить Веретенников. – За нами хвост. Как ты понимаешь, спасаться нам надо вместе.
Когда загорелся зеленый, Борис не поехал. Как только стоявший за нами жигуленок объехал нас, Веретенников вышел и машины и выстрелил в приближавшиеся к нам сзади БМВ. Вернувшись на свое место – неторопливо, так как садятся в такси – приказал:
– Поехали.
– Попал? – спросил я, когда Бельмондо выехал на Садовое кольцо.
– В машину, да не попасть? – ответил Веретенников, оставаясь непроницаемым. – Это только в кино бывает.
На Таганке мы поменяли "Мерседес" с бросающимися в глаза номерами (за новой сходил Бельмондо; я оставался в заложниках). Через пятнадцать минут – было уже темно – на Волгоградском шоссе, невдалеке от станции метро "Текстильщики", Бельмондо на полной скорости вмазал машину в бетонный столб, вмазал задней дверью, той, у которой сидел Веретенников.
Но Веретенников, похоже, точно "ходил по воде". Весь залившись кровью, он, тем не менее, сохранил подвижность и самообладание; это помогло ему пресечь мои попытки овладеть ситуацией. Сделал он это одним предупредительным выстрелом и двумя умелыми ударами ручкой пистолета. После того, как я решил держаться от него подальше, Веретенников, как никогда чувствовавший себя Терминатором или даже господом богом, выстрелил два раза в бездыханного Бельмондо, тут же приставил дуло к моему плечу и сказал, стараясь улыбаться демонически:
– Выходи из машины.
Смерть Бельмондо (сомнений, что он убит, не было никаких – пули "Гюрзы" не ранят), вошла в мое тело вторым хребтом. Я остался один, теперь никто кроме меня не смог бы остановить безумца, решившего завладеть миром. И, сделавшись роботом, я подчинился.
Выбравшись следом, Веретенников моментально сориентировался в ситуации. Увидев тормозившую на полном ходу машину – это был микроавтобус "Хрупкой Вечности" – он молниеносным ударом в шею бросил меня на землю и тут же хладнокровно расстрелял людей, посыпавшихся из автомобиля.
