Дмитрий Смирнов - Геракл без галстука
В спешном порядке она снарядила погоню за Лихасом, но к тому моменту, когда преследователи прибыли в порт, корабль с почтой уже успел отчалить от пристани и скрыться за горизонтом. Была еще надежда, что посланные Деянирой скороходы поспеют в Эхалию до того, как Геракл наденет злополучный хитон, но надежда не слишком реалистичная.
Лихас собирался вернуться в расположение ставки как раз накануне торжеств в честь годовщины установления над Эхалией протектората Геракла. И наверняка герой, чтобы выглядеть в глазах электората подобающе положению, выйдет на праздничные мероприятия в обновке. Все случилось именно так, как опасалась Деянира.
Торжества были организованы масштабные: военный парад, демонстрация трудящихся и такой малопрактикуемый в наше время вид развлечений, как принесение жертв богам. Если верить прессе, в этот день Гераклом было принесено в жертву Зевсу сто быков. Газеты склонны к преувеличениям, но по отношению к Гераклу эта цифра, как показали дальнейшие события, могла быть правдоподобна. Во всяком случае, Зевс повел себя адекватно такой нешуточной взятке.
Но на фоне ужаса, случившегося сразу после жертвоприношения, даже такая занятная статистика, как подсчет чужих расходов, теряет свою привлекательность. А случилось действительно страшное. Жаркое солнце и горячее тело героя произвели с отравленной тканью хитона такое же действие, как и раскаленные камни с обрезками. Геракл вдруг почувствовал, что одежда начала нестерпимо жечь тело. Он попытался сорвать с себя хитон, но тот как будто прилип к коже. Ткань если и отрывалась, то лишь с кусками мяса, что было еще больней. Герой как будто был облит кислотой, которую нельзя было ни нейтрализовать, ни смыть.
В ярости он бросился на Лихаса и даже смог задать почтальону вопрос, зачем тот привез в своей толстой сумке на ремне этот подарок. Ничего толкового, кроме невнятного блеянья, что этот пакет ему дала Деянира, гонец ответить не смог. Обезумев от невыносимой боли, Геракл схватил беднягу за ногу и швырнул со скалы в море. Но облегчения это ему не принесло. Кислота продолжала жечь нестерпимо. Герой попал в положение кентавра Хирона. Правда, в отличие от того у Геракла все же был выход.
Он велел собрать огромную поленницу и, пока ее сооружали, рассказал Гиллу про другое пророчество, полученное им в самом начале пути. Тогда голубь принес ему предсказанье, что он не проиграет в жизни ни одного сражения и если погибнет, то лишь от руки уже мертвого врага.
— Все сбылось, — подвел итог сжигаемый ядом Геракл и велел отнести его на вершину собранного костра.
Оттуда он еще раз оглядел округу, свое войско, собравшихся на праздник людей и приказал поджечь дрова. Но впервые его приказ остался не выполненным. Никто не решился подойти и зажечь погребальный костер. Геракл приказал еще раз, и снова никто не пошевелился. И лишь после третьего окрика какой-то пастух, стоявший в толпе, велел своему маленькому сыну, не очень хорошо понимавшему, что происходит, поджечь дрова.
Ребенок бросил факел в поленницу, за что получил от Геракла в награду его легендарный лук и стрелы. Огонь разгорелся, но мучений героя толпа больше не увидела, потому что на сцену наконец вышел Зевс. Раздавшийся откуда-то сверху двойной залп из перуна мгновенно испепелил поленницу дотла. Когда рассеялся белый дым, толпа увидела на месте костра лишь неглубокую воронку, наполненную золой. Друзья Геракла закопали ее, поставив на образовавшемся холме памятник величайшему из героев человечества.
Но на этом закончилась лишь наполненная лишениями и страданиями, трудами и подвигами земная жизнь героя, а началась не менее славная — олимпийская. Под прикрытием дымовой завесы Зевс, оказавшийся не таким уж неблагодарным, как можно было ожидать, лично доставил Геракла на Олимп на своей летучей колеснице с мигалкой и спецномером.
Где представил его местной публике как нового полноценного члена олимпийского общества.
Как бы кощунственно это для кого-то ни звучало, но именно Геракл стал первым человеком, вознесшимся на небеса и ставшим после смерти богом. Или, во всяком случае, равным богам. Такой небывалый прыжок через чины и ранжиры пришелся по душе далеко не всем обитателям знаменитой горы, и специально для них Зевс сделал в своем докладе особый акцент:
— А если кому-то это не нравится, — вкрадчиво сказал глава эллинского мира, — то пусть он засунет свое мнение куда-нибудь подальше.
Желающих оспорить указ не нашлось. Однако главной сенсацией стало то, что Геракл не просто оказался зачислен на довольствие при верховном дворе, но вошел в число первой дюжины олимпийцев. Тех самых, которых называли вершителями судеб. Никого из прежних топ-персон разжаловать не стали. Специально для Геракла — в знак ли уважения к огромным заслугам, из душевного ли к нему отношения начальства — увеличили квоту. Священное число двенадцать слегка деформировалось, и теперь формула верховной власти звучала не как «Большая дюжина», а как «12+1».
Джентльмену с таким местом в обществе по должности, кроме номенклатурной квартиры, дачи, черной «чайки» и телефона с гербом, полагалась еще и подобающая жена. И после ряда консультаций герою была предложена вполне удовлетворившая его кандидатура богини цветущей юности Гебы. Дочь Зевса и Геры, она до эпатажного появления Ганимеда работала виночерпием на пирах богов.
Гера, таким образом, стала официальной тещей героя. Что ее отношение к Гераклу не смягчило, но хотя бы ввело его в упорядоченное русло. Отныне ей стало ни к чему изобретать невыполнимые задания, чтобы испортить герою жизнь. Для этого достаточно было просто приехать к нему в гости на выходные и высказаться за обедом на тему: «До чего ж тебя довели, бедная доченька!» Зевс лишь сочувственно хлопал Геракла по плечу и делал утешительную мину, как бы говоря: «Да не обращай внимания, чего еще ожидать от тещи».
Не имея более возможности сотворить какую-нибудь каверзу лично Гераклу, нехорошая женщина все равно нашла на ком сорвать досаду. Она отомстила тому, кто хоть и формально, но все же стал виновником появления героя на небесах. Филоктета, того самого сына пастуха, который поджег погребальный костер Геракла, по наущению богини укусила ядовитая змея.
После появления на Олимпе Геракла изменилась даже рассадка за главным столом Эллады. Теперь таблички на скатерти перед началом торжественных обедов стояли следующим образом: Зевс рядом с Герой. Аид с Персефоной и Афродита с Гефестом по одну сторону длинного стола, Афина, Арес, Гермес, Деметра, Артемида и Аполлон — по другую. А в торце (не с той стороны, где Зевс, а с другой) гордо восседал Геракл. Геба, как недостойная, в круг избранных не допускалась и дожидалась мужа, вкушая яства вместе с богами второго плана в соседнем зале.
Освободившись от насильно навязанного ему при жизни общества злодеев и чудовищ, в отставке Геракл оказался совсем не таким суровым парнем, каким его знали современники. Наоборот, он прославился своим добродушием, неоднократно заступаясь за смертных, когда соседи по Олимпу начинали уж слишком прижимать бедолаг. И выяснилось, что его слово действует убедительно и без дополнительной аргументации в виде увесистой дубины.
Несмотря на боевое прошлое, Геракл наотрез отказался принимать участие в сражениях богов, выбрав себе довольно мирную должность начальника охраны Олимпа. Он лично открывал утром и закрывал вечером ворота города богов, всегда терпеливо дожидаясь загулявшего где-то на стороне Зевса или задержавшуюся на охоте Артемиду. И ни разу с той поры, как он приступил к работе, Олимп не был атакован никем из буйного разномастного народа, населявшего в те времена горы и долины Древней Греции.
На этом овеянные славой страницы заканчиваются, уступая место прозе жизни, бытовым неурядицам и попыткам детей Геракла соответствовать хотя бы тени великого отца. Но без них рассказ о жизни и смерти главного героя человечества был бы неполон.
У Геракла было немало детей, рожденных от разных женщин, но легитимными потомками героя — Гераклидами — имели право называться лишь родившиеся в законном браке с Деянирой. Кроме старшего, Гилла, супруги успели обзавестись еще сыновьями Ктесиппом, Гленом и Онитом и дочерью Макарией. И детство Гераклидов, даже на самый оптимистичный взгляд, нельзя было назвать счастливым.
Их мать Деянира, узнав об ужасных последствиях допущенного ею легкомыслия, предпочла позору смерть. И, подобно многим прочим сильным духом гречанкам, повесилась прямо в спальне, оставив тем самым детей на произвол судьбы, но не дав злым языкам повода усомниться в своей верности супружескому долгу.
Вся тяжесть по воспитанию детей легла на плечи уже весьма престарелой матери Геракла Алкмены. И эта тяжесть не замедлила опуститься на положенное место. Эврисфей, сидевший при жизни героя тихо, как мышь в норе, после смерти Геракла сообразил, что надо ковать железо, пока оно горячо, и устроил форменную облаву на детей своего бывшего слуги. Микенский правитель рассматривал их как претендентов на свой трон и был совершенно прав. И если прежде Эврисфей молился, чтобы вырвавшийся на оперативный простор Геракл не вспомнил про его существование, то теперь он решил взять инициативу в свои руки.
