Мария Вересень - Особо одаренная особа
В парке было пусто, но зато под знакомым тополем я нашла апельсин, по какой-то причине не ставший птичкой. Я очистила его и стала хрустеть немного заледеневшей мякотью. Не доев, швырнула его в сугроб и вызвала Сивку. Парк вздрогнул от ржания богатырского коня, я кинулась ему на шею:
— Привет, дружочек! Давай покатаемся, а то меня обещают в жабу превратить!
Сивка, в отличие от подруг, не был равнодушным, и мы маленько покатались. Богатырского коня тянуло все больше в страны жаркие и экзотические, где ревут, рассыпая вокруг тысячи радуг, величественные водопады, где странные розовые птицы ходят по мертвым озерам важные, как цесаревичи, где в мрачных и вечнозеленых лесах рычат, выгибая спины, огромные пятнистые кошки. Мы скакали и скакали, из дня в ночь, из ночи в утро, то замирая восхищенно на вершине заснеженной горы, такой высокой, что там не хватало воздуха и начинала кружиться голова, то кидаясь навстречу изумрудным океанским волнам, бессильно бьющимся о маленький потерянный островок, в лагуне которого плавали разноцветные, как бабочки, рыбки.
Сивка гулял по отмели, выворачивая для меня из песка большие шипастые ракушки.
— Отдам их Лейе, — делилась я планами, — мавка умрет от счастья!
Я примерила одну из них на голову, получился шлем. В небе чайки бились за жирную рыбину, которая упала, в конце концов, к моим ногам, бессильно открывая рот. Я решила сбросить ее обратно в воду, и, пока наклонялась, из широкого выреза платья выскользнула цепочка с Грунькиными ключиками. Надо сказать, что я теперь была как блудливая корова с колокольцами, чего только не висело на моей шее: и мамин портрет в медальоне, и архон, и ключики. Я позвенела связкой и спросила Сивку:
— Слышишь, лохматый друг богатырей, а ты не знаешь, где остров Буян?
Сивка-Бурка брезгливо сплюнул не понравившуюся ему на вкус морскую траву и, прищурившись, глянул на заходящее багровое светило.
— А тебе зачем?
— Да я все архивных должников собираю. Помнишь, как к фон Птицу летали?
Сивка хохотнул, невольно передернув шкурой на заживших боках.
— Такое забудешь! С богатырями так не попадал! Опасная у тебя работа, ты завязывай со своими книгами. Давай лучше в богатырскую дружину подадимся, тихо, спокойно, чуду-юду зарубил, и ложись отдыхай. Ты ж девица, в конце концов!
— Размечтался! — прервала я его фантазии.
Сивка тоже фыркнул, всем своим видом показывая, что это он просто так меня воспитывать пытается. И тут же мотнул головой:
— Залазь. Покажу я тебе этот остров. Только путного там ничего нету.
И, с силой оттолкнувшись, в очередной раз взмыл в бездонное синее небо. Я, опомнившись, припала к его шее и зашептала на ухо:
— А ты точно туда скачешь? Ведь я слышала, что остров того, потаенный.
— Был, — хмыкнул Сивка, — пока мы с богатырем Горыней победу над каким-то хмырем не принялись отмечать. Упились до свинячьего визга, и, главное, потом просыпаюсь — мамочка моя, где это я?! Еле сбег! — Тут Сивка встал на все четыре ноги так, что меня аж через его голову перевернуло, хорошо, что он меня хоть за подол зубами поймать успел. Я завыла, забилась, молотя коня руками:
— С ума сошел?! Так ведь и убиться можно!
А Сивка как-то задумчиво смотрел на меня, флегматично жуя подол, потом опомнился, выплюнул ткань и пошел на меня в атаку, щуря глаза:
— Ты погоди, ты с кого книгу собралась вытряхивать? Там же, кроме Лиха одноглазого, никто и не живет!
Я вздернула нос:
— Какая разница, Лихо там или кто другой? Мы, работники архива, знаешь какие принципиальные? Почитал книжку — верни, другим тоже надо!
Но Сивка встал в позу, заявив, что еще слишком молод, он еще, дескать, не созрел для таких знакомств и вообще предлагает найти для таких заданий более отмороженного коня, вот, например, дядю Индрика, хотя даже такой олух, как мой родственник, и тот не попрется на остров Буян.
Через полчаса лести и посулов мы отправились в путь, обогнав солнце. Как и рассказывала Баба-яга, остров Буян и в самом деле оказался заброшенным моим дядькой Анчуткой на край света. Совсем нерадостный, тревожно бился черный океан о высокую скалу, словно не желая, чтобы мы скакали дальше.
— А где остров? — Я вертела головой, опасаясь увидеть далеко-далеко на горизонте еще одного братца Хрустального города. А Сивка, скосив на меня хитрый глаз, спросил:
— Хочешь, фокус покажу? — и, не дожидаясь ответа, скакнул со скалы прямо в океан на острые камни.
Я завизжала так, что в груди заныло от боли, а потом выпучила глаза. Мы стояли на узехоньком перешейке, которого до того видно не было. Он тянулся далеко-далеко в океан, заканчиваясь тем самым островом Буяном. Черное воронье кружилось над мрачным лесом.
— Совсем не так я себе его представляла, — пробормотала я, вцепляясь в гриву Сивки. — Я думала, что он такой желтенький, веселенький, с шатром царь-девицы и лодочкой у берега. Сидит она, на гусельках наигрывает да песенки попевает, а вокруг лебеди, лебеди. А тут, вороны, вороны…
Сивка, переступив копытами, вдруг сделался деловит и серьезен, глянул на меня с таким видом, будто собрался хлопнуть себя по лбу от досады, прямо как Велий.
— Слышишь, Верея, я совсем забыл, мне еще в пару мест забежать нужно. Ты подожди меня на острове, а я тебя чуть попозже заберу.
Я задохнулась гневом:
— И это богатырский конь! Девицу бросает на поругание дикому Лиху! Да лучше б я Конька-Горбунка вызвала! Он хоть маленький, да бесстрашный! — Спрыгнув с испуганного коня, я потащила его под уздцы вперед, выслушивая нудные наставления:
— Ты это… Про Горбунка не заикайся, и вообще, сказкам не верь. Незнамо от кого родился, и характерец явно в папу. Хорошо, он Ивану в руки попался, а так-то его в кунсткамеру тащили. Честной девице с ним лучше не знаться.
— Шевели ногами, мерин, — шипела я, соленые брызги океана, долетавшие до меня, нервировали.
Белый известковый берег не принес успокоения.
— Ну хотя бы не елки. — Я посмотрела на мрачный лес, шелестевший мясистой зеленой листвой. Тропинка вела в лес, на самой опушке грудой громоздились кости. И мрачные вороны тюкали чей-то череп без всякой надежды добыть из него что-нибудь съестное.
Сивка мужественно молчал, всем своим видом показывая, что в любой миг готов сигануть отсюда за тридевять земель. Я на всякий случай намотала на руку узду покрепче, чтобы не остаться здесь один на один с неприятностями. Камушки под ногами противно скрипели, царапая сим звуком напряженные нервы. Я в ужасе ждала, что сейчас на меня выпрыгнет из чащи это самое хваленое Лихо. Тем удивительнее показалось, что мы прошли через лес, никого не встретив.
Остров был немал, и тропинка петляла по нему как придется, словно ее прокладывал пьяный бездельник, которому некуда спешить. Мы с конем переглядывались и, как учат сказки, никуда с этой тропинки не сворачивали. Так что, пройдя половину острова, вышли на плешивый холм, на вершине которого рос высоченный дуб. Я присвистнула, пытаясь сосчитать, сколько меня надо, чтобы обхватить это чудовище, а Сивка же, задрав голову, прищурился, разглядывая что-то в ветвях, хмыкнул:
— Ты смотри, висит еще!
— Что висит? — Я тоже задрала голову.
— Да сундучище этот проклятый! Я, когда в прошлый раз отсюда драпал, так головой об него навернулся, что целый табун жеребят увидел.
У меня сразу зачесался нос и руки, я засуетилась, начала бестолково скрести по каменной коре дуба, понукая Сивку:
— Ну! Подсаживай же меня! Подсаживай!
Конь подтолкнул меня мордой, я повисла, распластавшись на стволе, правда, метра на два приблизившись к сундуку.
— Давай еще! — прохрипела я, боясь разжать пальцы, цепляющиеся неизвестно за что. Сивка послушно встал на задние ноги, подставляя под мои каблуки свой нежный нос. Я попробовала подпрыгнуть до ближайшей ветки, но с ужасом поняла, что заваливаюсь на спину, и завизжала. Бум! Шмяк! И я уже на земле.
В ближайших кустах кто-то хохотнул. Я присмотрелась, но оттуда вылезла, щелкая клювом, серая ворона.
— Не нравится мне здесь, — признался Сивка. Но я, решительно приподняв платье, снова пустилась на штурм проклятущего дуба.
После третьего падения конь предложил мне попытаться допрыгнуть до какой-нибудь другой ветки, а после того как я, наконец-то добравшись до ближайшего сохлого сучка, сорвалась вниз и едва не переломила ему хребет, заявил, что сейчас сам прыгать будет. И, сильно толкнувшись, угодил лбом прямо в дно сундука. Глухой колокольный звук прокатился по острову, а я едва успела убежать с того места, куда рухнул богатырский конь. В кустах опять хохотнули. Я обозлилась на проклятущих ворон и, схватив камень, запустила им в заросли.
— А-а-а! — заорали там, я услышала звук катящегося под откос тела и кинулась трясти Сивку:
— Вставай! Вставай, я, кажется, Лихо убила!
