Гарднер Дозуа - Лучшее за год 2006: Научная фантастика, космический боевик, киберпанк
Ночью я просмотрела роман Рашми «Потерянное сердце». Это было ностальгическое и сентиментальное нытье на тему, как было, пока дьяволы не заставили всех мужчин исчезнуть. Юная Бриджит Бёрд ищет своего отца, знаменитого архитектора, которого похитили колумбийские наркобароны. Если уж я была цыпочкой, которая балуется игрушечной работой в игрушечной экономике, то Рашми старая Норин признала бы королевой всех бездельниц.
Второй день расследования снова начался для меня в доме Джонсов. Мать наблюдала, как я изучаю комнату Рашми. Мне показалось, она обеспокоена и тем, что я могу найти, и тем, что я вдруг не найду ничего. Рашми слушала «Крипе», у нее были три пары сандалий, все сочинения Дениз Пеппер, она предпочитала бюстгальтеры на «косточках» и подписывалась на «Новости для бестолковых». Скопившуюся за неделю грязную одежду она запихивала под кровать. На стенах ее комнаты перемежались коала, лучшие пляжи мира, развалины замков и постеры «Плейгерл» с 2000-го по 2010 годы. Она хранила рукописный дневник, который вела с шестого класса по восьмой, в нем она часто жаловалась, что ее мать слишком строга, а в школе скучно. Единственная обнаруженная вещь, при виде которой ее мать взбудоражилась, христосианская Библия, засунутая в нижний ящик тумбочки. Когда я извлекла Библию, мать залилась краской и выскочила из комнаты.
Затем я изучила домашнюю сеть Джонсонов. Рашми не особенно аккуратно стирала копии файлов со своего сайд-кика, один из них был чуть ли не полугодичной давности, как раз тогда она и увлеклась религией. Она пользовалась простым шифром, который не остановил бы серьезного взломщика, но не позволял матери совать нос в ее дела. Я подобрала ключ и вскрыла сеть. У Рашми было несколько номеров. Ее мать пыталась дозвониться на [email protected] Но у нее был и другой номер: [email protected] Я провела обратный поиск и выяснила адрес: Церковь Христа-Мужчины, Винсент-авеню, 348. У меня не было желания тащиться в церковь лично, поэтому я попыталась позвонить.
— Алло, — отозвался голос.
— Это Рашми Джонс?
Голос помедлил.
— Меня зовут Бриджит. Оставьте меня в покое.
— Мать беспокоится о тебе, Рашми. Она попросила меня найти тебя.
— Я не хочу, чтобы меня нашли.
— Я читаю твой роман, Рашми. — Надо было сказать что-нибудь, я хотела задержать ее на линии. — Интересно, она в конце найдет своего отца?
— Нет. — Я слышала, как она дышит в микрофон. — Пришли дьяволы. В этом все дело.
Раздался еще чей-то голос, и она отключила микрофон. Но я знала, что меня она все еще слышит.
— Как жаль, Рашми. Но, полагаю, так и должно быть.
И она отсоединилась.
Мать облегченно выдохнула, узнав, что Рашми в порядке, и пришла в ярость из-за того, что она с христосианками. Что с того? Я нашла дочку, дело закрыто. Только вот Нажма Джонс уговорила меня помочь ей связаться с дочерью. Она уже была Должна мне двадцать баксов плюс расходы, но я пообещала за лишнюю пятерку, что попытаюсь вытащить Рашми из церкви, чтобы мать могла с ней поговорить. Я как раз ехала туда, когда маячок, который я подсоединила к счету Джонсов, указал на «Обувь Грейли». Я обрадовалась отсрочке визита, еще больше обрадовалась, когда бот-продавец узнал Рашми на фотографии. Как и официантка в «Мезон Диана». И портье в «Комфорт Инн».
3
Начальная школа имени Рональда Рейгана была недавно отремонтирована, без сомнений, отрядом ботов-рабочих, Кирпичный фасад отмыли и заново покрасили, длинный ряд окон сверкал, словно зубы. Асфальтовую площадку сняли и заменили безопасным покрытием, вместо металлических опор качелей высились пестрые башенки и трубы для лазанья, горки и качели-коромысла. Цепочную ограду заменила деревянная шпалера, по которой ползли веточки жимолости и плети клематисов. Самшитовый лабиринт перед бассейном, поверхность воды блестит, голубая, как мечта. Ничего не жаль для маленьких девочек, нашей надежды на будущее.
Места на стойке, забитой велосипедами, самокатами и скутерами, не было, поэтому я прислонила свой велосипед к ближайшему вишневому дереву. Самых маленьких уже отпустили на их первые каникулы. Я немного постояла за деревом, привыкая к крикам, воплям и смеху. Дела нечасто приводили меня в школы, я даже не могла вспомнить, когда последний раз видела столько девчонок разом. Они были черные, белые, желтые, коричневые, в основном одеты нейтрально, как обычные люди на улицах. Но в одежде некоторых отражался стиль жизни их матерей. Солдатики в камуфляже и непорочные христосианки, кокетки в цепях и гриме, сестры в униформе, выражающей коллективные вкусы семейства, парочка девиц в мехах и одна в костюме робота. Пока я стояла там, меня пробила холодная дрожь, не имеющая отношения к тени от дерева. Я понятия не имела, кто они, это крошечные создания. Они ходят в приличную школу, ведут более или менее нормальную жизнь. Я же выросла в дикие времена, когда все вокруг распадалось на части. И вот сейчас я осознала, что они так же далеки от меня, как я сама — от поколения старушек. Я всегда буду смотреть на них издалека.
Сразу за шпалерой две сестрички в блузках в зеленую полоску и зеленых гольфах вертели скакалку, девочка с завязанными в конский хвост волосами прыгала, ловко скрещивая ноги. Сестрички декламировали:
В долине, долине, где трава зелена,
Живет Стейси, свежа, как весна!
Она поет, так сладко поет,
Приходит Чанти, целует ее!
Еще одна прыгунья вступила на середине, повторяя те же движения, ее темные волосы подскакивали в такт. Декламация продолжалась:
Сколько поцелуев достанется ей?
Раз, два, три, четыре, пять…
Прыгуньи соприкасались в воздухе губами, они поцеловались десять раз, так и не сбившись. Потом Конский Хвост отпрыгнула в сторону, а скакалка продолжала вертеться, и сестрички продолжали приговаривать в такт прыжкам темноволосой девочки. Конский Хвост наклонилась на миг, стараясь отдышаться. Когда она распрямлялась, то заметила меня.
— Эй ты, там, за деревом! — Она приставила руку к глазам. — Ты прячешься?
Я вышла на свет.
— Нет.
— Вот это, между прочим, наша школа. — Она выставила вперед ногу, затем развернулась на сто восемьдесят градусов, чтобы указать на дверь школы. — Тебе нужно записаться в офисе.
— Что ж, займусь этим прямо сейчас.
Когда я прошла через ворота на игровую площадку, несколько девчонок бросили играть и уставились на меня. Это оказалась та аудитория, которой не хватало Конскому Хвосту.
— Ты чья-нибудь мама?
— Нет.
— А у тебя есть работа? — Она шагала за мной по пятам.
— Есть.
— И какая?
— Не могу тебе сказать.
Она забежала вперед, перегораживая мне дорогу.
— Может, потому что это не настоящая работа?
Две сестрички в блузках в зеленую полоску подошли, чтобы поддержать ее.
— Когда мы вырастем, — сообщила одна из них, — у нас будет настоящая работа.
— Например, врача, — сказала вторая. — Или укротителя львов.
Нас обступили другие девчонки.
— Я хочу водить грузовик, — сказал один «солдатик». — Большой-пребольшой грузовик. — Она показала размеры своей мечты, раскинув в стороны руки.
— Это не настоящая работа. С этим справится любой бот.
— Я хочу стать учительницей, — сказала темноволосая, которая прыгала через скакалку.
— Шанталь обожает школу, — вставила Меха. — Она бы женилась на школе, если бы было можно.
Видимо, с точки зрения третьеклассниц это был верх остроумия, некоторые так хохотали, что им пришлось прикрывать рты ладошками. Я же была смущена. Дайте мне отвергнутую любовницу, алкоголичку или тупоголового копа, я сумею с ними разобраться, но сейчас я оказалась в плену у толпы хихикающих детишек.
— Так зачем же ты пришла? — Конский Хвост уперлась кулаками в бока.
Из-за синей конструкции, похожей на многоножку, вышла тетка в брюках цвета хаки и мешковатом фиолетовом свитере. Она окинула меня проницательным, но в то же время благожелательным взглядом, с каким рождаются учительницы, и двинулась ко мне через площадку.
— Я пришла к мисс Джонс, — сказала я.
— О. — Тень пробежала по лицу Конского Хвоста, она вытерла ладони о бедра. — Тогда иди.
Кто-то окликнул:
— Так ты гробовщик?
И чей-то невинный голос вопросил:
— А что такое «гробовщик»?
Ответа я не услышала. Учительница в фиолетовом свитере спасла меня и провела через толпу.
* * *Я так и не поняла, почему Нажма Джонс сидела в школе. Либо она была самой самоотверженной учительницей на свете, либо слишком бесчувственной, чтобы переживать смерть дочери. Я не решила. Когда мы виделись с ней в первый раз, она вела себя сдержанно, теперь же она замкнулась наглухо. Это была похожая на птицу женщина с узким лицом и тонкими губами. В ее седых волосах проглядывало несколько темных прядей. На ней были белая туника с длинными рукавами и шальвары. Я привалилась к двери ее класса и рассказала обо всем, что сделала накануне. Она слушала, сидя за учительским столом, перед ней лежал сандвич, который она не собиралась есть, и стоял пакет с молоком, которое она не собиралась пить, и еще салфетка, которая была ей не нужна.
