Терри Пратчетт - Движущиеся картинки
Вдруг Харга перестал насвистывать.
Голова Детрита повернулась, и тролль широко разинул рот.
— Сыграй-ка это еще раз, Шэм, — проговорил Голывуд.
Раздался титанический аккорд. Задняя стена «Реберного дома» внезапно исчезла, скрывшись в то самое измерение, куда пропадают все исчезающие стены, а пространство, где полагалось находиться кухне Харги и прилегающей к ней зловонной аллее, уже занял несыгранный, но полномасштабный оркестрик.
Платье Рубины обернулось гейзером золотых блесток. Все прочие столы бесследно улетучились.
Детрит одернул непредвиденный смокинг и тщательно откашлялся.
— Пусть нелегким будет наш путь… — вступил он.
Голосовые связки воспроизводили слова, повинуясь чьей-то неведомой подсказке.
Детрит порывисто сжал руку своей дамы. К левому уху взмыл золотой наконечник трости. Черная шелковая шляпа, стремительно материализовавшись, крутанулась на локте. Детрит даже не посмотрел в ее сторону.
— Но в час, когда светит луна, и звуки рояля…
Тут он поперхнулся. Золотые слова растаяли. Вернулись стены. Появились прежние столы. Блестки вспыхнули и померкли.
— Э, — заметил Детрит.
Рубина внимательно посмотрела на него.
— Э… Извини. Понятия не имею, что такое нашло на меня.
Харга решительно направился к их столу.
— Можно узнать, что все это…
Не моргнув и глазом, Рубина одним взмахом древоподобной руки развернула Харгу вокруг оси и слегка подтолкнула в спину. Харга вышел на улицу сквозь стену.
— Поцелуй же меня, глупый дурачок! — велела Рубина.
На лбу Детрита обозначились складки.
— Ка-ак?
Рубина вздохнула. Нет, по-человечески с ним нельзя.
Она схватила стул и, согласно традиции, огрела Детрита по макушке. По лицу его успела расплыться счастливая гримаса. В следующий миг он распластался у ее ног.
Она легко подняла его и закинула себе на плечо. Если Рубина чему и выучилась в Голывуде, так это тому, что ни в коем случае нельзя ждать, пока объявится принц голубой крови, который хватит тебя кирпичом по темечку. Всегда бей первой.
Клик…
На гномьем руднике, отдаленном от анк-морпоркского суглинка на многие мили, один очень суровый звеньевой гном что было силы ударил по своей лопате, призывая к молчанию, и произнес примерно следующее:
— Я хочу, чтобы в одном вопросе у нас была абсолютная ясность, так? Если еще один, подчеркиваю, хотя бы еще один, так? Хотя бы еще один раз я услышу от вас, поганых украшений для лужайки, какое-нибудь «Хи-хи-хо-хо», то начинаю работать топориком с двойным лезвием, так? Мы с вами гномы, так? Вот и ведите себя соответственно. Хватит нам игр в эти снежки!
Клик…
Господин Топотун пропрыгал на вершину дюны и зорко обозрел окрестности. Затем юркнул в обратном направлении.
— Ни души, — доложил он. — Людей больше нет. Остались одни руины.
— Мы с вами стоим на пороге нового мира, — вдруг произнес кот. — Мира, где все животные, независимо от породы и размера будут жить сообща, соблюдая принципы…
Утенок крякнул.
— Утенок сказал, — перевел Господин Топотун, — что стоит попробовать. Если проявим подлинную мудрость, то даже можем преуспеть. За мной!
Но внезапно его бросило в дрожь. В воздухе повисло нечто, отдаленно напоминающее статическое электричество. Небольшой откос песчаных дюн заколыхался, точно подернутый знойным маревом.
Во второй раз крякнул утенок.
Господин Топотун сморщил нос. Все умные мысли вдруг куда-то подевались.
— Так… утенок, значит, сказал… — с заминкой произнес он. — Сказал, что… значит… сказал утенок… утенок… сказал… кря-кря?!!
Кот тем временем внимательно присматривался к мыши.
— Мя-яу? — изрек он. Мышь затряслась от ужаса.
— Писк, — отозвалась она. Кролик нерешительно сморщил нос. Утенок покосился на мышь. Кот уставился на кролика. Мышь воззрилась на утенка.
Утенок стрелой ушел в небо. Кролик неожиданно стал Господином-Быстрое-Песчаное-Облачко. Мышь шмыгнула в дюны. И, в первый раз после долгого перерыва ощутив настоящий прилив счастья, кот припустил за ней следом.
Клик…
Джинджер и Виктор сидели за угловым столиком «Залатанного Барабана». Джинджер заговорила не сразу.
— Кстати, собаки были очень милые.
— Да, — чуть слышно промолвил Виктор.
— Морри с Утесом перекопали все развалины. Говорят, что нашли там кучу погребов и разных интересных штук… Но… Мне очень жаль.
— Понимаю…
— Может, стоит поставить им какой-нибудь памятник?
— Вот этого я бы делать не стал, — покачал головой Виктор. — У собак несколько иное отношение к памятникам. И потом, собачья смерть — это ведь типичный голывудский конец.
Джинджер обвела пальцем дырку от сучка в столешнице.
— Но теперь-то все кончено, — сказала она. — Ты же и сам это понимаешь, верно? Кончено и больше никогда не повторится.
— Да.
— Патриций и волшебники пресекут любые попытки возобновить производство кликов. Патриций на этот счет выразился очень жестко.
— Не думаю, чтобы кому-то еще взбрело в голову заниматься кликами. Но ведь вскоре все всё забудут…
— В каком смысле?
— Старые жрецы сделали из Голывуда некое подобие религии. О том, каким он был на самом деле, они начисто позабыли. Но так не годится. Не думаю, что нам нужны песнопения или костры. Главное — просто вспоминать Голывуд. И нам нужен человек, который бы действительно хорошо его помнил.
— Да уж, — усмехнулась Джинджер. — Вот тысячу слонов никогда бы не забыли.
— Вот именно, — рассмеялся Виктор. — Бедняга Достабль. Он их так и не дождался…
Джинджер покручивала на тарелке кусочек картофелины. И прокручивала в голове какую-то мысль, никак с картофелиной не связанную.
— Но все-таки это было здорово! — вырвалось у нее наконец. — Согласись, мы делали потрясающее дело!
— Согласен.
— И ведь людям нравилось то, что мы делали!
— Что верно, то верно, — мрачно произнес Виктор.
— Ты не понял. Я говорю о том, что мы принесли в этот мир нечто действительно великое…
— О да.
— Перестань, я же не о том… Стать богиней экрана — это не совсем то, что об этом теперь думают люди.
— Пожалуй.
— Но голывудской магии больше не существует, — вздохнула Джинджер.
— Полагаю, кое-что еще должно было остаться.
— И где же?
— Витает где-нибудь поблизости. Выискивает, куда бы приткнуться.
Джинджер разглядывала свой стакан.
— Какие у тебя теперь планы? — спросила она.
— Еще не знаю. А у тебя?
— Скорее всего, отправлюсь домой, к себе на ферму.
— Зачем?
— Понимаешь, Голывуд был чудом, которого я ждала. А в Анк-Морпорке не так много работы для женщин. Во всяком случае, той, которая бы подошла мне, — уточнила она. — Кстати, ко мне уже трижды сватались. И все три жениха были очень завидные.
— Трижды?! Но почему?
Джинджер нахмурилась:
— Ну, во-первых, я, знаешь ли, не такая уж уродина…
— Да я не это имел в виду! — поспешно вскричал Виктор.
— По-моему, дело здесь в том, что богатому торговцу лестно обзавестись знаменитой женой. Это то же самое, что обзавестись какой-нибудь дорогой побрякушкой.
Она потупила взор.
— Госпожа Космопилит у меня спрашивала, может, я уступлю ей хотя бы одного из трех, того, который не подойдет мне самой. Я ответила, что готова уступить всех троих.
— Когда я стою перед необходимостью выбора, то поступаю примерно так же, — сказал Виктор, просветлев лицом.
— Да? Знаешь, если это весь выбор, я вообще выбирать не хочу. И потом, о чем вообще можно мечтать, когда ты в своей жизни успела побыть самой собой, да еще такой большой и значительной!?
— Ни о чем, — подтвердил Виктор.
— Никто даже не представляет, что это за ощущение.
— Кроме нас.
— Да.
— Да.
Джинджер улыбнулась. И в первый раз за все время знакомства Виктор не увидел на ее лице следов раздражения, гнева, беспокойства и даже просто голывудской косметики.
— Выше нос, — сказала она. — Завтра будет еще один день.
Клик…
Сержант Колон, один из ночных стражей города Анк-Морпорка, был вынужден прервать свою мирную спячку, которой предавался в караульной башне над главными воротами города. Его разбудил какой-то далекий гром.
Весь горизонт, от края до края, заволокло облаком пыли. Некоторое время стражник внимательно изучал явление. Облако разрасталось, пока наконец не изрыгнуло темнокожего юношу, под седлом у которого был слон.
Слон выбежал на дорогу, ведущую к главным воротам, и грузно протопал к городской стене. Между тем от бдительного ока Колона не укрылось, что облако пыли, стелющееся вдоль горизонта, не только никуда не исчезло, но даже увеличилось в размерах.