Кир Булычев - Гений из Гусляра (Сборник)
Заглядывали некоторые люди, из богатых. Смотрели на рояль, удивлялись и даже предлагали деньги. Максимкины родители продали бы инструмент, но не могли – Ксения не велела.
А потом случилось такое, что и они расхотели с инструментом расставаться.
В школе были экзамены, а у Максимки – свинка.
Болезнь для детей безопасная, но в школу ходить нельзя. И экзамен перенести нельзя.
И тогда было принято решение: ввиду того, что школа имеет дело с редким дарованием, провести экзамен дома.
В музыкальную школу Максимка ходить перестал. Мотивировал это слабым здоровьем. Бабушка, души в сорванце не чаявшая, конечно же, поддержала внука. Родители Максимки в музыке не разбирались, но с нетерпением ждали момента, когда Максимку позовут к себе американцы и они купят себе дом в Калифорнии.
Как-то Удалов решил понаблюдать за внуком – как он готовит себя к великой участи.
Сел за его спиной, незамеченный.
Оказалось, что ребенок не всегда успевает за музыкой. А бывает, вместо аккорда ткнет по клавише, а рояль издает пышный благородный аккордный звук. А если Максим промахивается по клавише, она сама ужимается и звенит, старается.
Так что играет не внучек, а играет за него сам рояль. А это неправильно. Так великим Шопеном не станешь.
А затем, когда ребенку по незнанию бабушка поставила на пюпитр ноты немецкого композитора Шуберта, к которому первоклассников и не подпускают, чтобы не отбить навсегда стремление к музыке, он так их выбарабанил, что снизу пришел сосед профессор Минц и спросил, что за пластинку Удаловы поставили. Что играют – он понял, а какой из выдающихся пианистов – не догадался.
После этого мальчонка возгордился, а Удалов встревожился.
Ему не стоило труда сообразить, что успехи Максимки связаны с подарком пришельца. Ведь пришельцы устроены иначе, чем люди. Они и о педагогике думают не по-нашему. Что-то в этом рояле было такое, что помогало Максимке достигать вершин.
А ему что? Он как услышал всякие хвалебные слова, то стал считать себя пианистом, даже в футбол играть прекратил, чтобы почаще стоять рядом с роялем.
Рояль тоже привязался к мальчику. При виде его вздрагивал, сдержанно и гулко гудел всеми струнами и даже немного переступал толстыми деревянными ногами, как трехногий конь в ожидании рыцаря.
В музыкальную школу Максимка перестал ходить, ссылаясь на слабое здоровье, и как назло его поддержала и бабушка, души в нем не чаявшая. Родителям было плевать на музыку, но не плевать на доллары, которые Максимка заработает, когда они все переедут в Штаты.
Удалов как-то проследил, как Максимка тренируется. Он увидал, что Максимка не всегда поспевает за музыкой. А когда ему трудно растягивать пальчики, чтобы изобразить аккорд, он просто тыкал одним пальцем в клавишу, а рояль издавал аккордный звук. А если Максимка промахивался по клавише, рояль сам себя ударял!
Удалов сказал мальчику:
– Нехорошо, Максим, старших обманывать.
– Никого я не обманываю! – возразил Максимка лживым голосом.
– Не умеешь ты играть своего Шуберта-Шостаковича.
– Умею.
– Проверим?
Максимка уверенно уселся за инструмент и велел деду открыть ноты. В нотах он немного разбирался, поэтому для начала раза два ударил правильно. А потом – пошла писать губерния! – Максимка барабанил по клавишам как желал, а рояль послушно изображал то, что было написано в нотах, словно у него были дополнительные глаза.
– Ну как, я убедил тебя, дед? – спросил мальчик.
– У меня встречный вопрос: ты намерен всю жизнь со своим роялем выступать?
Мальчик задумался и думал целую минуту. Вы должны простить его, ведь он только начинал творческий путь.
– Пожалуй, я буду выступать со своим роялем, – сказал он. – Я люблю эту машину, и она ко мне тоже неплохо относится.
Рояль покачнулся и притопнул ногой.
– Ох уж эти дары пришельцев! – вздохнул Удалов. – Хочешь, в универмаг сходим?
– А зачем? – спросил мальчик.
– Слышал я, что туда новые автомобильчики из Германии привезли.
Максимка любил автомобильчики куда больше рояля. И конечно же, заспешил в магазин вместе с дедом.
Но деду плевать было на автомобильчики. Он провел мальчика через закуток, где стояли музыкальные инструменты.
– Кстати, – сказал Удалов, – хочешь со мной поспорить на пять автомобильчиков, что на этом вот пианино ты не сыграешь?
– Почему? – Мальчик возгордился, а возгордившийся человек склонен переоценивать свои возможности.
– Потому что за тебя рояль играет, детка, – сказал Удалов. – Я видел, как он это делает.
– Дед, ты жалкий завистник, – сказал мальчик. – Семь автомобильчиков!
– Шесть.
На этом порешили.
Удалов пошел к продавщице, что томилась в углу над романом Сидни Шелдона о красивой жизни на Багамах, и она сказала:
– Пробуйте, только чего не отломайте.
Максимка мельком взглянул на ноты и начал бить по клавишам.
Он бил, а они издавали противные звуки. Он бил сильнее, и клавиши вопили все противнее. Даже продавщица отложила роман на самом трагическом месте и сказала:
– А ну, граждане, хватит издеваться над ценным товаром.
Обратно они шли медленно. Максимка крутил в руках автомобильчик и совсем не переживал.
– Не быть тебе Рихтером, – сказал Удалов ребенку.
– Ну и слава богу, – ответил мальчик. – Меня куда больше волнует карьера Ринальдо или по крайней мере Пеле. Честное слово.
– А как же консерватория?
– Конечно, хорошо, когда тебе хлопают в ладоши тридцать человек, – разумно ответил Максимка. – Но когда сто тысяч кричат «Максим чемпион!» – это звучит!
– Надо будет от рояля отделаться, – сказал Удалов, – иначе это кончится позором. Давай его в музыкальную школу пожертвуем.
– Дед, ты обалдел, – возразил мальчик. – Они же там такую липу начнут качать, что школа на первое место по России по гениям выйдет. А потом все пойдут по этапу.
– Разумно, – согласился Удалов. Он порой удивлялся здравому смыслу малыша.
– Надо олуха найти, – сказал мальчик.
И тут олух к ним подошел сам.
– Какой хороший мальчик, – сказал олух. Был он хорошо одет, причесан-напудрен, а «Мерседес» с голливудскими номерами, которые вводили в восторг местную милицию, ехал в десяти шагах сзади.
Порой Удалову казалось странным, как в Великий Гусляр попадали такие ответственные люди и что они там делали. Никаких минеральных богатств гуслярские окрестности не имели, баобабами похвастаться не могли, крокодилы там уже вывелись... Значит, к чему-то они готовились. То и дело по посредственным улицам Гусляра проносились кавалькады или отдельные джипы. Некоторые даже оседали здесь.
Профессор Минц высказал соображение, что эти люди, стараясь расширить сферу применения своих капиталов, ищут контакты с инопланетянами, которые посещают Гусляр. Но доказательств этому не было, а владельцы джипов ни в чем не сознавались.
– Мальчик играет на фортепьяно? – спросил олух. На вид ему было от двадцати до пятидесяти лет – кожа гладкая, натянутая на лицо, ни морщинки, ни сомнения.
Не дождавшись ответа, пришелец продолжал без обиды:
– У меня тоже мальчик талантливый. Ни дня без Баха, сечешь?
Удалов молчал. Максимка тоже молчал. Оба думали.
– Но с инструментом туго. Говорят, у вас настоящий «Стейнвей», так сказать? А у нас пока дождешься, что из Австралии привезут, мальчик вырастет, в футбол играть начнет. Послушай, Удалов, продай мне рояль. Я тебе хорошие деньги дам и «Красный Октябрь» в придачу.
– Сколько? – спросил Удалов.
– Вот это мужской разговор. Получишь «Красный Октябрь» и пятнадцать долларов в придачу.
Олух сделал паузу, а его охранники захихикали из восхищения перед умом работодателя.
Другой бы на месте Удалова возмутился или даже стал бы хохотать в лицо наглому олигарху, но Удалов прожил долгую советскую жизнь, и его так просто не запугаешь.
– Значит, так, – сказал он, садясь на лавочку, мимо которой они проходили. – Три тысячи зеленых на бочку и учтите – наш рояль заколдованный. Он играет не по способностям, а как положено.
– Именно это мне и нужно, – сказал олух. Ему пришлось остановиться и разговаривать с Удаловым стоя, словно перед учителем. Это ему не нравилось, но пришлось терпеть. – Тридцать долларов и «Красный Октябрь».
– Три тысячи долларов и оставь себе «Красный Октябрь».
– Вместо «Октября» импортные ролики моего размера, – добавил Максимка.
Олух смотрел на обывателей сверху и желал им смерти. Но был бессилен.
– Сорок долларов, – сказал он.
– Три тысячи.
Удалов получал удовольствие. Он торговал инопланетной штучкой, и притом спасал внука от музыкального образования и наказывал Ксению, которая могла бы попросить у пришельца что-нибудь более полезное в хозяйстве, например, путевку на Канарские острова.
– Сорок два.
Удалов подумал: вот мы придумываем анекдоты про новых русских, и они в этих анекдотах выступают такими наивными и широкими душой. А на самом деле новый русский за десять копеек продаст родную маму. Когда-нибудь вы слышали, чтобы за «Стейнвей» в рабочем состоянии предлагали сорок долларов?
