Вадим Шефнер - Запоздалый стрелок, или Крылья провинциала
В часы, свободные от выполнения своих прямых творческих обязанностей, Переменный писал любовно-упадочную лирику:
Других ты любила, а мною бросалась —
А я ж неплохой человек, —
И в сердце моём голубая усталость,
Тобой я обманут навек.
Я в лес ухожу, тебе больше не веря,
Грустя на осенний мотив…
Примите ж меня, всевозможные звери,
В бесхитростный свой коллектив!
Дела Лежачего шли в гору. О нём трубили как о человеке, который открыл способного, но малограмотного изобретателя-самородка Алексея Возможного – и задался благородной целью научно обосновать теорию индивидуального полёта на машущих крыльях и практически подготовить модель крыльев для массового производства.
Постепенно об Алексее Возможном стали вспоминать всё реже, а имя Лежачего склонять всё чаще. Вскоре ему было присвоено звание почётного крыловеда и соответственно увеличен оклад. От полноты жизни Лежачий стал всё чаще выпивать. Используя служебное положение, он завёл себе молодую крыловедку-секретаршу Малину Викторовну Стриптизоявленскую, с которой, не скрываясь, начал появляться в ресторанах и других общественных местах. Кроме того, он приблизил к себе поэта Переменного, и тот теперь постоянно обретался у него на дому, читая за рюмкой водки свои любовно-упадочные стихи и отрицательно влияя ими на морально-психическое состояние хозяина дома. Всё это вместе взятое привело к тому, что сам Лежачий начал иногда думать стихами.
Встав по бу-бу-будильнику,
Я иду к холодильнику,
Открываю бе-белую дверь,
Вынимаю я пробочку,
Наливаю сто-стопочку —
Догадайтесь, что будет теперь?
И с благо-го-говением,
Окрылённый мгновением,
Я напиток к устам подношу…
Выпью влагу жемчужную —
И статью ну-ну-нужную
Я о крыльях пишу-шу-шу-шу.
Между тем крылья Возможного, принесённые им в своё: время в заведение, валялись в подвале. Там было сыровато, но чехол из водоотталкивающей ткани, сшитый Катей, предохранял их от сырости и порчи.
15. Смерть лебедя
Алексей с Катей жили мирно и дружно. У них родилась дочка, которую они назвали Анфисой.
Алексей теперь исполнял должность начальника почтового отделения. Он пользовался уважением как сослуживцев, так и всех жителей Ямщикова. Несмотря на то, что он был ещё очень молод, многие даже пожилые люди часто обращались к нему, когда у них возникал какой-либо спор.
Алексею по-прежнему шло много писем. Кроме того, некоторые люди специально приезжали в Ямщикове, чтобы побеседовать с ним. Поэтому местные хозяйственники, дабы обеспечить ночлег приезжающим, построили небольшую бревенчатую гостиницу «Уют». Узнав о гостинице, в Ямщикове стали ездить и жители ближайшего городка, чтобы провести там денёк-другой. Начали наезжать и охотники – не промысловые охотники, которым охота даёт хлеб, а охотники городские, которые, отработав в помещении шесть дней, седьмой день жаждут провести на природе и по возможности убить что-нибудь живое.
Этой весной лебедь, летя со стаей на север, как всегда, свернул в сторону и сделал несколько кругов над домом Алексея Возможного. Алексей был в это время во дворе и помахал лебедю рукой. Тот сделал ещё один круг и резко взял курс на северо-восток: полетел догонять своих. Но со стороны болота захлопали выстрелы, а затем Алексей увидел, как упал лебедь.
– Лебедя убили, – сказал он, входя в дом.
Серафима Дмитриевна покачала головой и с укоризной посмотрела на Алексея, будто он в чём-то виноват. А Катя, качавшая Анфису, заплакала.
– Это к беде, это не к добру, – молвила она сквозь слёзы.
– Это не к беде и не к радости, – тихо сказал Алексей. – Просто убили лебедя.
16. Дела гусьлебедевские
Между тем в газетах стали появляться запросы читателей – почему отстаёт наша крылодельная промышленность. Появились карикатуры на БЭБИ и на подчинённое ему заведение «Гусьлебедь». Директор БЭБИ вызвал Лежачего и потребовал, чтобы тот в кратчайший срок подготовил крылья к сдаче в массовое производство.
Лежачий заверил директора БЭБИ, что через два месяца будет создан опытный образец крыльев.
Действительно, вскоре чертежи творчески обогащённых и модернизированных крыльев были готовы. Своих мастерских у заведения не имелось, и для ускорения дела чертежи правого и чертежи левого крыла и чертежи дополнительного оборудования были отданы трём разным предприятиям. Правое крыло досталось быткомбинату «Зарница», производившему мясорубки, кофейные мельницы, гитарные струны и обувную фурнитуру; левое – бытпромобъединению «Рассвет», делавшему спортивные гири, металлические портсигары, рыболовные блесны, а также мышеловки и жестяные похоронные венки. Дополнительное оборудование взялись изготовить авторемонтные мастерские при БЭБИ.
Тем временем во дворе заведения была выстроена семиметровая вышка – на манер тех, что стоят на водных стадионах. Дело в том, что полёт на модернизированных крыльях мог осуществляться только с высоты. Затем были отпечатаны красивые пригласительные билеты для представителей БЭБИ и прессы. За две недели до испытания крыльев в НТЗовской многотиражке появилась песня, сочинённая поэтом Переменным:
Эх вы, крылья мои, крылья,
Крылья лёгкие мои,
Вы летите без усилья,
Как летают соловьи!
Вы летите лёгкой тенью
Через поле, через лес,
Чтобы слава Заведенья
Возрастала до небес.
Мы свершим свои задачи,
Высь нас манит и зовёт, —
Ведь недаром сам Лежачий
Возглавляет наш полёт!
Песня разучивалась на спевках всеми сотрудниками НТЗ «Гусьлебедь», а автору её в качестве поощрения сам Лежачий разрешил опубликовать в очередном номере многотиражки любовно-упадочное стихотворение:
Посетила Муза
Члена профсоюза,
И стихи сложил он о своей тоске,
Ты меня, Людмила,
Без ножа убила —
Ты с другим холила вечером к реке.
В лес пойду зелёный,
Встану я под клёном,
Выберу я крепкий, качественный сук…
Есть верёвка, мыло…
Прощевай, Людмила!..
Зарыдают лоси, загрустит барсук.
17. Гости из заведения
Так как А. Возможный числился всё же одним из авторов крыльев, то Лежачему было неудобно не пригласить его на испытание опытной модели. Это могли бы воспринять как зажим. Поэтому Лежачий, зная нелюбовь Возможного к дальним поездкам, послал в Ямщикове двух сотрудников заведения с тем, чтобы они уговорили его приехать. Кроме того, им было поручено вручить Алексею Возможному текст речи – тот должен его заучить и произнести после испытания крыльев. Речь была составлена поэтом Переменным под руководством самого Лежачего. Проза там чередовалась со стихами:
Трепеща от радости, хочу выразить свою благодарность корифею крыловедения товарищу Лежачему, а также восемнадцати моим славным соавторам за то, что они творчески переосмыслили мой скромный проект и подготовили крылья для массового производства.
Спасибо тебе, о Лежачий,
Спасибо – из сельской глуши!
Трудился ты с полной отдачей —
И крылья твои хороши!..
Вскоре оба сотрудника – секретарша Лежачего Малина Стриптизоявленская и крыловед-эстетик Виктуар Площицын – прибыли в районный город, а там на подотчётные деньги наняли легковую машину и под вечер были в Ямщикове. Они зашли к Возможному, и тот согласился ехать. Гости пробыли в доме недолго, они решили ждать Алексея в машине.
Пока Алексей собирался в дорогу, Стриптизоявленская и Площицын завели разговор о Возможном. Они разговаривали при шофёре, которого считали человеком тёмным, а он всё запомнил.
– Даже серванта нет, вы заметили? – сказала Стриптизоявленская. – А ещё изобретатель называется!.. А как старуха-то на нас смотрела – вот-вот в глаза плюнет. Не любят здесь культурных людей!
– Да, дико живут, – согласился Площицын. – Книг, правда, у него много, но ведь книги-то нынче недорогие, этим не удивишь. А вот я по двору проходил – заглянул в сарайчик. Думал – гараж, а там корова! Смех! Вместо машины – корова. А ещё изобретателем себя считает… А жена у него ничего, красивая.
– Но вы заметили, как она одета? По моде восемнадцатого века!.. И уже ребёнка завела. А сам этот Возможный – хам. Когда вы ему сказали, что вы один из его соавторов по крыльям, он и глазом не моргнул. Вот и работай на таких!
– Вообще не понимаю, почему его считают изобретателем, – сказал Площицын. – Совсем мальчишка ещё, да и живёт в деревне… И какая наглость – отказался произносить благодарственную речь! Что мы теперь Лежачему скажем?
– Хорошо бы нам уехать сейчас вдвоём, – задумчиво молвила Стриптизоявленская. – А в энтэзэ мы бы сказали, что этот горе-самоучка умер, в связи с чем окончательно утратил творческую инициативу и замкнулся в узком кругу внеслужебных интересов. Правильная формулировка?
