Джон Де Ченси - Замок Сновидений
Он вернулся к вопросу, что же делал, прежде чем попасть сюда. Что-то же он должен был делать. У него была жизнь, в этом он был уверен.
Жизнь — странная вещь. Нечто существующее, интересное и безгранично разное. Текучее. Совсем не похожее на это место, однообразное и устоявшееся. Нет, жизнь совсем не такая. Жизнь — это перемены, постоянные перемены. А здесь перемен нет. Жизнь — это движение с целью, задачей, мотивом. А в данных обстоятельствах не присутствует ни одно из этих понятий. Жизнь… это намного, намного больше того, что он видит перед собой. Однако этим и ограничивались его знания о жизни. Больше он ничего не помнил. Единственное, что он точно знал, — что жизнь отличается от того существования, которое он вел здесь.
Когда же с ним произошел этот переход из жизни в существование? И в чем причина?
Слишком много вопросов и слишком мало возможностей на них ответить. Приходится сказать себе в очередной раз, что лучше всего ни о чем не задумываться.
Но ему необходимо думать. Думать — это его сущность.
О! А в самом деле, он все же Кое-что знал о себе. Он был мыслителем. Он мыслил. Он все время думал, его разум напряженно работал подобно механизму с крутящимися шестеренками и вертящимися колесиками.
Он продолжал идти. Ему хотелось идти. Он будет идти и идти, так как движение является единственной его функцией в этом мире. Необходимая и достаточная причина для существования.
Горизонт далеко, все так же далеко, как и раньше. И так будет всегда. Он будет идти целую вечность. Над ним — темная бездна. Он окружен бесконечной лентой призрачного света, а горизонт ограничивает беспредельность этого мира.
И этого достаточно.
Море
Установилась тихая, безветренная погода. На море стоял полный штиль, небо заволокла туманная дымка. Неподходящий день для выхода в море. Легкий ветерок едва шевелил парус. Рябь на воде просто несерьезная, и Трент сдался. Был брошен якорь, без особой на то необходимости, и яхта «Прямо в цель!» неподвижно застыла на воде.
Трент загорел, как настоящий моряк, кожа приобрела бронзовый оттенок, соломенные волосы выгорели и стали золотисто-белыми. Солнце и ветер огрубили кожу, мягкие женственные черты лица заострились, стали мужественнее, тверже.
За время пребывания в этом мире он не раз выходил в море. Это мир Шейлы, его жены, могущественной чародейки. Сейчас рыжеволосая красавица Шейла голышом принимала солнечную ванну, растянувшись на палубе.
Трент загляделся на изящные очертания её попки, восхищаясь совершенной геометрической формой двух полусфер. Он обожал Шейлу: её длинные ноги, упругие бедра, натренированные икры, изящные изгибы ступней и особенно три коричневые родинки на её спине.
— Ты так сгоришь, — заметил он.
— Я намазалась классным солнцезащитным кремом.
— Все равно сгоришь. Тебе хватает и пяти минут на солнце, чтобы стать похожей на вареного рака.
Нахмурившись, Шейла перевернулась и села.
— Неужели это все-таки правда? Что рыжеволосые никогда не загорают, черт бы их побрал, — и она провела рукой по плечу. — Терпеть не могу свою кожу.
— Не говори так.
— Моя кожа — что хочу, то и говорю.
— А мне нравится.
Она засмеялась.
— Подойди и поцелуй меня, моряк.
Он подчинился.
Шейла легонько укусила его за нос.
— Ты такой аппетитный, что так и хочется тебя съесть.
— Звучит заманчиво.
— Мне нравится, как ты выглядишь. Настоящий морской волк.
— А как тебе мой кливер?
— Что такое кливер?
Трент улыбнулся и показал.
— О! И он тоже!
— Ты у меня настоящая мореплавательница.
— Нет. Я настоящая озорница.
— Ты рискуешь, если учесть, как ты одета.
— Дорогой, я вообще не одета.
— Ты прекрасна!
— Ну спасибо, дорогой, — она чмокнула его в лоб. — Вот это жара!
Трент снял солнечные очки и потер глаза.
— Да уж. И душно. Наверное, домой придется идти на моторе.
— Ветра нет?
— Полный штиль. Если мы подождем часок-другой, жара ещё усилится; а мне что-то не хочется поджариться тут заживо. Потом, похоже, будет шторм.
— А может, хороший шторм остудит эту ужасную жару?
— Шторм вполне может остудить нас, и навсегда, если мы здесь застрянем.
— Я полностью вам доверяю, капитан. Вы доставите нас в бухту Шейлы в целости и сохранности.
— И в мир Шейлы.
— И в клуб Шейлы, пожалуйста. Трент?
— Да, дорогая?
— Тебе понравилось на моем маленьком курорте?
— Конечно!
— Тебе не надоело помогать мне?
— Управление отелем дает столько возможностей для продвижения по карьерной лестнице, помогает удовлетворить чувство собственного достоинства и…
Она легонько ударила его по плечу.
— Я серьезно! Тебе не понравилось?
— Конечно понравилось, дорогая. Прелестное место. Солнце, песок, море и восхитительный банановый дайкири.
— А скучно не было?
— Ну, может, самую малость. Скорее я раздражался, когда приходилось иметь дело с особенно привередливыми Гостями.
— А, ты про лорда Питера?
— С тех пор как Кармин совершил непростительную ошибку, наградив его титулом, лорд стал просто невыносим.
— А разве он не из высшего сословия? Он всегда вел себя как аристократ.
— Сомневаюсь. Но я уверен, что сам он всегда считал это оплошностью, которую надо исправить. И теперь благодаря Карми…
— Его величеству, уж будь любезен!
— Ай, да пошел он!
— Трент, он ведь король!
— Он мой брат, и я его люблю. Как брата, конечно. Хочешь шампанского, дорогая?
— Я когда-нибудь отказывалась от шампанского?
Трент принес ведерко со льдом и откупорил бутылку шампанского. Хлопок — и пробка дугой полетела в воду.
— Ты загрязняешь море! — сочла должным заметить Шейла.
— Этот мир принадлежит только нам, а так как мы его единственные обитатели, мы можем себе это позволить.
— Ну и оправдание! — сказала она с укоризной. — Лучше все-таки хранить мир в чистоте.
— Пробка — это ещё не загрязнение. Успокойся и пей.
— Да, мой господин. Благодарю. Какие красивые бокалы! Где ты их взял? Надеюсь… не из бара?
— Откуда ж ещё?
— У нас кончается посуда.
— Ты ещё наколдуешь.
— Но это так утомительно! Я никак не могу справиться со всем хозяйством. Лампочки, полотенца, посуда…
— На кой черт люди прут полотенца из отелей, — размышлял Трент. — Никогда не понимал этого.
— А пепельницы! А ещё мыло, сахарницы, в общем, они берут все, что только не прибито к полу.
— Это обычное дело. Интересно, кто эти постояльцы отеля? Я имею в виду тех, кто не из замка.
— Они появились вместе с отелем, когда я его сотворила, — лукаво улыбнулась Шейла.
— Призраки?
— Манекены.
— Декорации. Безжизненные декорации.
— Я разговаривала с некоторыми из них. Вполне приятные люди.
Трент отпил шампанского.
— Тебе придется поколдовать, чтобы они навсегда забыли, откуда они. Когда тебе наконец надоест этот райский уголок, который ты сама и придумала?
— Думаешь, я устану от него?
— А думаешь, нет?
Шейла поразмыслила.
— Знаешь, мне здесь нравится гораздо больше, чем в замке. Замок такой темный и угрюмый.
— Ну, замки все такие.
— А Опасный в особенности.
— Согласен. Но там на сто сорок три тысячи девятьсот девяносто девять игровых комнат больше, чем здесь.
— Некоторые из них ужасны.
— Это правда, но есть и вполне приличные. Знаешь, я бы не отказался от перемены обстановки.
— Правда? Трент, ты хочешь уехать?
— Нет, дорогая. Я хочу быть там, где счастлива ты. А здесь ты, как я вижу, очень счастлива. — Трент опустился на палубу рядом с Шейлой и задумался на минуту. — Но рай может быть таким скучным! Иногда мне действительно не хватает замка.
Шейла поставила бокал и легла на спину.
— Кажется, ты как-то сказал, что не можешь жить в замке. Это из-за проклятия?
— Да.
— Его наложил на тебя отец?
— Вот именно. Старый папаша король.
— Ты не рассказывал мне, почему он это сделал.
— Да просто так. Отец запретил мне жить в замке, потому что я был несносным мальчишкой.
— Неужели?
— Да. Я был вспыльчив, заносчив и честолюбив. Я хотел стать королем.
— Но отец предпочел Кармина.
— Нарушив правила наследования престола.
— Но ведь Кармин старше тебя?
— Нет, — ответил Трент. — Я старше его на четыре минуты.
Шейла подняла голову.
— Что?
— Мы близнецы. Братья-близнецы.
— Ты никогда не говорил мне об этом.
— Да, кажется, — подумав, сказал Трент. — Однако это правда.
— Из-за этой разницы в четыре минуты ты и думал, что должен стать королем? Чтобы все было справедливо и законно?
— Да. Но отец плевать хотел на законы. Он очень любил Карми. А меня ненавидел. Он даже не задумывался, кто будет носить корону после его смерти.
