Людмила Астахова - НЧЧК. Командировка
– Твой отец…
– Мой отец вправе вас пристрелить за такие высказывания в адрес его дочери. Я не поняла, сударь, вы что, на дуэль нарываетесь?
– Нолвэндэ! – шокированный Ытхан засопел в трубку. – Но я не понял – чего это ты его так защищаешь, нашего капитана?
– Это вы мне объясните, с какой стати вы упорно пытаетесь повесить на моего напарника всех окрестных волколаков, – я фыркнула. – Честное слово, вы меня разочаровываете, Ытхан Нахырович. Ваше мнение несправедливо и субъективно. Это очень некрасиво выглядит, особенно со стороны.
– Хорошо, Нол, – вздохнул шеф. – Извини. Но такого беспредела, как вы учинили в Колдубинске, давно уже никто не устраивал. Пресса нас разорвет.
– Пресса сначала попытается порвать нас, за вас они примутся потом, – я ухмыльнулась, остывая. – Вот нам с ней и разбираться. Прорвемся. Извините, что наорала.
– Ладно, живи, – орк хрюкнул. – Моргот! Вот если ты уже сейчас стыдишь и клеймишь своих начальников, что дальше будет? Ты их начнешь сажать и вешать?
– Если они будут злоупотреблять своим положением – не исключено.
– Подрастешь – пойдешь в службу собственной безопасности, – Ытхан фыркнул. – Там таким фанатикам всегда рады. Деточка. А пока следи, чтоб этот… ушастый себя хорошо вел, а то я ему эту историю с дриадами еще вспомню. И с журналюгами разбирайтесь сами. Поняла?
– Так точно, шеф, – буркнула я и попрощалась.
Вот так-то. А насчет грядущей карьеры в рядах «умывателей рук»… я надеюсь, он пошутил? Хотя…
* * *
Кстати, о дриадах. Оккупировав общежитие, дроу сразу оценили масштабы работ по окучиванию зарослей красавиц и поняли, что их талантам тут точно найдется применение. Вузеллин уже сладострастно потирал ладони, когда боевые товарищи припомнили ему проигранное пари, и послали в аптеку за… аспирином (и за ним тоже, но не только и не столько). Дело было в конце рабочего воскресенья, заведение Сулемы, по идее, не работало, но в маленьких городках это вовсе не проблема. Вузеллин, вооружившись объемным и непрозрачным пакетом, как ушел, так и пропал на несколько часов.
Волноваться начал даже Дзир.
– Да что там можно делать столько времени? – тревожно вопрошал спецназовец, поглядывая на часы.
Дроу как раз занимались тем, что мешали Нолвэндэ и Эрину спокойно работать, и одновременно готовились к ночным трудам.
– Позвони ему, – предложила мыслечтица.
– Видишь ли, прекрасная светлоэльфийская дева, мой звонок будет расценен как покушение на личную жизнь и свободу, а так же ограничение прав личности моего верного друга, – завернул философски спецназовец. – Я же его не на боевое задание послал, а за… аспирином. Это неопасно.
– Тогда не стучи ботинком об ножку стола, – потребовал Эринрандир, не отрывая взгляда от содержимого папки с фотографиями. – Ты меня нервируешь.
«А лучше вообще исчезни, Темный, и оставь нас в покое хоть на полчасика. Видеть всех вас уже не могу».
– Какой-то ты нервный в последнее время… – начал было дроу.
– Дзир-р-р-р! Сколько можно? Я работаю! – взвился капитан ап-Телемнар.
Мало того, что добрые соратники постоянно третировали эльфов, портя Эрину все удовольствие от присутствия рядом напарницы, так еще и нормально работать мешали.
– Ты неправ…
Невозмутимый спецназовец уже собрался развить мысль о несовершенстве нервной системы у Светлых, как в дверях появился Вузеллин. Без… аспирина, но с невоспроизводимым выражением на смазливом лице. Задумчивым знатный дриадовед становился только в одном случае – когда речь шла о его шикарном «квейке».
– Неужели машину побили? – спросила изумленная состоянием дроу Нолвэндэ.
Но Вузеллин молчал и мечтательно рассматривал свои ногти.
Вид сородича подействовал и на Дзира. Командир ДОБРа тихо сказал что-то на одном из Темных диалектов и погрузился в серьезные раздумья.
– Что все это значит? – поинтересовался Эрин.
– Это значит, мой Светлый друг, – вздохнул дроу. – Что у наших знакомых дриад намечается траур и великое горевание.
– Почему?
– Потеря великого дриадолюба – это серьезная и невосполнимая утрата.
– В каком смысле?
– В прямом. Наш Вузеллин влюбился в аптекаршу.
Энчечекисты потрясенно уставились на завзятого ловеласа, который, казалось, ведет неслышный мысленный диалог сам с собой и не замечает ничего вокруг. А так оно и было на самом деле. Дроу разве только не впал в кому.
– И что теперь? – шепотом спросила Нол.
– Ничего. Дальше будут решать Матроны. Для Сулемы Кранн-Тецц наш Вуз выгоднейшая партия, и она постарается своего шанса не упустить. Моя мать – На-Гайна, скорее всего, сохранит нейтралитет, как выскажутся остальные, решать не берусь, – рассуждал Дзир вслух. – А если Вузеллин проявит себя с лучшей стороны, придумает какой-нибудь хитрый ход, провернет интригу с умом, то вполне возможно, что из этого всего что-то и выйдет.
Хладнокровие, с которым ДОРБовец предсказывал судьбу товарища по оружию, выглядело как-то дико и даже жестоко.
– Короче, выпадает Вуз из наших веселых забав, – ухмыльнулся Дзир. – Дровские девы безумно ревнивы, и о дриадах ему придется забыть, – он поглядел на зачарованного сородича. – Да он уже забыл. Теперь только Сулема и больше никто. И то, до церемонии сочетания – никакого секса.
– А если Матроны не сойдутся в… цене? – не отставала мыслечтица. – Если не будет свадьбы?
Спецназовец закурил и, затейливо выпуская дым красивыми колечками, рассказал:
– Существует несколько выходов. Вузеллин может совершить ритуальное самоубийство. Это раз. Он может уйти из семьи и стать изгоем. Это два. И как третий вариант: он попросит у Матрон особое снадобье, наподобие отворота, выпьет и разлюбит Сулему. Но если их любовь истинная и настоящая, то снадобье не подействует. И тогда Вуз обречен на самую жестокую пытку – любить недоступную деву до конца дней своих.
– Ты хочешь сказать, что отвороты не работают, когда идет речь о настоящей и взаимной любви? – переспросил Эрин.
Ему, по известной причине, это тема оказалась чрезвычайно близка. Хотя бы потому, что предстояло еще признаться в содеянном Нолвэндэ. Конечно, лучше бы она навсегда осталась в неведении, а еще лучше, если бы зелье Эфы сразу отправилось в мусорный бак. Но раз уж случилось, но надо рассказать правду. Если Нол узнает, и не от Эрина, а от других… Тогда и ритуальное темноэльфийское самоубийство ему не поможет.
– Во всяком случае, так все выглядит в теории, – пожал плечами Дзир. – Убить себя я Вузу не дам. Изгоем он не станет, в этом можно быть уверенным абсолютно. Остальное в воле Эилистраи.[21] Так что не все так плохо, если не считать, сколько денег и бензина потратит бывший дриадовед и цветолюб на поездки в Колдубинск.
Вы говорите, что дроу – прожженные циники? Так оно и есть.
Аминаллон и Меноваззин, если и опечалились безвременной потере товарища по эротическим подвигам, то не слишком сильно.
– Нам больше достанется, – заявил старший из близнецов.
И так как у темноэльфийских воинов все было одинаковым, начиная от внешности, заканчивая маркой автомобиля, то решили устроить соревнование по опылению колдубинского биоценоза, причем в нескольких номинациях. Самой невинной было количество употребленных дриад, про остальные в приличном обществе лучше не рассказывать. Победил Меноваззин, обойдя брата всего на одну… измерительную единицу.
Короче, дроу в Колдубинске понравилось. И с тех пор в славном тихом городе приезд Темного эльфа считается предвестником грядущей оргии.
К полудню 24 марта в городе стало не продохнуть от понаехавших полицейских чинов, налоговиков, членов комиссии по делам рас-меньшинств, шишек из Объединенного Комитета Детей Леса, правозащитников и журналистов. И хотя Ытхан в качестве подкрепления прислал еще одну группу криминалистов, но работать стало совершенно невозможно, не говоря о том, чтобы нормально поесть или перекурить. Колдубинск, говоря современным языком, весьма далеким от идеальных образчиков словесности, плющило и таращило от изобилия впечатлений. То – тишь да гладь, то – кошмар и скандал.
Эринрандира, пожалуй, по-настоящему радовала лишь возможность докопаться до сути произошедшей здесь трагедии. А Бурат Карлович умудрился поразить своей бессердечностью и патологической жестокостью даже видавшего виды Тыммерланга. Орк участвовал в Третьей Хинтайской, сражался на передовой и, по слухам, имел такой комплект наград, что на парадном кителе места для них не хватало. И то его трясло от Пинофилло:
– Тварь! Была бы моя воля… – рычал боевой маг, и на смуглых скулах ходуном ходили желваки.
Тогда они с Эрином взялись за лешего, так сказать, с двух концов, как бы двусмысленно это не прозвучало. Эльф играл роль злого следователя-психа, орк – рафинированного чародея-теоретика с парочкой научных степеней. Капитан ап-Телемнар орал, стучал кулаком по столу, брызгал слюной, время от времени выхватывал «Куталион» и щелкал предохранителем. Майор Тыммерланг Батыевич цедил сквозь узкие губы заумные вопросы, сыпал научной терминологией и делал вид, будто глубоко презирает помешанного служаку-эльфа, а господином Пинофилло любопытствует исключительно во имя науки. Тщеславие лешего и сгубило. После многих лет безвестности перед ним нарисовали возможность войти в историю, пусть даже через черный ход, и прославить свое имя в веках. Качество славы Бурата Карловича волновало менее всего.
