Дмитрий Казаков - Укротители демонов
Должно быть, они от стыда уходили в отшельничество.
Отдав честь, Лахов развернулся и деревянным шагом вышел из кабинета начальства. Хуже магов может быть только гнев мэра, а он попал как раз между ними…
Чувствовать себя смазкой оказалось неприятно.
Дверь «Сломанного меча» поэтично скрипнула и открылась. Сидящий за стойкой Агрогорн Эльфолюбивый удивленно хмыкнул, расположившиеся за любимыми столиками завсегдатаи оживленно зашушукались. Старый Осинник, задремавший прямо на столешнице, продолжал невозмутимо храпеть.
В таверну для героев вошел чужак. Одет он был как-то странно — во что-то, сшитое из кусочков кожи, зато на поясе висел самый настоящий меч-артефакт. Уж герои в таких делах толк знают.
Преодолев расстояние до стойки, Бульк Он откинул капюшон, обнажив слегка покрасневшее лицо и копну светлых волос.
— Чего тебе, парень? — пророкотал Агрогорн, вчера уволивший вышибалу (точнее то, что от него осталось).
— Мне, э, выпить, — смущенно пробормотал Бульк, к этому вечеру решивший, что может себе позволить посещение «Сломанного меча». Все же на его счету имелось два… нет, три подвига!
— Молока или воды? — щель на лице Агрогорна, обозначающая рот, раздвинулась, сообщив миру, что хозяин таверны для героев улыбается.
— Э, чего покрепче, — Бульк покраснел еще сильнее, став подобен юной девице, которой первый раз в жизни предложили прогуляться на сеновал.
— Покрепче у нас только для героев, — Агрогорн положил руки, похожие на бычьи окорока, на стойку. — Или ты тоже… герой?
Завсегдатаи зашлись в хохоте. От шума проснулся Старый Осинник и принялся в удивлении озираться по сторонам.
— Да! — Бульк, который планировал визит в «Сломанный меч» несколько по-другому (цветы под ноги, восторженные крики, суровое одобрение ветеранов и все такое), начал злиться.
— О, парни! Глядите! Это же герой! — и Агрогорн издал такой звук, словно внутри него терлись друг о друга несколько тяжелых камней.
Завсегдатаи захохотали вновь.
— Ну, раз герой, тогда угости нас, — просипел, откашлявшись, Стукнутый Черный. — И поведай о своих подвигах!
— Да! — поддержал кто-то. — Сколько ты ограбил храмов? Назови имена сокрушенных тобою безумных богов и истребленных чудовищ?
— Я знаю, каких чудовищ он истребил во множестве! — Агрогорн сделал страшное лицо, для чего ему не пришлось особенно напрягаться. — Они называются «вши»!
Эту шутку расслышал даже Старый Осинник.
— Ладно, — сказал Бульк сквозь зубы, дождавшись, пока смех стихнет. — Я угощу вас… Хозяин, всем…
— «Дикой лошади», — подсказал Стукнутый Черный.
— Дикой Лошади, — кивнул Бульк, — и мне тоже.
В углу кто-то бешено захохотал. Бульк вздрогнул и ухватился за меч.
— Не обращай внимания, — прогудел Агрогорн, выуживая из-под стойки бутылку. — Это Долговязый Эрик, до него всегда долго доходит. Сейчас он смеется надо вшами…
«Дикая лошадь» оказалась мутным пойлом с подозрительно мощным запахом. От него хотелось лезть на стены и выпрыгивать в окна, а также совершать еще более странные поступки.
— Твое здоровье! — и Стукнутый Черный, хитрым образом не показав лица, опустошил стопку,
— Пей-пей, — с умильной улыбкой кивнул Бульку хозяин. — Это настоящий геройский напиток!
Ученик сапожника, в жизни не потреблявший ничего крепче слабого пива, собрался с духом и вылил «Дикую лошадь» в горло.
Похоже это оказалось на то, что он попытался выпить порцию лавы. Свежей, только что извергнутой щедрым вулканом. Гортань обожгло, на глазах выступили слезы, в голове появился мелодичный звон, заглушивший все звуки.
Потом что-то лопнуло в желудке.
Бульк осознал, что вновь может слышать и видеть. Но при этом он почему-то оказался не стоящим у стойки, а сидящим за столом. Вокруг все плыло и качалось, а мысли бежали какие-то рваные, похожие на куски старой наволочки.
— Смотрите-ка, он даже не упал, — сказал кто-то. Фраза не содержала в себе ни грамма насмешки. Даже китежское зелено вино по воздействию на пьющего не способно сравниться с напитками, которые подают в «Сломанном мече». Тот, кто пробует «Дикую лошадь» в первый раз, обычно оказывается на полу, а приходит в себя только через несколько дней с ужасной головной болью.
— Да, ты силен, братец, — уважительно прошамкал Старый Осинник. — Глядишь, из тебя на самом деле когда-нибудь получится герой.
— Но я уже… уже герой, — для того, чтобы говорить, приходилось прилагать значительные усилия. Слова резонировали где-то в глубинах черепа, заставляя трястись всю голову. — Я совершил подвиги!
— И какие же? — Стукнутый Черный повернулся к Агрогорну. — Мне еще стаканчик «Варварского топора», пожалуйста… Уж гулять, так гулять!
К счастью Булька, этого напитка ему не предложили. «Варварский топор», в отличие от «Дикой лошади», действует безболезненно, просто-напросто лишая пьющего головы до следующего утра. Он может ходить, разговаривать и даже петь, но голова в этом не будет принимать никакого участия.
И память, соответственно, тоже.
— Я… — Бульк сосредоточился, — разогнал грабителей… и убил много бандитов в «Пельменной»…
В том, что он убил их сам, у ученика сапожника были определенные сомнения, но без этого «деяния» список его подвигов выглядел до смешного кратким.
— Да, — тяжко вздохнул Старый Осинник. — Слыханное ли дело, а? Что за молодежь пошла! Прирезал пару человек — и герой! Вот я первого вампира голыми руками задушил! Он, стервец, чеснок есть не захотел! А всего я их укокошил тысяч пять…
— А я начал с похищения эльфийской принцессы, — задумчиво прогудел из-за стойки Агрогорн. — Урвен ее звали… или Оторвен… не помню. А заодно у ее папаши упер тот меч, что над дверью висит. Сковать его заново правда не удалось, но я ловко научился управляться с обломками…
— Мне повезло, я сразу ограбил храм! — Стукнутый Черный ощутимо раздулся под своим одеянием. — Меня отдали на обучение в святилище Братьев Ночи. Так я прибил настоятеля, захватил сокровища, и удрал!
— И это… это все подвиги? — удивился Бульк, изо всех цепляясь за столешницу. Грязный, покрытый соломой, которая сгнила еще год назад, пол таверны казался почему-то необычайно привлекательным.
— Да, — Старый Осинник кивнул, и в его шее что-то опасно затрещало. — Совершишь чего-нибудь подобное — и ты герой. Но главный спец по подвигам у нас сидит вон там в углу. Эй, Брежен, иди сюда!
К столу подсел толстый старик, основным элементом внешности которого были брови. Седые и кустистые, они нависали над глазами подобно двум островкам, буйной растительности.
— Чево… чво надо? — прошамкал бровастый. Челюсти его двигались как-то странно.
— Покажи ему свой иконостас, — проговорил Стукнутый Черный.
Брежен кивнул и распахнул на груди куртку. От обрушившегося на глаза блеска Бульк чуть не ослеп.
— Вот это герой так герой, — сквозь золотое сияние пробивался скрежещущий голос Старого Осинника. — Вот эта медалька — за убиение дракона, вот эта — за изнасилование восьми безумных воинственных жриц-девственниц…
— Неудивительно, что они были безумными, — хохотнул Агрогорн. — Если бы меня заставляли сохранять девственность, я бы тоже рехнулся!
— Эта, красненькая — за избавление какой-то деревни от умертвий, а вот эта… не помню…
— За приготвление-вление омлета, — гордо прошамкал Брежен. — Из яиц птицы Рух!
— Да, именно так, — кивнул Старый Осинник. — А говорит он не очень внятно, так это челюсть сломана в восьми местах. Плата, так сказать, за подвиги!
К этому моменту Бульк проморгался. Рубаха сидящего напротив него старика оказалась просто усажена медалями, значками и нашивками. Все они были золотые или позолоченные, и сверкали не хуже, чем целая драконья кладовая.
— Брежен собирал эту коллекцию лет сто, не меньше, — гордо сообщил Старый Осинник, — тут есть все награды, которые только можно получить в Лоскутном мире, в том числе значок «Активист лиги защиты насекомых» от разумных пчел Лоскута Ульи и нашивка «Мать-героиня» от эльфов Светлого леса. Как он ее получил — даже и не спрашивай.
Бульк ощутил себя раздавленным. С таким обилием подвигов ему вовек не тягаться, а уж о карьере эльфийской матери-героини он даже и не мечтал. Оставался последний аргумент.
— У меня есть меч! — заявил он.
Прозрачное, почти невидимое лезвие легло на стол.
— Неплохая игрушка, — сказал сидящий за соседним столиком седоусый дед в странного вида шапке из шерсти ягненка и накидке из того же материала, ужасно теплой на вид. Как он не запарился в ней — оставалось непонятным. Но для героя имидж важнее всего. Даже жажды. — Но моя сабелька не хуже!
Явившаяся на свет сабля была чудовищно длинной и тяжелой, и время, похоже, обломало об нее зубы. Но кое-какие следы при этом оставило. Лезвие в изобилии покрывали царапины и сколы, кое-где виднелась ржавчина.