Андрей Белянин - Черный меч царя Кощея
Извините, больше рассказать нечего. Казалось, меня разбудили практически в ту же минуту, что я и уснул. Вот только-только прилёг — и сразу нате вам, рота, подъём, труба зовёт, на плац, генерал с проверкой приехал, а у нас трава не покрашена!
Уже вовсю рассвело, часов шесть или семь утра. Довольно прохладно, кстати, если б не волчий мех, мог бы замёрзнуть. Да, кстати, нос и замёрз. Так ещё чуть-чуть, и рассопливиться недолго. А что? Пойду к Кощею, обчихаю ему весь дом и до икоты напугаю вирусами!
Митя тоже встал, хоть и зевал так, словно в цирке выступать собрался дублёром льва. Ну помните, когда дрессировщик суёт ему свою лысую голову в пасть, а бедный лев аж жмурится от брезгливости…
Я с огромным трудом удержался от ответного зевания, как вы знаете, это заразно.
— Мить, а чего тишина такая?
— Ну… рассвет. Кому орать-то?
— Я имею в виду, что даже птицы не поют. Это подозрительно, не находишь?
— Ох, Никита Иванович, всё-то у вас подозрительно, — сокрушённо помотал башкой серый волк. — А вот я так слышу шум всякий!
— Где?
— Да у нас за спиною, — не оборачиваясь, подтвердил он. — Вроде как железо бряцает, зубы скрипят и вполголоса раздаётся что-то на шамаханском.
— Ты уверен? — вздрогнул я.
Митяй покосился на меня, стряхнул последние остатки сна и осторожно кивнул. Мы, не сговариваясь, обернулись. Мама родная…
Во-первых, печка уже привезла нас на Лысую гору. Во-вторых, даже не подумала предупредить, что мы прибыли и нас встречают. Но хуже всего, что буквально в трёх шагах от нас тихо рычала от ярости свора шамаханцев.
Оказывается, Емелина печка не просто привезла нас на Лысую гору, но ещё и встала лоб в лоб с новыми чугунными воротами с кованым готическим узором, напрочь закупорив как нам вход, так и им выход.
— И чё теперь? — философски вопросил серый волк, покачивая хвостом направо-налево. — Ежели вперёд пойдём, сами к шамаханам въедем, ежели назад сдадим, они на нас толпой навалятся. Как это бишь называется-то? Патовая ситуация?
— Как-то так, — зевая, согласился я. — Но знаешь, по-моему, на данный момент это не наша проблема. Подождём, что скажет хозяин дома.
В тот же момент мимо моего уха просвистела стрела. Мы оба, не дожидаясь худшего, спрыгнули вниз, прячась за печку.
— Через решётку стрелять навострились, суслики узкоглазые, — прорычал Митяй, возбуждённо потирая лапы. — Ну всё, вы нарвались, не говорите потом, что это я первым начал…
Прямо на моих глазах он сунул лапу куда-то вниз, под печку, выдвинул шатающийся кирпич и достал из-под него спрятанную бутылку самогона.
— Прощения просим, Никита Иванович, отец родной, а тока коли б я вам всегда всю правду рассказывал, то и двух денёчков отделение наше не простояло бы. А ежели где и соврал, так за-ради блага дела! Вот как и сейчас…
Он обернул бутыль какой-то грязной тряпицей, выскочил вперёд, сунул её в печь и, как только тряпка вспыхнула с краю, храбро зашвырнул бутыль прямо под ворота. Семидесятиградусный сельский самогон с постоялого двора взорвался противотанковой гранатой!
Пол за воротами вспыхнул весёлым синим пламенем, а шамаханы во всём своём живописно-меховом тряпье в считаные секунды превратились в хаотично бегающие факелы. И им нескучно, и нам можно вздохнуть посвободнее. Примерно через пару минуту всё, естественно, выгорело, но шамаханской стражи у ворот больше не было. Резко поумнели…
— Эй, участковый! Ты, что ль? Выходи пред очи мои грозные, трус несчастный!
— Знакомый голос, — подмигнул мне Митя. — Идите, что ж, раз так зовут. А Кощею Кирдыкбабаевичу от меня привет и низкий поклон. Тока на узкой дорожке пущай более не попадается. Чую, что как волк я оченно кости погрызть люблю!
Ободряюще похлопав нашего младшего сотрудника по загривку, я выпрямился и вышел из-за печки. За слегка подкоптелыми воротами стоял Кощей Бессмертный, живой-здоровый, даже с лёгким румянцем на впалых щёчках. На голове золочёная корона, на поясе меч, одет в воронёные доспехи то ли германского, то ли английского образца, не очень в этом разбираюсь.
Очень похожи на те, в которых он был у речки Смородины, когда пытался шантажом вернуть нам двоюродную сестру государя, а взамен получить ржавый меч Бовы-королевича. Что из этого вышло, надеюсь, никому повторять не надо.
За спиной Кощея стояло с десяток мертвецов в почти таких же чёрных доспехах. Нечто среднее между ходячим скелетом и молчаливым зомби, но мы таких уже видели и даже били не раз. Так что психологического давления не получилось, не стоило и пытаться…
— Какая встреча, — широко улыбнулся гражданин Бессмертный, распахивая дружеские объятия. — Давай, что ль, обнимемся на прощанье, враг закадычный! Только печку в сторону отгони.
— Зачем? — не вдаваясь в лишние суесловия, спросил я.
— Так ворота же открыть надобно.
— А мы тут при чём? Ваши ворота, вы и открывайте.
— Не могу, — скрипнул зубом главный преступник современности, стараясь по-прежнему держать улыбку западного образца. — Ремонт сделал, вход новый, коридорчик под ключ. Для экономии пригласил бригаду тружеников из Средней Азии, а они, шайтановы дети, ворота установили с открытием наружу, а не вовнутрь.
— О, гастарбайтеры, понимаю, где-то даже чуть-чуть сочувствую.
— Ну так говорю же, чурбан милицейский, сдвинь печку, выйти невозможно.
— А зачем вам сюда выходить?
— Башку тебе свернуть, идиоту! — не выдержал Кощей, он вообще страдает нервными срывами. — Да чего я тя уговариваю?! Щас как колдану разок, и полетишь ты со своей печкой аж до Индийского океану! Будешь там раджам на слонах правила дорожного движения регулировать. А ну?!
Гражданин Бессмертный пробормотал себе под нос два непроизносимых слова (две гласных на восемь согласных без мягкого знака) и резко выбросил руки вперёд. С кончиков его пальцев сорвалась здоровенная шаровая молния и всей мощью ударила в ворота!
Я толком даже зажмуриться не успел. От жуткого грохота уши заложило, но, когда дым и гарь рассеялись, оказалось, что ворота ни на сантиметр не прогнулись. Зато вся Кощеева гвардия лежала вверх ногами, да и сам он, похоже, изрядно словил рикошетом.
— Забыл совсем, — осторожно щупая помятую корону на голове, выдохнул гражданин Бессмертный. — Я ж сам поставил заклятие от всех заклятий! Ну чтоб враги тайные да явные ворота мои чародейством супротивным не открыли.
— Ясно.
— Чего те ясно, злыдень милицейский?! Печь свою дурацкую убери, кому говорят! Ить ни войти, ни выйти!
— Вы, пожалуйста, на нашу чудесную печку-матушку не наезжайте, — тоном кота Матроскина, говорящего о любимой корове, протянул я. — Она у нас хоть и добрая, но не так давно целое змеиное войско под асфальт закатала. Рекомендую не провоцировать.
— Ах так? Ах вот ты, значит, как?!! — не на шутку обиделся Кощей Бессмертный. — Да знаешь ли ты, смерд на гособеспечении, какая мне сила дадена? Я ж одним щелчком печь твою по кирпичикам разбросаю!
Ну-ну… как говорится, кто я такой, чтоб с ним спорить? Пусть попробует, мне не жалко, печке не больно, всем интересно. Наш главный преступник осторожно просунул правую руку через решётку по самый локоть, дотянулся до печи и изо всех сил отвесил ей звонкий щелбан! Вверх взлетело облачко побелки…
— Ай-я-а!.. Больно-то как, сволочь твердолобая-а… Сука ты, а не участковый!
— Хм, я-то тут при чём? Это вы грозились щелчком печку разнести по кирпичику.
— А чё ты мне не сказал, что она твёрдая?!
— А вы не знали? — не поверил я, и Кощей понял, что выглядит идиотом.
— Ну всё, кирдык тебе, сыскной воевода. Я её просто сдвину, ворота открою, а тебя… Не знаю, чё с тобой сделаю…
— Мне подождать, пока придумаете, или вам посоветоваться надо?
— Э-ге-гей! — как-то очень двусмысленно крикнул гражданин Бессмертный, изображая былинного богатыря и упираясь в печь обеими руками. — Я еду-еду, не свищу, а как наеду — не спущу!
Он так напрягался минут пять. Менял позы, скользил ногами по полу, падал, поднимался, толкал печь с упором на коленях и в конце концов рухнул чёрной грудой металлолома.
— Ну что, спустили?
— Чего?
— Не знаю, пар, наверное. Вы же обещали: «Как наеду — не спущу». Наехали?
— Говорю ж, сука ты…
— Повыражайтесь мне тут! — рявкнул я и, невольно почувствовав спиртной запах, дёрнулся. — Да вы что, ещё и пили?!
— Врёшь, собака милицейская, совсем нюх потерял, — устало огрызнулся Кощей, даже не делая попыток подняться. — С твоей стороны самогонкой тянет! Уже и на службе пьёшь, а? Ни стыда, ни совести у людей…
Я уже открыл рот для гневной отповеди, призывая хоть того же Митьку в свидетели, и…
И, собственно, впервые за всё это время задался вопросом: а где у меня тут вообще Митя? Он же с момента появления гражданина Бессмертного вообще ни разу не проявился, голоса не подал, не очень на него похоже, верно?
