Галина Черная - Возвращение оборотней
– Это только усложняет нам дело, – устало вздохнул командор. – Но все равно извини, в этом городе тебе нельзя дольше оставаться, времена уже не те, и ты не найдешь здесь таких последователей, как раньше. К тому же у нас приказ.
– Я смогу их заставить! – взревел призрак Ломбарди.
– Ничего не выйдет, скоро научатся лечить проказу, и ты останешься не у дел. А не хочешь взамен отправиться туда, где тоже не видали праздника? Где не знают, что такое маски, карнавал, музыка, смех, танцы, шоу…
– Неужели на земле есть такое место?! – почесался и недоуменно пожал плечами Доктор. – Я кого угодно могу научить веселью, уж если даже прокаженных смог.
– Куда ты хочешь его отправить? – сквозь зубы процедила я.
– На Аробику, там по крайней мере он никого не сможет заразить, – так же еле слышно процедил мой догадливый муж. – Пусть сделает жизнь роботов более разнообразной и интересной, не все же время им молиться и работать…
– Точно, агент Орлов прав, Аробика погрязла в скуке и унынии, – уже в полный голос поддержал нас Профессор. – Сначала оттуда сбегут чрезмерно активные святоши. Начнется веселье и танцы, потом выпивка, а там и скидывание обшивки и массовый разгул! Целая планета, не знающая карнавала, в обмен на одну пресыщенную Венецию, а?!
Сначала первый прокаженный слушал довольно скептически, но после слов кота выпрямился и взбодрился:
– Я согласен!
– Подытожим, – важно начал загибать пальцы на лапке наш образованный Толстун. – Итак, ты – неуспокоенная душа прокаженного владельца первой карнавальной маски в Венеции. Бабочка, символ ордена, – это Психея, но не Психея-Любовь, а Психея-Душа. И не Смерть, как мы думали, хотя по верованиям многих народов почти на каждом континенте бабочки – это души умерших. Твои убийцы заточили маску-душу первого прокаженного в тайную комнату и даже основали орден, хранящий ее многие века. А в результате твоя душа срослась с этой маской, ставшей для тебя всем, бодрящим источником пусть короткого, но праздника, счастья, забвения! Никто другой не сможет ее надеть, никому другому она не будет служить, никто не достоин ее, кроме тебя…
Кот прервал свою пламенную речь, услышав горькие всхлипывания.
– О, это так верно… – Основатель Венеции утирал сопли рукавом. В порыве сочувствия я уже хотела обнять его и попытаться утешить, но вид его болячек меня удержал. – Вы так глубоко меня поняли, меня никогда так не понимали…
– Почему же маска-душа должна была привести Венецию к гибели?
– Это была всего лишь аллегория, черная шутка… Маска – это карнавал, а карнавал – это дьявольский разврат, по мнению тех миссионеров, что убили меня. Они убедили всех, что, когда моя маска найдется, Венеция погибнет в разгуле! Они считали, что карнавалы приведут город к гибели.
– Но ведь это неправда!
– Правда в том, что люди сами ведут себя к гибели. Даже из моей спасительной идеи праздника они умудрились создать мрачную легенду всеобщей катастрофы, и во все века находились идиоты, желавшие найти Маску ради уничтожения Венеции как города греха и безумного разврата! – едва удерживая слезы, каялся призрак. И он был прав…
– Что происходит?! Где обещанное разорение города, где смерти, где катастрофы? – раздался насмешливый голос за спиной кота. – Я у себя в аду уже засел за бухгалтерию, готовый принимать толпы душ, а трагедии все нет, как это понимать?!
– Вот, пожалуйста, что я вам говорил. – Ломбарди указал пальцем на веселого дьявола. – Он уже доконал меня требованиями срочно все погубить…
– А надо мной вообще издевался, как хотел! – возмущенно воскликнул Пусик, потрясая кулачками, он видеть не мог виновника своего позора, а тот внаглую появляется снова и снова. – Оставь нас в покое, чем мы тебе так приглянулись?
– Сам не знаю, но меня к тебе так и тянет, красавчик…
Я прыснула в кулак. Кот, возопив, бросил в него моим булыжником-бабочкой, который, прошив насмешника насквозь, плюхнулся в воду. Дьявол еще раз показал нам «длинный нос» и исчез теперь уже надолго. То есть я бы надеялась, что навсегда.
…Призрак уплыл на гондоле, за ним должны будут прибыть часа через полтора. Шеф дал согласие на его переселение и обещал подготовить космодром. Только на «Хекет» я больше не полечу, пусть добираются своим ходом, брат Эльгар поможет «новому поселенцу» обосноваться на Аробике.
Вытаскивать ученых из канала мы не стали, неприятные они все-таки. Вроде тоже люди, а ведут себя как представители другого класса, хуже нечисти порою… Сами выплывут, не маленькие.
Мы с агентом 013 сидели у окна в нашей гостинице, ожидая командора. Алекс вышел проверить прибытие практикантов и проконтролировать их встречу с Ломбарди. Дожили, думала я, теперь и у нас есть свои подчиненные…
– Выходит, что орден Скрывающих Лицо в действительности не только хранил Маску. Они же ее изначально и спрятали, первые члены ордена – те самые ханжеские миссионеры, но только больше чем за тысячу лет их последователи уже забыли, как выглядит истинная Маска. И уделяли больше внимания охране фальшивки…
– Это все давно поняли, милочка, – фыркнул кот.
Я наморщила лоб и прикусила губу:
– Может, задержимся еще на один вечерок в Венеции? Так хочется еще раз погулять вдоль каналов, побродить по площади Рима и хоть краешком уха послушать итальянскую оперу…
– В плане оперы агент Орлов тебя не поймет, ты ему обещала, что мучить его этими тенорами не будешь. Задержаться на весь вечер, скорее всего, нельзя, но еще пару-тройку часов мы, я думаю, вполне погуляем. Скажем, что улаживали отношения с орденом, беднягам больше нечего охранять и придется расформировываться, если они не найдут себе новую тайную игрушку.
– А тут еще и Алекс ушел, когда он вернется?
– Скоро, – хитро улыбнулся Пушок. – Он хочет быть уверенным, что Ломбарди там хорошо устроили. Забота о клиенте есть профессиональное качество опытного агента. Лучше все проконтролировать самому, чем потом переделывать из-за чьей-то досадной оплошности…
Что-то не очень все это похоже на командора, с чего вдруг он стал таким сопереживающим? Ладно, в принципе это неплохая черта. Главное, чтобы обо мне он не забывал, беспокоясь о бытовых условиях очередного призрака…
Минут десять я укладывала вещи, обстоятельно обсуждая с Профессором события последнего дня, как с набережной вдруг послышалась не очень мелодичная и немного фальшиво исполняемая, но почему-то очень трогательная мелодия. Она явно не была какой-нибудь итальянской, а, наоборот, казалась очень близкой и знакомой. Я улыбнулась и, чтобы ничего не пропустить, вышла на балкон. Внизу в черной, как и положено, гондоле стоял Алекс, он играл на лютне, глядя на меня.
– Эта песня случайно не для кота? – пошутила я.
– Нет, для тебя, – улыбнулся он.
– Я так и думала, грацие, любимый! А когда ты научился так играть?
– Ну вообще-то я всегда немножко умел, и потом, пока ты ходила на свои восточные танцы, я брал уроки у Бэса. Тебе нравится?
– И все это для меня, столько стараний и труда, мой милый, обожаемый муж!
– Эй, хватит болтать, мы хотим дослушать мелодию! – крикнул кто-то из соседей.
– Я ее уже отыграл и кое-что, надеюсь, выиграл! – отозвался Алекс. Я сбежала вниз, прыгнула в гондолу и расцеловала его под завистливые аплодисменты всей улицы. Он дал знак лодочнику, и мы поехали кататься по Венеции в наш последний вечер в этом городе карнавала и любви, и только вдвоем, несмотря на выкрики с балкона опомнившегося кота:
– Коллеги, вы куда? Подождите меня, я с вами!
Это были самые чудесные часы в моей жизни. Вы не поверите, он привез меня в оперу, в этот вечер мы были одни при набитых людьми ложах… Лишь один вопрос у меня оставался: почему из всех любовных песен мира он выбрал для меня «В траве сидел кузнечик»? Хотя следовало бы спросить: почему я сразу ее не узнала?! Возможно, из-за его «оригинальной» манеры играть, чуть фальшивя и путаясь в струнах. А над Венецией снова взрывались ракеты, и из них вылетали светящиеся звезды…
Мы вернулись на Базу ночью, чтобы успеть хоть немного отоспаться, в карнавальной Венеции с этим туго. Отчет напишем и сдадим утром, на свежую голову. Пока шли по пустому коридору, то еще не знали, что за поворотом нас ждет потрясение – мимо нас протопал, вытянув вперед тоненькие ручки, хоббит-лунатик.
– Куда Перумов дел кольцо? – без устали вопрошал он, сонно шевеля губами. Зрелище не для слабонервных, скажу я вам…
Свою полумаску я повесила над костюмом амазонки на стену у кровати, на память о Венеции. Алекс посмотрел с улыбкой и повесил свою маску рядом с моей. Так закончилось это незабываемое «Дело о первом прокаженном и Маске Смерти» – так бы я его назвала, хотя даже в отчетах оно сменило несколько названий.
В последнее время мы с мужем, засыпая, слышали за стенкой звуки волшебной музыки Генри Манчини. Это кот по нескольку раз крутил конец фильма «Завтрак у Тиффани» с Одри Хепберн. Как-то мы посмотрели его втроем, вернее, мои напарники стали его смотреть ради меня и под моим давлением, просто мне хотелось, чтобы они увидели и оценили это чудесное кино. Это была первая и последняя мелодрама, которую мне удалось их заставить посмотреть, уговоры и убеждения с тех пор не помогали. Но Профессор подсел и прокручивал его уже, кажется, в десятый или одиннадцатый раз.
