Терри Пратчетт - Carpe Jugulum. Хватай за горло!
– О, выбор есть всегда, – возразила матушка.
За отцовской спиной Влад и Лакримоза наклонились друг к другу и принялись о чем-то перешептываться. Граф поднял взгляд.
– Ты не можешь сопротивляться, – промолвил он. – Даже ты на такое не способна.
– Ну, не стану утверждать, будто бы мне это ничего не стоило… – пожала плечами матушка и опять взялась за ложечку.
Шепот стал громче.
– У нас королева и девочка, – прорычал граф. – Насколько мне известно, вы высоко их цените.
Матушка поднесла чашку к губам.
– Ну, убей их, – сказала она. – Не больно-то тебе это поможет.
– Эсме! – одновременно выкрикнули нянюшка и Маграт.
Матушка поставила чашку обратно на блюдце. До Агнессы донесся тяжелый вздох Влада. Она и сама чувствовала желание…
«Я догадалась, что она сделала», – сказала Пердита. «Я тоже», – подумала Агнесса.
– Он блефует, – сказала матушка.
– Стало быть, ты нисколечко не будешь возражать, если твоя королева станет вампиром? – осведомилась Лакримоза.
– У нас была одна такая в Ланкре, – небрежно бросила матушка. – Бедняжку укусил кто-то из вас. Перебивалась бифштексами с кровью и прочей гадостью. И насколько я знаю, никогда никого не кусала. Другула Пронзевшая – слышали о такой?
– Пронзевшая?
– Как я сказала, кровь она не употребляла. Но против доброго кровопролития ничуть не возражала. Просто запретила себе пить кровь, хотя той еще гадиной была. Кстати, вы тоже не обязаны пить кровь.
– Ты ничего не знаешь об истинных вампирах!
– О, я о них знаю, и куда больше, чем ты думаешь. Взять, к примеру, Гиту Ягг.
Нянюшка удивленно заморгала. Матушка Ветровоск было подняла чашку, но тут же снова ее опустила.
– Гита любит выпить. Утверждает, что пьет только лучшее бренди… – Нянюшка согласно закивала. – …Но таково лишь ее желание, а в действительности она вполне и пивом обойдется, как и все нормальные люди. – Нянюшка пожала плечами, а матушка продолжила: – Однако вы не удовольствуетесь кровяной колбасой, ведь в действительности вам нужна власть над людьми. Я знаю всех вас так, как знаю саму себя. И знаю наверняка, вы не допустите, чтобы с головы этой девочки даже один-единственный волосок упал. Ну, если б, конечно, у нее уже были волосы… – Матушка принялась рассеянно помешивать ложечкой в чашке. – Просто не сможете.
Она подняла чашку и провела ею по краю блюдца. Губы Лакримозы алчно приоткрылись.
– Я нахожусь здесь только потому, что хочу понять: чего именно вы заслуживаете – справедливости или милосердия. Это вопрос выбора.
– Ты действительно думаешь, мы не сможем причинить вред какому-то мясу? – спросила Лакримоза, решительно шагнув вперед. – Смотри же!
Она опустила руку к девочке и как ужаленная отдернула ее.
– Не сможете, – сказала матушка.
– Я чуть не сломала себе пальцы!
– Какая досада, – хмыкнула матушка.
– Ты вложила что-то в эту девочку… что-то ведьмовское… – пробормотал граф.
– И кому в голову могла прийти такая нелепая мысль? – фыркнула матушка, а стоявшая за ее спиной нянюшка потупилась. – Итак, вот мое предложение. Ты возвращаешь нам Маграт и принцессу, а мы отрубаем вам головы.
– И это ты называешь справедливостью? – осведомился граф.
– Нет, это я называю милосердием, – ответила матушка и поставила чашку на блюдце.
– Во имя всего святого, женщина, ты будешь наконец пить этот проклятый чай или нет? – взревел граф.
Матушка сделала глоток и поморщилась.
– О чем я только думала? Пока болтала с вами, чай остыл, – сказала она и медленно вылила чай на пол.
Лакримоза застонала.
– Думаю, это скоро пройдет, – продолжала матушка все тем же спокойным голосом. – Но пока вы не сможете причинить вред девочке, вы не сможете причинить вред Маграт, от одной мысли о крови вас будет тошнить, а убежать вы не сможете, потому что никогда не отказывались от схватки…
– Пройдет что? – спросил Влад.
– Стены вашего разума очень прочны, – сонно заметила матушка. – Мне никогда сквозь них не пробиться.
Граф улыбнулся. Матушка тоже улыбнулась.
– И поэтому я не стала этого делать.
* * *Туман клубился в склепе, обволакивая пол, стены и потолок. Струился вверх по ступеням, по длинному туннелю, туманные волны накатывались друг друга, словно вели непримиримую битву за существование.
Куда-то бежавшая неосторожная крыса слишком поздно заметила приближение опасности. Туман поглотил ее, раздался короткий писк, а когда туман рассеялся, на полу остались только крошечные белые косточки.
Словно из ниоткуда, возникли такие же маленькие косточки, но уже собранные в скелет. В одной лапке скелет держал миниатюрную косу, а на плечи его был наброшен плащ с капюшоном. Стуча костяными лапками по каменным плитам, существо подошло к убитой крысе.
– Писк? – жалобно произнес дух крысы.
– ПИСК, – ответил Смерть Крыс. Ну а зачем еще что-то знать?
– Ты все пытался понять, куда я спрятала свою сущность, – сказала матушка. – А я никуда и не уходила. Я просто поместила ее в нечто живое, а вы это нечто взяли. Вы сами пригласили меня, я – в каждой мышце ваших тел, я – в ваших головах. Я была в крови, граф. В крови. И это не я превратилась в вампира. Это вы превратились в матушку Ветровоск. Все вы. Ведь вы всегда прислушивались к зову крови.
Граф смотрел на нее, широко открыв рот от изумления.
Ложечка со звоном упала на пол, потревожив едва заметный белый туман. Он стекал со стен, постепенно сужая круг, в центре которого стояли вампиры.
Сквозь толпу пробился Игорь и встал рядом с нянюшкой.
– Все ефть зер гут, – сообщил он. – Я не мочь позволяйт, чтобы это продолжайтфя, такой позор, такой фтыд…
Туман поднялся кипящей башней, а затем возникло такое ощущение, словно последовательность событий вдруг нарушилась, словно время как-то расщепилось… и в следующий момент за спинами Влада и Лакримозы выросла чья-то фигура. Ростом незнакомец был лишь чуть выше среднего мужчины, а фрак, в который он был одет, давным-давно вышел из моды. Его тронутые сединой волосы были аккуратно зачесаны назад, за уши, поэтому создавалось впечатление, что голову конструировали с учетом принципов аэродинамики.
Пальцы с ухоженными ногтями крепко сжали плечи молодых вампиров. Лакримоза было повернулась, собираясь впиться в наглеца ногтями, но тот оскалился, словно тигр, и она сразу съежилась от страха.
А потом лицо его приобрело почти человеческое выражение, и незнакомец улыбнулся. Как будто был искренне рад всех видеть.
– Доброе утро, – поздоровался он.
– Еще один поганый вампир? – осведомилась нянюшка.
– Не ефть обычный вампир, – пояснил Игорь, радостно прыгая с ноги на ногу. – Это ефть мой фтарый мафтер! Крафный Глаз возвращайтфя!
Матушка поднялась и, не обращая внимания на державшую молодых вампиров фигуру (и Влад, и Лакримоза как-то присмирели), подошла к графу.
– Я знаю все, на что ты способен и на что не способен, – сказала она. – Потому что ты впустил меня в себя. Это значит, ты не можешь того же, чего и я. И думаешь ты сейчас так же, как я, только разница в том, что я занималась этим куда дольше, а значит, у меня лучше получается.
– Ты – мясо! – прорычал граф. – Умное мясо!
– И ты сам меня пригласил, – повторила матушка. – Я ведь не из тех, кто заявляется без приглашения.
Девочка на руках у графа вдруг расплакалась. Он резко выпрямился.
– Ты в самом деле так уверена, что я не смогу причинить вреда этому ребенку?
– Я бы этого не смогла, значит, не сможешь и ты.
Лицо графа исказилось. Он сражался со своими чувствами и одновременно с Маграт, которая пыталась лягнуть его в лодыжку.
– А ведь все могло быть так хорошо… – пробормотал он, и впервые его голос утратил уверенность.
– Хорошо для тебя! – закричала Агнесса.
– Мы – вампиры, и мы не можем бороться с тем, что мы есть.
– Только животные не способны бороться со своей природой, – сказала матушка. – Так ты отдашь мне ребенка?
– А если я… – начал граф, но вдруг гордо вскинул голову. – Нет! Я не должен торговаться! И я буду сражаться с тобой твоими же методами! Вряд ли кто посмеет остановить меня, если я сейчас уйду. Посмотри на себя… Посмотри на меня. А теперь… на него. – Он кивнул на фигуру, державшую будто окаменевших Влада и Лакримозу. – Ты этого хочешь?
– Извини… куда я должна посмотреть? – уточнила матушка. – О… «фтарый мафтер» Игоря? Старый граф Сорокула, насколько понимаю?
Старый граф изящно поклонился.
– К вашим услугам, мадам.
– Сомневаюсь, – фыркнула матушка.
