Терри Пратчетт - Ночная стража
Конечно, когда новым патрицием стал Капканс, никто уже не пытался докопаться до истины. Люди стали говорить нечто вроде: «Вероятно, правду мы так никогда и не узнаем», что в переводе Ваймса звучало как: «Я знаю или думаю, что знаю, правду, и надеюсь, что она никогда не станет известной, потому что все успокоилось, и хвала богам».
А что, если мы не проиграем?
Киль не убивал Большую Мэри. В том, другом настоящем ее не использовали. У армейских тогда хватило ума обойтись без нее. От этой машины мог бы быть прок в мелкой стычке с мирными жителями, но только полный дурак мог применить Большую Мэри против укреплений, обороняемых профессионально. Теперь машина превратилась в обломки, и атакующим придется придумывать новый план, причем быстро, потому что время не стоит на месте…
А что, если мы не проиграем?
Достаточно было просто держаться. У людей наверху очень короткая память. Ветрун таинственно погиб, да здравствует лорд Капканс! И все мятежники вдруг преображаются в борцов за свободу. А на кладбище появляются семь пустых могил…
Но тогда… сможет ли он, Сэмюель Ваймс, вернуться домой? А если Мадам права и ему предложат должность командора не в качестве взятки, а потому что он ее заслужил? Это ведь изменит всю историю!
Он достал портсигар и внимательно оглядел надпись.
«Так, давай прикинем, — думал он. — Если бы я не познакомился с Сибиллой, то мы бы не поженились и она не купила бы мне этот портсигар. Но ведь вот он, я вижу его…»
Он долго вглядывался в причудливую гравировку, ему уже почти хотелось, чтобы она исчезла. Но она и не думала исчезать.
С другой стороны, тот старый монах говорил, что случившееся остается случившимся. Перед мысленным взором Ваймса возникли Сибилла, Моркоу, Детрит и остальные, застывшие в некоем мгновении, у которого никогда не будет продолжения.
Он хотел вернуться домой. Хотел до дрожи. Но если ради этого придется отдать хороших людей на съедение тьме и заполнить те могилы, если для этого придется сражаться не в полную силу… Нет, такую цену он не готов заплатить.
Ваймс понимал, что на самом деле сам он ничего не решает. Решение родилось значительно глубже тех областей разума, где принимаются решения. Оно было его неотъемлемой частью, его сутью. Нет такой вселенной, где Сэм Ваймс в подобных обстоятельствах отказался бы сражаться. Потому что это был бы уже не Сэм Ваймс.
Надпись на серебре не исчезла, но расплылась — ему на глаза навернулись слезы. Ваймс плакал от злости, а злился по большей части на себя самого. Он ничего не мог поделать. Он не покупал билет, он вообще не хотел никуда ехать, но сейчас он отправился в путь, и до конечной остановки ему не сойти.
Что там еще говорил тот старый монах? Что история всегда найдет выход? Ну, раз так, ей придется здорово поломать голову, потому что теперь на ее пути встал Сэм Ваймс.
Он поднял голову и заметил, что молодой Сэм наблюдает за ним.
— Сержант, с вами все в порядке?
— В порядке, в порядке.
— Вы добрых двадцать минут сидели и рассматривали свои сигары.
Ваймс закашлялся, убрал портсигар и попытался сосредоточиться.
— Предвкушение — это часть удовольствия, — сказал он.
Ночь тянулась мучительно медленно. С баррикад у ворот и мостов поступали донесения о мелких стычках. Похоже, военные испытывали оборону на прочность, но всерьез атаковать не пытались. И все больше солдат дезертировали и присоединялись к защитникам.
Дезертиры продолжали прибывать еще и потому, что люди с практическим складом ума интуитивно сразу просчитывают складывающуюся экономическую ситуацию. На территорию Народной Республики Улицы Паточной Шахты не попало ни одно из важных строений города. Здесь не было ничего из того, что в первую очередь стараются захватить традиционные революционеры: ни чиновничьих контор, ни банков… Разве что несколько храмов. Республика была почти начисто лишена управленческих зданий.
На территории Республики сосредоточились исключительно маловажные и незначительные объекты. Например, весь район скотобоен, а также масляный и сырный рынки. Здесь находились табачные лавки, свечные заводики, большая часть фруктовых и овощных складов, хранилища зерна и муки. Таким образом, республиканцы, лишенные столь важных вещей, как правительство, банковские услуги и средства спасения души, были прекрасно обеспечены всякой не стоящей упоминания ерундой типа еды и питья.
Люди, как правило, готовы сколько угодно ждать спасения своей души, но обед, будьте любезны, подайте в течение часа.
— Подарок от одних ребят, которые хотели проехать через Расхлябанные ворота, сержант, — доложил сержант Дикинс, пригнав груженую повозку. — Сказали, забирайте, мол, а то все равно придется выкинуть, испортится ведь. Я передам все на полевые кухни?
— А что у тебя там? — спросил Ваймс.
— В основном бифштексы, — с усмешкой ответил старый сержант. — Но мне удалось именем революции вернуть свободу мешку лука! — Он заметил, как изменилось лицо Ваймса. — Нет, сержант, тот человек сам отдал мне его. Сказал, мол, всем есть хочется.
— А что я вам говорил?! В Народной Республике каждый день будет пир горой! — заявил подошедший Редж Башмак. При нем был планшет с бумагами; такие люди, как Редж, никогда не выпускают планшета из рук. — Ты должен сдать все продукты на официальный склад, сержант.
— На какой такой склад?
Редж вздохнул.
— Все продукты должны поступать на общий склад, где мои подчиненные будут распределять их в соответствии с…
— Господин Башмак, — перебил его Дикинс, — за мной следует повозка с пятьюстами куриными тушками и еще одна, полная яиц. Их некуда распределять, понятно? Мясники уже забили все ледники и коптильни, и все эти харчи мы можем распределить только по собственным желудкам. Лично я не стал бы привлекать к этому никаких клерков.
— Именем революции, приказываю… — начал было Редж, но Ваймс положил руку ему на плечо.
— Проезжай, сержант, — сказал он, кивнув Дикинсу. — Надо кой о чем пошептаться, Редж.
— Вы предлагаете ввести военную кооперацию? — неуверенно спросил Редж, вцепившись в свою папку.
— Нет, Редж, ни в коем случае. Видишь ли, мы тут в настоящей осаде. Сейчас не время. Пусть сержант Дикинс сам во всем разберется. Он справедливый человек, только вот планшетов с бумажками не любит.
— А если кого-нибудь обделят?
— Еды столько, что все смогут нажраться до отвала, Редж.
Редж Башмак выглядел весьма разочарованным. Похоже, его такая перспектива привлекала куда меньше, чем тщательно нормированный, скудный паек, выдаваемый строго по списку.
— И вот еще что, — сказал Ваймс. — Если все затянется, город позаботится о том, чтобы еду начали доставлять через другие ворота. Вот тогда мы начнем недоедать. И тогда нам очень понадобятся твои организационные способности.
— То есть будет голод? — спросил Редж, и в глазах его вспыхнул огонек надежды.
— Если его и не будет, не сомневаюсь, Редж, ты нам его без труда организуешь, — хмыкнул Ваймс и тут же понял, что перегнул палку.
Редж вовсе не был идиотом. Просто его глупость имела строго ограниченное применение, и при последних словах Ваймса он чуть не расплакался.
— Я просто думал, что очень важно быть справедливым… — пробормотал он.
— Да, Редж, понимаю. Но всему свое время и место, понимаешь? Может, не нужно с нуля строить чудесный новый мир, а стоит немного подчистить старый? Ну все, ступай. А ты, младший констебль Ваймс, проводи его и помоги, если что…
Ваймс забрался на баррикаду. Город по ту сторону снова окутала тьма, лишь редкие лучики фонарей отражались в разбитых стеклах. По сравнению с этой картиной улицы Республики буквально купались в свете.
Через несколько часов лавки откроются, чтобы принять товар, который так и не доставят. Тут уж властям отмолчаться не удастся. Даже в самые лучшие времена такие города, как Анк-Морпорк, от хаоса отделяют всего-навсего две кормежки.
Каждый день около сотни коров умирают ради Анк-Морпорка. А также отара овец, стадо свиней и одни только боги знают сколько уток, кур и гусей. Мука? Ваймс слышал, что город потребляет в день восемьдесят тонн муки, примерно столько же картофеля и порядка двадцати тонн селедки. Не то чтобы он специально интересовался этим, но с тех пор, как Стража взялась разрешить извечную проблему дорожного движения, ему пришлось выучить множество всяких цифр.
Каждый день курицы несут для города сорок тысяч яиц. Каждый день сотни, тысячи повозок, лодок и барж со всех сторон привозят рыбу, мед, устриц, маслины, угрей и лобстеров. И не надо забывать о лошадях, которые все это везут, о мельницах, которые мелют… А еще в город доставляют шерсть, ткани, табак, пряности, руду, лес, сыр, уголь, жир, сало, сено. И ТАК КАЖДЫЙ ДЕНЬ…
