Сергей Федотов - Все, что шевелится
После долгих препирательств выработали такой план: пешие бойцы сойдут вниз колонной. Во главе племя Идзанаки, в середине – Пака, а замыкать предстоит людям Омогоя. При подходе к столице колонны развернутся в цепи, охватывая Юртаун с боков, и пойдут в атаку двумя цепями. Впереди мечники попарно с арканщиками, а сзади лучники. Арканщики будут прикрывать себя и мечников щитами, а лучники уничтожать врага из-за спин соратников. Арканщики примут участие в сражениях внутри поселения.
Но, судя по виду местных обитателей, сражение вовсе не понадобится. Юртаунцы явно не готовы к битве. Может статься, что столица будет взята без боя. Хотя небольшие потери всё равно неизбежны. Кто-нибудь из местных не выдержит, схватится за лук или за меч.
Не бывает такого, чтобы все как один согласно сдавались и в полон шли. Наверняка горячие головы отыщутся, захотят оттянуть неминуемое поражение. Для таких и нужны арканщики: накинут петлю, опрокинут наземь – пускай в пыли покатается, пожуёт землицы. Авось охолонёт. – Правильный план? – спросил Идзанаки.
Вожди согласно кивнули.
– Замечательный план! – порадовался Сотон. – Какую голову нужно иметь, чтобы такой мудрый захват придумать! Ты, Идзанаки, по всему видно, мудрец из мудрецов!
Падкий на лесть вождь просиял и гордо напыжился. Прочие почему-то нахмурились. Отчего бы это? Сотон так и не понял.
Вожди собрали подсотников, сплошь сыновей да ближайших родственников, и кратко объяснили план нападения. Подсотники собрали дюжинников, в основном это были ветераны Битвы в Пути, пересказали им генеральный план, почти не путая. Дюжинники выкликнули своих тройников и донесли до них гениальные замыслы, но от волнения и склероза заменили авангард арьергардом, а восток западом. Тройники чуть-чуть переврали рядовым смысл приказа, полученного от командиров, а в результате колонны вытянулись поперёк пути и цепями в шесть рядов бодро двинулись с перевала – прочь из Мундарги. Рьяно наступали на собственные обозы. Лишь вовремя поданная команда «Стоять, сучьи дети!» спасла тылы от разгрома и разграбления.
– Правое плечо вперёд! – рявкнул по-армейски полковник Идзанаки. Ещё не забылась старая школа.
Новообученная армия боевых команд не знала, потому цепи свернулись кольцом. Голова колонны храбро бросилась на хвост, рубя его в хвост и гриву. Чудо, что пострадало, не так уж и много бойцов. По команде «Отставить оружие! Свои!» воины побросали мечи и кинулись обниматься. Им показалось, что битву они уже выиграли. Разноплемённая армия смешала полки, дюжины растусовались самым непредсказуемым образом. До глубокой ночи командиры собирали подчинённых и выстраивали их в колонну по шесть, чередуя дюжины мечников, арканщиков и лучников. Бойцы никак не могли запомнить, кому за кем следовать. Один подсотник додумался подвесить своим дюжинам мешочки с пахучими травами и принялся тренировать, чтобы те двигались друг за другом, ориентируясь на приятные запахи. Воины принюхались и бросились врассыпную, находя запах браги или женщин привлекательнее аромата мяты или каких-нибудь там лепестков шиповника.
Наступление пришлось отложить на завтра. Поутру подсотникам удалось с грехом пополам сформировать колонну и направить её головой в сторону котловины.
– Маршем – вперёд! – выкрикнул Идзанаки, но его опять поняли неправильно.
Бойцы решили, что команда отдана для приветствия командиров, и стали махать им обеими руками.
– Ать-два, пошли! – приказал полковник. Бойцы и пошли, и даже в нужном направлении, но переставляли ноги едва-едва.
– Выше ноги! Шире шаг!
В результате этой команды пинка под задницу не избежал ни один воин, включая младший командный состав. Исключением явилась лишь замыкающая колонну шестёрка. Обиженные незаслуженным ударом с тыла бойцы развернулись, и началась драка всех со всеми. Так или иначе, но и этот день пропал, в поход так и не выступили.
Лишь третье утро началось более или менее гладко. Полковник временно отставил армейские свои привычки, опасаясь отдавать зычные команды.
– Ступайте себе, – вкрадчиво сказал он и показал пальцем, куда именно.
Колонна потекла в котловину, Идзанаки облегчённо вздохнул. Ему удалось-таки преодолеть заклятия О-кунинуси, хозяина большой страны, как стал он почтительно величать великого колдуна – самозванца Джору.
Подул ветерок, расправляя полотнища разноцветных флагов, развевая конские хвосты и вымпелы на воздетых пиках.
Благодаря удачу, полковник зашагал обочь колонны. Внизу продолжалась мирная жизнь, юртаунцы спокойно занимались хозяйственными нуждами, не обращая ни малейшего внимания на поднявшую пыль тысяченогую змею, стекающую с перевала. Внезапно полковнику показалось, что свет на миг померк. Зрение тут же вернулось к нему, зато пропали звуки. Нет, никуда они не исчезли, просто как-то раздробились – удары ног о землю отдельно, скрип кожаных доспехов отдельно, звяканье амуниции доносилось словно откуда-то издалека. И со светом что-то творилось: померкли краски, голубизна небес сменилась зеленью, темнеющей с каждым шагом, приближающим к столице. Легко, но тоскливо вздохнул ветер. Непонятно откуда в разгар ясного дня появился туман. Сперва он, прозрачный, почти невидимый, слоился у ног, будто стелющийся дым. Затем сгустился и пожелтел, свиваясь в клубы и словно подпрыгивая. Казалось, будто это бойцы ударами подошв о дорогу выдавливают его из земных пор.
Когда жёлтый туман поглотил их с головой, Идзанаки заметил, что стоит совершенно один в непонятном колеблющемся пространстве, наполненном мертвенным жёлто-зелёным светом. Звуки теперь пропали окончательно. Полковник пристально вглядывался в струящееся колыхание окружающего его ничто без тьмы и света, пытаясь угадать, куда подевались войска. Тревога заполнила его сердце, как вино кожаную походную фляжку.
Внезапно из призрачного дрожания выплыла сгорбленная фигура, не отбрасывающая тени. Смещалась она не переставляя ног. Странные колючки росли из неё во все стороны. Пришелец поднял лицо, и немигающий взгляд упёрся в переносицу полковника. В лице не было ни кровинки, оно светилось, словно густо намазанное мёдом. С содроганием Идзанаки узнал своего лучшего друга, дюжинника Дзимму, попавшего в засаду во время переправы через порожистые потоки безымянной реки. Колючки оказались десятком стрел, насквозь пробившим тело погибшего товарища. Полковник беззвучно закричал, широко раскрывая рот, и заплакал без слёз, вспоминая ту давнюю, безнадёжно проигранную стычку.
Рядом с Дзимму возник отец Идзанаки, подсотник разведки, погибший лет за пятнадцать до гибели друга. Отца он в последний раз видел в день своего пятилетия, когда тот посетил обоз, получив краткосрочный отпуск за удачную переправу через левый рукав истоков Большой Воды. У отца было такое же жёлтое, неподвижное лицо и немигающий взгляд. К этой паре присоединились третья и четвёртая фигуры, а к ним стали стекаться ещё и ещё – хорошо и смутно знакомые лица. И все они были мужчинами, очень юными на взгляд человека, приближающегося к своему пятидесятилетию, и все они пали в сражениях, ни один не ушёл из этой жизни естественной смертью. Белки глаз их сливались цветом с желтизной лиц, иные были зверски искалечены – безрукие или безногие, разрубленные вдоль или поперёк, с пробитыми черепами, кто безглазый, а кто безносый, с выбитыми зубами или вываливающимися внутренностями. Лишь не было крови, а в остальном бывшие люди в скорбной колонне, проплывающей мимо полного ужаса и сострадания полковника, выглядели, такими, какими застала их смерть. Всех их Идзанаки когда-то видел, гибель прошла на глазах ветерана, и сейчас вспоминались подробности той или иной стычки – иногда до мельчайшей детали, а иногда лишь проблеском памяти, случайным взглядом на распростёртое тело.
Колонна текла, вереница знакомых и полузабытых силуэтов, – печальный парад побед и поражений, и казалось, что ей не будет конца. Пришельцы из иного мира смотрели на полковника без укора и вообще всякого выражения, не делали никаких жестов – приветственных или угрожающих, никто не открывал рта, чтобы попытаться хоть что-то сообщить, высказать одобрение или осуждение, предупредить о грядущих неудачах или намекнуть о возможных радостях. Ничего они ему не сказали, не издали ни звука. Да и о чём тут говорить? Итог недолгой его боевой молодости зримо проплывал перед глазами полководца, полными сухих слёз.
Очнулся Идзанаки на вершине перевала, куда бесчувственно вернулся из страны мёртвой юности, а рядом кричали и плакали и бились в истерике его бойцы. Их утешали сбежавшиеся из обозов жёны и подруги, матери и сёстры.
– Как это было? – спросил Идзанаки у первого встречного, оказавшегося Сотоном.
– С неба упало жёлтое облако, – рассказал тот, кто провёл день ожидая исхода на вершине перевала, – которое накрыло войска. Полдня оно стояло на месте, затем потекло сюда, к вершине, на ходу тая.
