Сергей Лукьяненко - Обыденный Дозор. Лучшая фантастика 2015 (сборник)
Экипажи в криосне, всего-то около трех тысяч особей.
И две сотни лет пути. Пилотов и техников размораживают по очереди. Дежурство длится около полутора земных лет, остальное время – сон.
Вообще говоря, продолжительность вахты сама по себе может многое сказать и о биологическом виде, и о цивилизации в целом. Но у наших экзопсихологов и без того хватало пищи для размышлений.
Так или иначе, дежурным было скучно. И они разговаривали друг с другом. По радио. Обыкновенно голосом: речевой аппарату рантов, как и у людей, использует самую доступную среду – воздух. Телепатия, конечно, явление престижное, однако развиться в естественных условиях шансов не имеет. К счастью: «телепатические волны» человечество перехватывать пока не научилось.
Дежурные бодрствовали, скучали, болтали.
А «Ефремов» гнал их болтовню на Землю. Гравиканал – в отличие от радио – работает почти мгновенно. А квантовая модуляция позволяет передавать очень большие пакеты. Точнее, по трави только большие пакеты и можно передавать. Настолько большие, что их, как правило, и забить-то нечем.
Но тут нам повезло снова. Довольно быстро выяснилось, что наряду с переговорами пилотов черные корабли постоянно обмениваются хорошо структурированными потоками данных.
Они реплицировали полетную информацию между бортовыми вычислителями и банками данных. Три корабля, тройное резервирование. И минимальная защита: сигнал слабый, космос – глубокий. «Чего им, собакам, стесняться».
Мы получили рабочие частоты и структуру пакетов данных. А затем самое главное: возможность сравнить пакеты, записанные до обнаружения рантами «Ивана Ефремова» – и перехваченные после:
«Смотри, Василий, что это там, по курсу? Никак объект?»
«Да, Фёдор, определенно объект».
«А что это за объект, Василий?..»
Имена у рантов имелись. Не «Василий» и «Фёдор», конечно. Однако и не наборы символов или цифр, как любят придумывать в книгах и сенсоидах. Вполне себе имена, отражающие некую индивидуальность.
Я угадал даже это.
В статье, которая в одночасье сделала меня экспертом по расшифровке инопланетных переговоров, рассматривался именно такой вариант: избыток лингвистического материала, его высокая структурированность, нежелание противоположной стороны поддерживать беседу.
Семантику чужого языка не обязательно следует отстраивать от «букв» – элементарных, базовых понятий, общих для любой представимой культуры. Иногда имеет смысл начинать обучение с целых «предложений» или даже «абзацев».
Сложное может быть понято в тех случаях, когда невозможно понять простое. Пусть неточно, пусть интуитивно – но хоть как-то. Дальше запускается процесс выявления закономерностей: вот эта последовательность звуков – это понятие «объект»? Или приветствие? Или имя собеседника? Хорошо, примем за рабочую гипотезу, что все-таки «объект»… Стоп, а вот с этого момента такая последовательность не встречается, зато встречается другая, причем в очень похожем контексте…
А что это у них за сообщение прошло за минуту до смены последовательности – никак опознали? Значит, опознанный «объект» превращается в «аппарат»? Или «артефакт»? Или сразу «противник»?.. А давайте-ка выделим на записи фрагмент, где «объект» и условный «противник» звучат вместе. Это будет означать что-то вроде «объект – это противник» или «объект опознан так-то»?.. Ну что, товарищи: схема «субъект-предикат» у нас понемногу вырисовывается…
Идея, повторюсь, не моя. Беклемишев, Городовников, Андрей Андреевич Лось – они работали раньше, они работали умнее. Зато я предложил структуру гипотетического языка, которая гораздо точнее ложилась на реальные данные перехвата.
Потому что я не такой умный, как Беклемишев, Городовников и Андрей Андреевич Лось. Они описывали ксенолингвы, исходя из предположения о высокой культуре их носителей – по себе судили. А я просто добивал список публикаций для защиты. И получилось, что замаянный дурью аспирант куда глубже понял психологию замаянных скукой дежурных флота вторжения…
– Не, товарищ капитан. Совсем не скучаем. Без внешних носимок даже проще как-то, не знаю. Сенсы же есть, читалки. Мы же понимаем. И спорт еще. Купаться ходим почти каждый вечер.
– Ё… – протянул я. – В такую льдынь – купаться?..
– Ага, – сказал сержант, – то есть так точно, виноват.
– Ничего. Я сам из «пиджаков».
– Ничего себе. И уже капитан?
– Я давно в проекте, – сказал я, – почти с самого начала.
С самого начала мы не могли поверить в корректность результатов расшифровки. Я сам не верил, что уж про командование говорить.
Многозначность – свойство любого естественного языка. Мы в обычных-то, повседневных разговорах друг друга понять не всегда умеем – а тут инопланетная культура. Как убедиться, что мы расшифровали ее термины правильно? Вдруг то, что мы прочитали как «флот вторжения», на самом деле означает «гуманитарная миссия добра, любви и одуванчиков»?
Однако в таких случаях на помощь приходит замечательная штука: предсказательная сила. Она означает, что теория позволяет делать выводы о явлениях, которые на момент создания теории оставались еще неизвестными.
Мне стали задавать вопросы на языке рантов – просто фрагменты из перехваченной болтовни.
Я формулировал ответы. Согласно собственному пониманию.
Примерно через месяц подтвердилось, что с пониманием у меня все хорошо, даже слишком: мои ответы – после обратного перевода – надежно коррелировали с аутентичными.
Так, опираясь на «бытовой» тезаурус, мы перешли к анализу и синтезу более сложных высказываний. Ошибались, уточняли, снова ошибались, ошибались опять – и, разумеется, продолжали работать. Мы узнали, как ранты друг друга приветствуют и как прощаются; записали смех и ругательства; выяснили, что звуковая последовательность «флот вторжения» на самом деле означает «флот-есть-плацдарм».
Постепенно ошибок становилось все меньше: предсказательная сила росла – гипотеза превращалась в теорию.
Конечно, никакой естественный язык, даже свой родной, невозможно «расшифровать» полностью. У нормального, психически здорового человека процесс познания занимает всю жизнь. Точно так же и наша группа на протяжении последних пяти лет уточняла лексику и семантику языка рантов.
Кстати, «рант» – это самоназвание их расы. С патриотизмом у ребят полный ажур: популярное обращение в дружеской беседе – «ты-есть-я-суть-рант-утверждение». Самое страшное оскорбление – «ты-есть-рант-отрицание».
Они вообще во многом похожи на нас. Даже диапазон голосов совпадает: примерно между 80 и 1100 герц. Очень странно было слышать, как пилоты кораблей поют на два голоса, по радио. Для песен у них особый диалект, без постоянных утверждений-отрицаний в конце высказываний. Судя по всему, официальная развлекательная культура у пришельцев отсутствовала; дружеские попевки оставались уделом фольклора.
Одна из их песен – в обработке хора имени Растеряева – даже стала хитом на Земле. Мы вполне могли бы подружиться.
Жаль, что им не нужны были друзья…
Мы пытались вступить в переговоры.
«Ефремова» к тому времени давно сожгли, но рядом – по космическим меркам, конечно, – болтались две из двенадцати автономных станций исследования облака Оорта: зонд к Проксиме отправляли не наугад, тропинку натоптали.
Передача по гравиканалу – почти мгновенна; затем радиосигнал четыре с половиной часа добирается до черных кораблей.
«Ты-есть-я-суть-разум-утверждение-утверждение!..»
Дежурные побежали будить своих командиров.
Фактор неожиданности мы утратили.
Идиоты. Будь у нас тогда хоть капля мозгов, мы немедленно ввели бы по всей планете режим радиомолчания – настолько, насколько это вообще возможно. Мы бы заткнулись, закусили удила и клепали оружие. До прямого столкновения оставались годы.
Мы знали, что приближающийся флот намерен уничтожить Землю. Мы просто не могли в это поверить, поверить в достаточной степени, чтобы отбросить все не важное и сосредоточиться на абсолютно необходимом.
Вместо этого мы пытались договориться.
Идиоты. Единственная гарантия успешных переговоров – сделать их более нужными собеседнику, чем тебе. Да и то про гарантию – совсем не факт.
Но с пришельцами оказалось не о чем договариваться и невозможно торговаться. Мы посылали пакет за пакетом – они высокомерно молчали. Исследовательские станции перехватывали внутренние переговоры рантов, и материалы перехвата позволяли делать выводы о происходящем на кораблях.
Ничего особенного там не происходило. Командиры поужинали и легли спать дальше. Дежурные продолжали петь трио.
Мы транслировали им Чайковского, «Песняров» и приветственные речи политиков. Судя по всему, в какой-то момент им просто надоело: ранты ответили. Прямо так: в пространство, не направленным лучом – просто слегка увеличили мощность передатчика. Они знали, что мы перехватываем радиообмен.
