Вячеслав Рыбаков - После Апокалипсиса
Однажды отец взял его с собой полетать над плавнями. Мама говорила, что это опасно, но он все равно взял. Фома помнил, как выглядит Дельта сверху: речные рукава, зеленые пятна островков, бурые пятна плавника; заросли камыша сверху казались нестрижеными газонами травы. Они прошли низко-низко, по воде бежала мелкая рябь от винтов самолета, а впереди по волнам неслась его тень — крохотная крестообразная тень. Он помнил охвативший его чистый восторг — как будто он пел песню!
Пулеметная очередь прошла рядом с ним.
Ингкел сшиб его с ног, толкнул за куст ивняка и сам упал рядом, прижимая длинной рукой Фому, чтобы тот не дернулся.
— Он стрелял в меня! — сказал Фома и выплюнул набившийся в рот песок. — В меня!
Пилот же видел, что он человек. Как он мог? И конечно, это не был его отец. Отец бы не выстрелил. Ни за что.
— Конечно, в тебя, — сказал Ингкел, — ты же бард. А я дурак и жаба. Мне следовало догадаться, что он выстрелит. Люди умны.
— Но он же видел, что я человек!
— Ты бард, — повторил Ингкел.
Самолет развернулся и пошел на второй заход. Но кэлпи уже не было в зоне видимости; только ивняк и мангровые заросли… С потревоженных листьев посыпались бабочки-пяденицы, тень от крыльев прошла по лицу у Фомы, рев разодрал бледное небо, оставив после себя эхо, расплывающееся по голубизне радужным маслянистым пятном, потом все стихло.
Ингкел встал, и Фома встал вслед за ним. На щеке у него был порез; Ингкел толкнул его лицом в ветви.
— Я не понимаю, — сказал он, — не понимаю.
Кэлпи выбирались из ивняка, смущенные, оттого что пришлось прятаться. Они окружили Фому, словно искали у него поддержки, с надеждой глядя ему в лицо.
— Спой нам еще раз про вчерашнюю битву, о бард, — сказал Балор.
* * *— Люди придут, — сказал Элата. — И мы сразимся с ними.
Фома молчал.
Кэлпи, которых он видел в кино, были просто трусливые бессловесные твари, жестокие и подлые. А люди, наоборот, храбрые и ловкие. И они всегда побеждали.
Они победят и на этот раз.
Но если так, кому он будет петь? Кэлпи? Но кэлпи убивают людей. Людям? Но люди только что пытались убить его.
Если бы это было в кино, решил Фома, я пел бы людям. Несмотря ни на что. А так — не знаю…
— Скоро прибудут наши мертвые, — сказал Элата. — Мы не оставили их людям. Ты сможешь спеть об этом?
— А сколько людей вы убили, Элата? — спросил Фома.
— Меньше, чем могли, — сказал Элата и улыбнулся. — Благодаря тебе.
Зубы у него были мелкие и острые.
«Я видел людей, я трогал их, они были белые и холодные. Он соврал?» — гадал Фома. Но могут ли кэлпи врать барду? Могут ли кэлпи вообще врать? Быть может, яд оказался слишком сильным?
Из-за цепочки плавучих островов, вытянувшихся по течению Дельты, появился плот в сопровождении нескольких лодок. Двое кэлпи правили им, расставив ноги; мертвые кэлпи лежали на плоту, спеленутые, точно младенцы, руки вдоль тела, кожа серая, точно подсохшая речная глина.
Плот причалил к берегу, качаясь на прибрежной волне, и гребцы соскочили с него на землю так легко, что он качнулся лишь чуть сильнее.
— Мертвые трех гнезд лежат на этом плоту. Три гнезда ждут твоих песен.
— Я помню, — сказал Фома, — вы теперь пускаете своих мертвецов вплавь днем. Они так и плавают по Дельте взад-вперед, их носит приливом, пока человеческая машинка не сработает и не подожжет их…
Мертвецы лежали рядами, волосы измазаны в липкой черной крови, веки сомкнуты. Элата уложил в ногах у них грубо сработанное взрывное устройство и оттолкнул плот. Плот поплыл, казалось, сам по себе. Его не крутило в воде, как это обычно бывает, он качался на волне отлива, мертвые лежали, открыв лица бледному небу…
— Пой, — сказал Элата. Глаза его были полны слез.
И в груди у Фомы словно забила крылами птица, просясь на волю.
Кэлпи все-таки владеют магией, думал Фома, но почему они используют ее только для смерти?
Но мысль эта мелькнула и ушла, потому что он пел.
Уходят мертвые, —
пел он, —
по лезвию луча,
по колесу вод,
под ними улитки, рыбы,
над ними стрижи, зимородки,
пяденицы, златоглазки.
Они посредине
плывут, ничего не видят…
На каком языке я пою, думал он, и откуда я знаю эти слова? Словно в моей голове звучит чужой голос, а я только повторяю за ним. Это — голос кэлпи, и я стал кэлпи, я стал жабой, большой белой жабой.
Но он пел и не мог остановиться, и арфа Амаргена пела вместе с ним, и грозные кэлпи стояли неподвижно, по высоким скулам текли слезы. Двое из них подошли, скрестили руки, подняли Фому над землей и понесли в лодку.
Элата уже стоял в своей лодке, гордый, что у него есть бард, а Ингкел прыгнул в другую лодку, принял Фому и усадил его на скамью.
Лодки отчаливали от берега, лодки окружали плот с мертвецами, лодки плыли по зеленой протоке, и ветки деревьев по обе стороны протоки смыкались над ними. В зеленом сумраке кэлпи казались почти невидимками, даже одежда на них была — серебро и зелень.
Повеяло морем, пересвист зимородков сменился резкими криками чаек. Стая рыбок пронеслась под днищем лодки — серебряные рыбки с темными спинами; морские рыбки.
— Дальше он пойдет сам, — сказал Ингкел Фоме, которого от разрешившегося напряжения била дрожь, — в далекое соленое море, по открытой воде.
— Ты ничего не слышишь, Ингкел? — обернулся к нему Элата, чья легкая лодка держалась рядом.
— Погоди…
— Кажется…. — Элата взмахнул шестом, и закричал: — Назад, все назад!
Но было уже поздно. Течение вынесло плот на открытую воду, закрутило, но, вместо того чтобы вспыхнуть чистым огнем, он окутался бурым дымом, а из соседних проток, из-за плавучих островов, чихая и кашляя моторами, вырывались лодки людей, легкие катера, крытые броней, с пулеметами на носу и на корме. Удар разметал первый ряд лодок кэлпи, остальные рассыпались меж плавучими островками, а отлив уносил, уносил плот все дальше, и кэлпи ничего не могли поделать. Якорь на тросе упал на плот, кошка пропахала лицо мертвеца, зацепилась за легкое бревно, трос натянулся, катер рванул, плот с мертвецами запрыгал за ним на волнах, точно поплавок…
Элата кричал проклятия, воздев кулаки к небу, лодка его была разбита в щепу, и он чудом выбрался на плавучий островок. Ингкел успел увести лодку со своим бардом от удара, подплыл к нему, ловко балансируя шестом, и Элата прыгнул на скамью.
— Они забрали наших мертвых, — воскликнул он, — наших мертвых!
Голос, казалось, ударил с неба.
— Вы, зеленые твари, — кричал голос, — жабы! Знаете, что мы сделаем с вашими мертвецами? Мы развесим их вниз головой на ограждениях, развесим за ноги, вы, уроды! За каждую подорванную платформу, за каждый школьный автобус, за каждого нашего мы будем вешать вас, твари, и живых, и мертвых! Я вам человеческим языком это говорю! А не поймете, вам же хуже, жабы. Но вы понимаете, я знаю!
Кэлпи взвыли в бессильной злобе и ярости, пулемет на корме катера развернулся, пули веером пошли по кустам, сбивая листья и ветки…
— Они забрали наших мертвых, — плакал Элата.
Три гнезда кэлпи, вернее, те, кто из них остался, плакали вместе с ним.
* * *В укромном поселении на сваях, обросших мягкими водорослями, глубоко в сердце Дельты, новые мертвые лежали на бревенчатом настиле, вытянувшись, отвернув от живых серые лица. Над свайными постройками смыкались кроны мангровых деревьев. Вдали рокотал прилив…
— Это все твои идеи насчет барда, Элата, — сказал чужой грозный кэлпи. — Эта маленькая бледная лягушка не бард. Это подделка. И песни его — ложь.
Он подскочил к Фоме и замахнулся, но Ингкел, который был начеку, перехватил его руку.
— Он пил молоко королевы, — сказал он, — он бард!
Я понимаю, что они говорят, думал Фома. Они говорят не по-людски, а я понимаю их. Они говорят, что я не фомор… Но раз я понимаю их, значит ли это, что я уже и не человек? Я не ребенок и не взрослый, я никто. Что я такое, боже мой, что же я такое?
Вожди чужих гнезд поднялись.
— Трусы, — горько сказал Элата, — отступники. Вам просто понравилось воевать без бардов. Потому что это безопасно. Вам понравилось прятаться во тьме и пакостить по мелочам. Вам понравилось быть трусами.
— Следи за своими словами, Элата. — Его собеседник потемнел лицом и даже сделал движение, будто хотел ударить Элату по лицу, но удержал руку.
— Мы будем драться между собой, — сказал Элата, — но сначала мы будем драться с людьми.
— Бард он или нет, — сказал чужой кэлпи, — но вот что я скажу тебе, Элата. Верни наших мертвых. Верни наших мертвых, и мы пойдем за тобой.
Кэлпи попрыгали в свои пришвартованные к сваям лодки, погрузили в них новых мертвецов и оттолкнулись шестами.
