Юлия Федотова - Свет. Испытание Добром?
Вот и поспорь с ним, особенно если сам (будучи сыном третьего, после самого императора и главного понтифика, лица в империи) попадаешь в число небесных избранников и сознавать себя таковым очень даже приятно! Кальпурций все ждал, что ответит на их доводы Йорген, чью сторону примет. Но тот, оказывается, большую часть спора прослушал, потому что думал о своем. Вспоминал гаарских принцесс и старался решить, какая из трех ему больше нравится, но вместо них в памяти почему-то возникал образ Гедвиг Нахтигаль, чужой жены. От этого становилось грустно.
Назавтра они переправлялись через быстрый полноводный Гоар на небольшом канатном пароме распространенной на северных реках нифлунгской конструкции: в движение его приводило течение реки.
Переправа стоила им немало нервов. Лошади, не привычные к воде, вели себя плохо, их еле удавалось удерживать, только к середине реки животные немного успокоились. Но прежде «проклятая скотина» успела цапнуть Черного Легивара зубами за плечо, оставив жуткий синий кровоподтек, а Йорген, поскользнувшись, свалился в воду. Сапоги сразу потянули ко дну, еле выполз животом по мокрому настилу, оцарапал подбородок и занозил ладони. А друзья рады были бы ему помочь, да не могли – были заняты лошадьми. Паромщик, худой неопрятный старик со всклокоченной бороденкой и розовой блестящей плешью, был пьян в стельку, то и дело разворачивал свое судно не тем углом, отчего движение вперед становилось невозможным, и вдобавок орал богохульные песни. Правда, речь в них шла не столько о Девах Небесных, сколько о хитрых спесивых хейлигах и жирных динстах, именуемых не иначе как «холощеными хряками». Определенно Небожительницам не стоило такое слушать. Бедный Мельхиор старался отвлекать себя молитвами, но попутно ему приходилось изо всех сил сдерживать разбушевавшуюся кобылу, и вместо священных слов с его уст готовы были сорваться совсем другие, очень далекие от святости выражения. Наконец пьяные вопли надоели мокрому и раздосадованному собственной неловкостью Йоргену, и он так яростно рыкнул на развеселого старца, что тот мгновенно протрезвел, утратил всякое желание музицировать и смог достаточно внятно рассказать, как сколько-то времени назад перевозил через реку «дикую прорву ненашенского народу с детями, бабами и пожитками». Работа заняла несколько дней, обогатился паромщик сказочно, потому, собственно, и гулял теперь. Ведь был он уроженцем Вальдбунда, а не Гаара, а вальдбундцы – народ благочестивый. Они знают: выпала тебе нежданная удача – не гневи богов скопидомством и прижимистостью, отдари пустыми тратами и весельем.
– То есть это ты Дев Небесных так благодарил, когда обзывал их дурами Небесными, а об их верных слугах орал непристойности? – уточнил Йорген вкрадчивым тоном заправского палача. Злиться он уже перестал, паромщик его рассмешил.
Выпивоха сразу сник и гордость «урожденного вальдбундца» поутратил.
– Да… Эт я зря… Эт я не по уму поступил… А может, они того? – В его старчески выцветших глазах мелькнула надежда. – Может, они и не услыхали меня, а? Ведь то не молитва была, зачем им слушать всякое?
– Как же не услыхали, если вот этот парень, – Йорген указал на Мельхиора, – служит хейлигом, и все, что он ни услышит, тут же долетает до Дев Небесных. Разве в благочестивом Вальдбунде этого не знают?
Бедный паромщик совсем скис.
– Хейлиг? Точно? А чей-то не похож, молодой больно… Я думал, школяр какой…
– Самый настоящий хейлиг! Видишь, и ряса на нем! – заверил ланцтрегер.
– Да, ряса, – убито признал несчастный. Но тут же воспрянул, осененный новой догадкой, так утопающий цепляется за подвернувшуюся под руку соломину. – Дык она ж не золотая? А?
– Не золотая, потому что дорожная, – вступил в разговор Мельхиор, он не любил, когда в его сане сомневались. Свою старую золотую реверенду ему пришлось выбросить, потому что после всех злоключений она имела вид, будто ее зубами драли могильные шторбы – стыдно было на люди показываться. Новой он обзавелся еще в эренмаркской столице, нарочно выбрал ту, что поскромнее – серая, с узенькими золотыми нашивками по обшлагу рукава. Именно в таком одеянии хейлигам подобало странствовать по святым местам, чтобы не марать дорожной грязью дорогую золотую парчу.
– Я принял сан в осьмнадцать лет, – продолжил он со скромным достоинством, – и за все годы службы моей не сталкивался с богохульством худшим, чем то, что услышал сегодня из твоих уст, старик!
Тут бы грешнику расплакаться и покаяться, но он продолжал искать оправдания:
– Дык разве я хотел? Оно ж спьяну вышло! То не я пел, то вино во мне пело!
– Это еще хуже! – радостно объявил Йорген. – Пьянство – большой грех, оно губит душу! В мрачном Хольгарде пьяниц запрягают в телегу вместо ослов и погоняют кнутами, стегают по голому телу, оставляя длинные кровавые следы. – Он говорил с таким знанием дела, будто сам на том свете побывал и собственными глазами наблюдал мучения несчастных.
– Откуда ты знаешь? – заинтересовался Легивар, он ни о чем подобном не слышал.
– О, это старая житейская история, – ностальгически вздохнул ланцтрегер. – Раз наша экономка Магда приготовила вишневую бражку, разлила по бутылям, а ягоды оставила в миске на столе, чтобы потом скормить свиньям. Но мы с Дитмаром, к сожалению, опередили свиней… Помню, я лежал тогда и думал, что помираю, а рядом обретался кто-то из прислуги, может, сама Магда, может, кто-то другой, и рассказывал, что ждет меня после смерти. Ведь нам с Дитмаром не поверили, что мы съели винные ягоды по недомыслию, решили, мы нарочно напились… Эх и натерпелся же я тогда страху!
– О! – вдруг обрадовался паромщик. – А ведь у меня внучок давеча один в один такое сотворил! Так я его выпорол потом, когда протрезвел!
– Опять грех – невиновного наказал! Эх, дед, не видать тебе дивного Регендала как своих ушей, хоть ты и родом из благочестивого Вальдбунда! Но ты не печалься. Говорят, Свет иной раз бывает страшнее Тьмы!
Старик вдруг вытаращился удивленно и испуганно:
– Ну! И вы туда же! Вот и те альвы, что я давеча перевозил, толковали промеж собой, дескать, беда: Свет на нас идет, как прежде Тьма шла… Я не поверил, думаю, мало ли что всякая нелюдь лопочет. А выходит, и люди о том же говорят?
– Говорят, – подтвердил Йорген, не то серьезно, не то с насмешкой. – Ты, дед, чем пропивать нажитое, найми-ка лучше землекопов и отрой большой погреб, чтобы на всю семью места хватало. Боги дадут – пересидите…
На том и расстались – паром неуклюже ткнулся в берег, мучительная переправа закончилась. Ступив на твердую почву, исстрадавшиеся лошади издали счастливое ржание и дружно, как по команде задрав хвосты, украсили низкий песчаный берег четырьмя свежими кучами.
От паромной переправы войско светлых альвов двинулось строго на восток, через земли «благочестивого» Вальдбунда. Похоже, они нарочно прокладывали свой путь по самым незаселенным землям королевства. В Вальдбунде таковыми являлись внутренние районы, заросшие непроходимыми чащами Старого леса. Древнее как мир природное колдовство обреталось в них и не позволяло людям стать настоящими хозяевами земель, принадлежащих им по юридическому праву. Вся жизнь в Вальдбунде была сосредоточена на юге, от берега Ягдры и на десяток лиг вглубь, примерно до первого поворота Гоара. Здесь строились города и лесопилки, процветала речная торговля. А дальше к северу, до самых Фенн, простирался край дикий, первозданный и опасный, как нельзя лучше соответствующий предпочтениям светлых альвов, ведь древнее природное колдовство у них в крови. Йоргену приходилось слышать от мачехи, что, если бы не чарующая красота Нижних Долин, ее народ наверняка поселился бы в девственных чащобах Вальдбунда.
Должно быть, именно поэтому переселенцами был выбран именно этот маршрут, с людской точки зрения странный и неудобный. Ведь каждый человек, задумавший путешествие из Нидерталя или Гаара в Нижний Вашаншар, непременно проложил бы свой путь через Гельт и Фешту, а в дремучий Вальдбунд и соваться бы не стал, от греха. Но светлые альвы только внешне напоминают людей, на деле меж этими двумя народами найдется больше различий, чем сходств.
– И куда их понесло, окаянных? – ворчал Черный Легивар, с трепетом ступая под своды темного и мрачного леса, о котором на его родине среди торговцев, ведущих дела с Вальдбундом, ходили самые мрачные слухи. В детстве он не раз слышал и от самого отца, и от товарищей его байки о том, как целые обозы бесследно пропадали в северной глуши, как добрый товар, закупленный у лесных жителей нечеловечьей природы, вдруг оборачивался скопищем черных тараканов и разбегался во все стороны, как у почтенных бюргеров вырастали ветвистые рога оттого, что неосторожно тянули в рот незнакомый плод или ягоду… Сколько правды было в тех историях, сколько вымысла – судить трудно. Но с тем, что чащобы внутреннего Вальдбунда – место нехорошее, не спорил никто. Причем стало оно таковым задолго до Тьмы и после Тьмы таковым осталось.
