Г. Зотов - Демон плюс
Пилат звучно причмокнул.
– Я понимаю, что лишил вас изумительного зрелища, о добропорядочные граждане, – вкрадчиво сказал он, поправляя напомаженные волосы. – Но напрасно вы извергаете хулу на своего прокуратора. В качестве компенсации я приказал доставить сюда качественного разбойника, трусливого убийцу и просто настоящего морального урода. Перед вами – преступник Варавва!
Охрана вытащила из тюремной пристройки горбоносого толстяка в синих татуировках – обладателя бычьей шеи и здоровенных ручищ. Толстяк орал, упираясь в землю, матерно ругался и норовил харкнуть в глаза охранникам.
– На римской скамье, – ревел он белугой. – На скамье подсудимыыыыых…
Толпа начала обмениваться комментариями. Дети захлопали в ладоши.
– Справедливости, прокуратор! – неожиданно раздалось от подножия лестницы. Очнувшийся центурион Эмилиан, привстав на колени, показывал рукой в сторону освобожденных от цепей Малинина и Калашникова. Сделав над собой ужасное усилие, он поднялся на обе ноги, опираясь на свой меч.
– Даже если моими глазами в пещере овладели демоны-призраки, – придерживая раненую руку, отчеканил Эмилиан, – то эти два человека все равно подлежат публичному распятию. Своим поведением они нарушили сразу три главных закона из «Свода XII таблиц»[63] – неподчинение римскому военачальнику, оказание вооруженного сопротивления представителям императорской власти, а также нанесение телесных повреждений римским солдатам. Каждое из этих нарушений карается смертной казнью, ибо в своде сказано: «Тот, кто поднял руку на римлянина, хотел убить самого цезаря».
Пилат славился тем, что умел мгновенно принимать решения.
– А, ну тогда совсем другое дело, – быстро ответил прокуратор. – Согласно только что открывшимся обстоятельствам, обвиняемые приговорены к немедленному распятию. Казнь состоится прямо сейчас, на свежем воздухе. Получается, вы зря волновались, граждане, мы отлично повеселимся!
Эмилиан послал Калашникову и Малинину торжествующую улыбку. Равнодушный кузнец снова начал надевать на осужденных цепи.
– Сын дохлой блудницы! – кипя злобой, крикнул Малинин Эмилиану. – Ничего, я тебя потом в Аду разыщу – не пожалею времени. Я из Управления наказаниями – и ты у меня еще сортиров начистишься, собака римская!
Центурион показал Малинину неприличный жест здоровой рукой.
– Но вообще-то, – заметил Пилат, вчитываясь в папирус. – Мне тут доложили, что у вас сейчас праздник, во время которого делают пресные хлебцы. Это весьма странный праздник, ну да ладно. Согласно праздничному правилу, я должен помиловать осужденных по вашему выбору – мне совсем не жалко, я мил и добр от природы. Но давайте побыстрее. Сейчас солнце взойдет, жара начнется несусветная. Лично я предлагаю распять Варавву – посмотрите, какой он злобный. И продержится на кресте долго, на радость вашим деткам. А эти два задохлика что? По дороге лапки откинут.
Толпа раздумывала, переводя взгляды с Вараввы на застывшую парочку.
– Никаких шансов, – сказал Калашников, не разжимая губ.
– Почему? – таким же деревянным тоном спросил Малинин.
– Учи историю, идиот!
Трое женщин в толпе сбились в круг, обсуждая предложение прокуратора.
– Эти двое римляне, – кипятилась торговка апельсинами. – Так им и надо вообще! Варавва что? Ну, оступился паренек, с кем не бывает. По его виду можно понять – он очень сожалеет и мечтает встать на путь исправления.
– Даже если и нет, – соглашалась жена горшечника. – Глядишь, Варавва кого-нибудь скоро опять зарежет, и его заново распнут. С римлянами такого счастья не произойдет, латиняне народ шустрый. Едва отпустим, только мы их и видели. Уедут, мерзавцы, в Боспор или еще куда. А мы сиди здесь, как дуры, без нормальных казней. И так в выходные толком заняться нечем.
– Выберем Варавву, а вдруг – он через минуту на кресте скапустится? – резонно опасалась подруга торговки апельсинами. – И все, пропало развлечение. Иноземцев же двое. Есть шанс, что хотя бы один выживет. Никто не знает – возможно, они и есть убийцы первосвященника, а центурион вовсе не объелся парфянских грибов. Лучше на этом основании их распять, хуже уж точно не будет. Ну, а если ошиблись… лет через пятьдесят можно реабилитировать как невинно пострадавших, и причислить к богам.
…Калашников и Малинин сначала услышали невнятное бормотание: осторожное, неспешное, ленивое, как морской прибой в ясную погоду. Спустя секунду оно оформилось в отдельные, хорошо различимые слова, после чего уже легко и победно слилось в несущийся отовсюду рев:
– РАСПНИ ИХ! РАСПНИ ИХ!! РАСПНИ!!! РАСПНИ!!!!
Варавва радостно осклабился и, шлепнув себя по голой груди с татуировкой Aquila non captat muscas[64], звучно отрыгнул. Иуда Искариот, стоявший в первом ряду, опустил голову и в отчаянии запустил руки в русые кудри…
Глава тринадцатая
КОНЕЦ
...С высоты креста Ерушалаим наблюдался как на ладони. Несмотря на слезящиеся глаза, Калашников мог разглядеть небольшие серые домики. Темные точки у дорог, если прищуриться, превращались в фигурки женщин, спешащих на базар, зеленые пятна оборачивались кронами оливковых деревьев. Облаченная в темный балахон Смерть, стоя внизу, восхищенно любовалась телами казненных, словно ценитель картины на выставке художников. Отступив назад и засунув костлявый палец в кишащий червями рот, девочка пристально рассматривала кресты, меряя их взглядом от подножия до верхушки. Коснувшись загустевшей крови, стекающей вниз по деревянному столбу, Смерть с любопытством лизнула крохотный мизинец.
– Солененькая… ну как вы там наверху, ребята? У вас все в порядке?
– Все в порядке?! – осатанел Малинин. – Умираем мы… дура!
– Это как раз и есть признак того, что дела идут отлично, – не смутившись, ответила ему Смерть. – А ты хотел денька три на кресте провести? Имей в виду, такие случаи были. Рекордсмены задерживались и на целую неделю.
Впечатлившись перспективой, Малинин замолчал.
– У меня ушло некоторое время, чтобы разобраться… – молвила Смерть, приподнимая капюшон. – Почему вы оба сегодня обязаны отбыть в НЕБЫТИЕ? Пришлось нелегко, в итоге я это выяснила только путем изучения трактата одного малоизвестного египетского жреца. Настоящий клубок противоречий. Вы погибаете мучительной смертью, осужденные несправедливым судом по ложному навету. Приплюсовываются особые бонусы, которых обычно нет – гибель на Страстной неделе, участие лично Пилата в вашем осуждении и, разумеется, сакральное место – Голгофа, где состоялось распятие. Этот интересный букет, по идее, обеспечивает вам тотальное отпущение грехов. В оригинале события Кудесник сказал… точнее, должен был сказать своему соседу по кресту (отъявленному, между прочим, разбойнику): «Ныне ты будешь со мной в Раю». Своей казнью вы выиграли счастливый лотерейный билет, отправляющий вас прямой дорогой на небеса. Но вот тут-то и вступают в действие нежданные противоречия. Все эти условия касались живых людей. Вы – давно мертвы, осуждены Главным судом, и отбываете наказание, ваши души принадлежат Аду. Вы явились сюда из преисподней по указанию Шефа, в качестве слуг тьмы. На этом основании вам автоматически блокируется доступ в Небесную Канцелярию – в качестве постоянного обитателя райских кущей. Транзитный зал, то бишь Чистилище, тоже не для вас: вам вынесено наказание, и вы обязаны ехать в Ад. Однако и он не принимает обратно – ведь вы, по его базе данных, уже праведники! Кошмар. Пока я все это читала – у меня едва крышу не снесло.
Смерть сложила на плоской груди костлявые руки.
– Значит, вариант остается только один, – сказала она, озорно подмигнув левой глазницей. – Попрощаться друг с другом. И лететь – в НЕБЫТИЕ.
Калашников помотал головой, разбрызгивая кровь – боль в ладонях, пробитых гвоздями, вдруг стала исчезать. Он почувствовал себя удивительно легко, голова приятно и тихо кружилась, соленый вкус во рту притупился.
– Может, оно и к лучшему, – слабым голосом произнес с креста Малинин, едва ворочая распухшим от жажды языком. – Потому как сколько можно уже? Все расследуем и расследуем, как собачьи дети. Бегаем – то по Аду, то по Раю, теперь вот Ерушалаим этот гребаный… Наконец-то я отдохну.
Смерть изучала разноцветный рекламный щит, прибитый неподалеку – «Спонсор казни – скобяная лавка "Тацит": лучшие гвозди в империи!»
– На чем только люди деньги не делают, – разочарованно покачала она черепом. – Хотя понять устроителей можно… на казнь обычно очень много народу стекается, самые лучшие возможности для рекламы. Желающих столько… власти даже конкурсы устраивают, кто предоставит для колесования лучшее колесо. Дошло до того, что если блудниц и побивают камнями – то только фирменными, известного бренда, с маркировкой и защитой от подделки. Впрочем, о чем это я? Продержитесь еще чуть-чуть.
