Юлия Зябрева - АнтиСУМЕРКИ. Блог вампира
Похоже, я уже полностью пришла в норму, потому что в следующую секунду пинком открывала в дверь, одновременно закручиваясь в широкое полотенце.
Эдик тёр лоб, сидя на полу у двери.
Ага. Всё-таки шишке -- быть!
-- И что это ты тут делаешь? -- ласково пропела я, осознанно копируя мамины интонации.
Мой любимый в который уже раз покраснел до корней волос и жалобно сложил бровки домиком:
-- Наденька, прости меня, пожалуйста! Я больше не буду!
Я прикусила язык, чтобы не повторять слов Акакия о том, что больше и не нужно. Помогла Эдику встать.
-- Как нога?
-- Терпимо.
-- Ты за мной подглядывал?
Неожиданно ясный взгляд без тени смущения поразил меня в самое сердце. Ага, туда же, куда не так давно попала пуля.
-- Нет. Я не подглядывал. Я любовался тобой. Ведь я люблю тебя, Надя.
Это была моя очередь краснеть.
Кажется, у меня покраснели даже пальцы на ногах.
У меня не находилось других, новых слов, чтобы самой себе рассказать, как же он прекрасен, и чтобы объяснить ему, как сильно люблю его -- я, и поэтому молчание затягивалось.
-- Наденька! Эдик! Ну где вы там! У нас уже всё стынет! -- раздались крики с кухни.
-- Э... если ты не против, Эдик, я пойду... оденусь.
Он промычал что-то невнятное, и, уже закрывая дверь в ванную, я доверительно сообщила ему:
-- Я тоже люблю тебя, солнышко!
Если бы только мы были одни в доме -- о! У этой ситуации могло бы быть совсем другое продолжение... но, увы, когда мы спустились вниз, оказалось, что гостей в доме прибыло.
На нашей кухне стало тесно оттого, что появился новый предмет мебели -- шикарное инвалидное кресло, населённое очаровательной бабушкой, чем-то похожей на миссис Хадсон из фильмов про Шерлока Холмса... не то на самого Шерлока Холмса. По крайней мере, трубка у неё была, да ещё какая!
-- Здравствуйте!
Она первая обратилась к нам, и мы с Эдиком пролепетали в ответ что-то невразумительное. Кроме нас и этой бабушки на кухне были ещё папа, мама, тётя Валя, Фил, Вера и Вольф.
Почему-то мама выглядела... расстроенной? Удивлённой, напуганной? Готовой то ли плакать, то ли смеяться...
Да, когда мы вошли, эта странная бабушка в кресле что-то говорила. Может быть, мамино состояние было связано с её словами?
-- Меня зовут Селестина, -- сообщила между тем бабушка, умудряясь каким-то непостижимым образом одновременно говорить и пускать дым колечками. -- Я так понимаю, вы и есть Наденька и Эдинька, верно?
Эдинька поперхнулся от такого поименования от совершенно постороннего человека, а я почему-то даже не удивилась, только кивнула:
-- Ну да.
-- Извините меня, дети мои, я должна была сначала дождаться вас, а потом уже говорить, но так получилось... -- напевный голос Селестины как-то так гармонично завершал её образ, так располагал и внушал доверие, что мы с Эдиком синхронно нащупали себе по табуретке и раздвинули кольцо собравшихся вокруг стола людей, вампиров и оборотней.
От бабушки Селестины пахло вампиром. Обычным, нетравоядным.
-- Дети мои! -- я поняла, что так Селестина обратилась на этот раз не только ко мне и Эдику, но ко всем присутствующим. -- Думаю, настало время ответить на тот вопрос, который не принято задавать дамам. Хоть вы и не спрашивали, я отвечу: мне скоро исполнится тысяча лет. Да-да. Скоро минет десять столетий, как я копчу это небо, ха-ха. За это время я успела испытать многое, пережить многих... Я любила -- меня любили. Предавали меня, предавала я, мир устроен так, что в нём постоянно, из века в век, из поколения в поколение, повторяется одно и то же, одно и то же. Поверьте, вообще жить -- скучно. А вот долго жить, как, например, я... интересно. Но не будем отвлекаться от темы.
Колечки дыма перемежали слова Селестины.
Гробовая тишина оттеняла каждое слово, и было заметно, что бабушка старательно подбирает их, составляет, прикидывает, сможет ли выразить ими всё то, что мрачным огнём светилось на дне прозрачных, бледно-зелёных глаз.
-- Я уверена, что вы все понятия не имеете о том, как устроен этот мир, -- жёстко заявила она, и мне на миг показалось, что это сказал совершенно другой человек, а не тот божий одуванчик, что только что напевно вещал о былых временах и закольцованных нравах. Но нет, это была всё та же Селестина.
-- Возможно, иногда вы догадываетесь о том, что происходит. Особенно сейчас, когда расстояния теряют своё значение, границы обретают новые смыслы, а люди становятся сильными настолько, что получают возможность конкурировать с нами, вампирами! С вами, оборотнями! Лично мне всё равно, насколько сильны стали люди. Главное, мы, вампиры, получили возможность спокойно жить, не привлекая к себе внимания с их стороны. Однако всегда были, есть и будут те, кого не устраивает мир на этой планете, вернее, не устраивает расстановка сил в нём. Им хотелось бы, чтобы люди превратились в кормовую базу для нас, вампиров. А с вами, оборотнями, проведена была бы такая война, после которой вы не претендовали бы на другую роль, кроме домашних животных... да. И такие... представители нашей расы всегда готовы стереть в порошок любого, кто осмелится встать на их пути.
Селестина надолго умолкла. Может быть, собиралась с мыслями.
Но, может быть, просто давала нам время осознать сказанное.
У меня, например, почему-то никак не получалось. Вроде бы, всё понятно сказано и правильно, да только как-то уж слишком... нереально. Неужели кого-то из вампиров -- из нас! -- может не устраивать то, что с паспортом и удостоверением он может пойти в ближайшую аптеку и взять там, просто взять, бесплатно, столько крови, сколько ему нужно?!
-- Всякое действие вызывает противодействие. У каждой палки есть два конца. И, если на одном конце стоят те, кто видит в людях просто пищу, то на другом конце те, кто видит в людях партнёров, равноправных партнёров, способных дать не только кровь, но и... мысль. Творческий импульс. Силу развития. И всегда эти два противоположных полюса находятся в противоборстве, противостоянии. И иногда это противостояние доводит их до крайних мер. Карина... я знаю, что Александр способен был промолчать и не сказать тебе, кто он и чем он занят -- исключительно для того, чтобы оградить тебя.
Мама вскинулась, напряглась всем телом, и я видела, что имя "Александр" значит для неё очень, очень много.
-- Александр Тьерри едва ли не сто лет провёл в плену у маразматиков, считавших, что за ним стоит могущественная организация, направлявшая его действия. Им в голову прийти не могло, что Саша узнал о них случайно и боролся с ними в одиночку. К сожалению, к огромному моему сожалению, я узнала историю его жизни не так давно, всего каких-то тридцать лет назад. Я нашла его совершенно случайно, и когда я нашла его, он... можно сказать, он практически умер. Около пятнадцати лет мне понадобилось для того, чтобы вернуть к жизни его тело. И вот уже тридцать лет, как пытается вернуться к жизни его душа.
По щекам мамы текли слёзы. Я понимала, что она понимает, о чём говорит Селестина.
Мне казалось, я тоже понимала.
И, кажется, уже знала, кто такой этот Александр Тьерри.
Эпилог. Никаких событий!
Конечно же, никуда мы утром не уехали: мама увидела Акакия и передумала.
Я тоже увидела Мерзлихина и мгновенно поняла, что больше не смогу называть его Косичкобородцем, Косичкобородым монстром и даже просто монстром... по крайней мере, пока.
Акакий выполнил все требования мамы и сделался совершенно другим человеком. Поневоле верилось, что Селестина рассказала о нём правду и ничего кроме правды.
Оказалось, его волосы, если их аккуратно подстричь и вымыть, будут песочно-русыми, овал лица без дурацкой бороды станет волевым и уверенным, а кожа после душа расстанется с парой килограммов грязи и значительно осветлится.
А глаза у него оказались голубыми. Просто раньше на фоне грязных кожи и волос смотрелись слишком уж бесцветными.
Мерзлихин... или его уже нужно было называть Тьерри? Он старательно мёл хвостом перед мамой, и я видела, что все его стрелы попадают в цель. А мне одна за другой приходили смс-ки от дяди Серёжи, и с каждым новым посланием ситуация всё более усугублялась.
Сначала он жаловался на недостаток внимания. Потом уверял, что уже открыл газ в духовке и вложил в неё голову. Следующим ходом была подготовка к прыжку из окна. Затем он вернулся к единожды сработавшей тактике: заявил, что уже стоит на стуле, сунув голову в петлю. Когда и это тоже не помогло, дядя Серёжа сочинил смс о том, как он стал неупокоенным духом, требующим отмщения, и с помощью телекинеза и полтергейста отправляет это послание... а я даже не могла от души посмеяться над выкрутасами истеричного дядьки. Одной как-то не смеялось, мама была занята Акакием, папа с помощью тёти Вали и Волков сколачивал какие-то странные, если не сказать стрёмные конструкции на стоянке для автобусов, Вера дрессировала Фила, да так старательно, что мне уже казалось, что я сама могу обернуться кроликом. Вдох, вдох, вдох! Бегом! Кувырок! Белый кролик кувыркался через голову с места, с разбегу, подпрыгивая в воздух... и всё равно оставался кроликом. Бабушка Селестина попыхивала своей шикарной трубкой и каталась в инвалидном кресле по Фролищам в окружении свиты из местной малышни. Таких сказок, какие рассказывала Селестина, здесь раньше не слышали даже маленькие оборотни!
