Виктория Угрюмова - Дракон Третьего Рейха
А ведь неутомимый партизанский отряд бодро продвигается лесами Упперталя, хотя и знать не знает, что это Упперталь. Впрочем, доблестных бойцов под командованием Тараса Салонюка волнует только одно — найти и доистребить клятый немецкий танк, нагло прервавший их отдых в сарайчике:
Совершенно отдельным пунктом их волнует продовольственная проблема, впрочем она существует испокон веков: ни война, ни мир на нее не влияют.
Прошагав за истекший период несколько десятков километров, партизаны окончательно утратили свою цель. Следы танковых гусениц стали попадаться все реже и реже, пока совершенно не исчезли в какой-то отвратительной болотистой местности. Видимо, где-то недалеко должна была протекать река, однако к ней отважные бойцы так и не вышли, а, напротив, углубились в лес, двигаясь в обратном направлении. Отчего они поступили именно так, объяснить практически невозможно, да мы и не станем. Намекнем только, что Микола Жабодыщенко со своей верной снайперской винтовкой несколько отвлекся от охоты на немецко-фашистских захватчиков и временно переключился на более съедобную и аппетитную дичь.
У Жабодыщенко было много недостатков. Но отсутствие меткости в их перечне не значилось. Микола был первоклассным снайпером, что на своей шкуре ощутил некий упитанный заяц, показавшийся на беду свою на какой-то прогалинке в лесу этим теплым летним вечером.
Заяц оказался увесистым, что окончательно подорвало силы партизан. Оружие, личные вещи, а главное, миномет, будь он трижды неладен, с ящиком мин и огромным «блином», доконали доблестных вояк.
— Все, треба десь робить привал, — заключил Салонюк. — Сылы закинчуються.
— Наконец-то, — обрадовался Перукарников. — И что, будем ночевать просто под открытым небом?
— А то тоби готель забронируют! — возмутился Жабодыщенко.
— Отель не отель, а шалашик какой-нибудь…
— Нияких шалашикив! — отрезал Салонюк.
Они бы еще долго так препирались, однако Фортуна снова улыбнулась своим любимцам. А точнее — Маметову.
— Командира! Командира! Моя видеть мечеть!
— Яку таку мечеть? — устало вздохнул Салонюк. — От бисова дытына, все ему Ташкент мерещиться. Шо зным поробыш?
— Пойду погляжу, — сказал Перукарников. — Маметову часто везет, то и дело что-нибудь само под ноги выкатывается. Может, и сейчас домик какой надыбал.
Оказалось, что шалашик, обретший форму полуразрушенной часовенки, Маметову все-таки не померещился.
Поэтому спустя уже полчаса партизаны устраивались на долгожданный и заслуженный отдых.
Сидорчук и Перукарников стояли у дверей на часах, Жабодыщенко раскладывал на заднем дворике костер и свежевал зайца, а Маметов ему помогал. Тарас же Салонюк устроился на охапке сена и попытался подремать.
Ему даже успело присниться что-то яркое и завлекательное, однако рассмотреть, что это, уже не удалось. Мирный сон партизанского командира был прерван. Кто-то осторожно потрогал его за плечо, попытаясь заговорить.
Салонюк лениво приоткрыл правый глаз и спокойно рассмотрел стоящую перед ним компанию людей в накидках с капюшонами. Люди держали в руках незнакомые предметы и что-то сбивчиво лопотали. Какое-то время Салонюк был уверен, что это продолжение сна.
— Минуточку вашего внимания! Мы посланцы Селизрульской общины, сами не местные. Вам очень повезло! Вот этот чудесный набор несгораемых светильников — единственное, что удалось вынести из нашего сгоревшего храма. Купите эти светильники за небольшую цену! Заплатите сколько сможете!
— Шо? — недовольно спросил Салонюк, стряхивая с себя остатки сна, — Знову ци горе-охоронци гав на двори ловлять — И издал душераздирающий вопль, чтобы нерадивых бойцов как следует проняло. — Сидорчук! Перукарников! Що за люды в примищенни?! Хто их до мени пустив?
Оба ворвались в часовенку с автоматами наперевес и изумленными физиономиями.
— Що таке? — ахнул Сидорчук. Перукарников спохватился гораздо быстрее и дал длинную очередь в потолок.
— А ну стоять! Руки вверх!
Заметалось по часовенке пойманное эхо.
Грохот.
Шум.
Незнакомцы в панике повыскакивали кто куда и бросились врассыпную. Один протиснулся в двери, другие использовали в качестве аварийного выхода пролом в стене. Кто-то отчаянно форсировал узкое окошко, явно непригодное для этих целей. В сутолоке и беготне Сидорчука сбили с ног.
Осыпавшаяся штукатурка падала прямо за шиворот многострадальному Салонюку. Тоскливо поморщившись, он отряхнул голову, почистил, как мог, одежду.
— Беруться за дило, як пьяный за тын. И з цими солдатами я хочу выграты у нимцив та всих их повбываты.
Василь Сидорчук все еще катался по полу и пытался ухватить спасающихся бегством незнакомцев за ноги.
— Хапайте! Хапайте их скорише, бо втикуть!
Однако выяснилось, что «хапать», собственно, некого. Неизвестные скрылись в неизвестном направлении. Причем сделали это так же незаметно и загадочно, как и появились.
Возник на пороге заинтригованный Жабодыщенко со своим зайцем:
— Так шо це було?
— Та якись ворожи агенты, — важно ответил Сидорчук. — Мабуть, хотели взять в полон товарища Салонюка, та мы с Иваном вовремя их встигли.
— Товарищ Салонюк — мечта всех вражеских агентов на свете, — язвительно, но как бы про себя прокомментировал Перукарников. Однако Тарас его очень хорошо услышал.
— Ты, Перукарников, молодець: завжди кавардак зробыш из чого завгодно. Ну хто тебе просив палиты из ахтамата в кровлю?
— Я, товарищ Салонюк, решил немедленно действовать, пока эти диверсанты вас того, не прикончили. Потерю родного командира от рук вражеских наемников мы бы себе никогда не простили.
— Действовать треба було на двори, колы воны сюда кралыся, кстати, тут я их и сам застреляти мог: для цего всегда винтовку напоготови держу. А ось що ты робыв, поки я видпочивав в хати, це треба выяснить: — резонно возразил родной командир.
В окне появилась знакомая уже голова в капюшоне и весело затарахтела:
— Здравствуйте! В нашей общине сегодня день щедрости. И вчера тоже был день щедрости. И позавчера. И завтра будет день щедрости, и послезавтра… Простите, заговорился. Так вот, взгляните на этот ночной, гм… горшочек. Сейчас я вам покажу, как им можно пользоваться…
Все, остолбенев, наблюдали за этим явлением. Первым опомнился Салонюк, все еще белый от ~ насыпавшейся на него известки, а потому оч-чень страшный.
— А ну швыдко его спиймать та дознатыся, що це за цирк!
Повинуясь его команде, партизаны со всех ног кинулись во двор часовенки и принялись нарезать круги вокруг несчастного зданьица в тщетной попытке изловить злоумышленника.
— Що за чертивня? — пожал плечами Тарас. — Галлюцинация, чи то що?
Внезапно резкий голосок раздался прямо за его спиной. Салонюк резко обернулся и увидел, как незнакомец в капюшоне (неизвестно как просочившийся обратно) показывает ему на вытянутых руках некий странный предмет.
— Обратите внимание на этот муснямский чудо-рюкзачок! Видите, вот так в нем можно что-нибудь носить. Вот так — воду вычерпывать. Так — голову укрывать от дождя. Если его вот так привязать, то мусор складывать можно. Если его пухом набить, подушка неплохая получится. Если его продать, на жизнь заработать можно. Если его на свалку выкинуть, он вам мешать не будет. Да у нас такие рюкзачки просто нарасхват!
В окне за спиной Салонюка появилась голова обалдевшего Сидорчука:
— Ой, матинка ридна! Вин вже в хати балакае, скорше туды, хлопци!
Не успел Тарас сделать и несколько шагов по направлению к неведомому существу с целью ближе познакомиться с ним и уточнить его намерения, как недоверчивое «оно» снова растворилось в воздухе. А вместо него в часовенку влетели запыхавшиеся Маметов и Перукарников.
— Все, пора до ликаря, — дружески посоветовал себе Салонюк.
— Командира, командира, моя их смотреть, но плохо видеть, шайтан, однако, да?! — заорал Маметов тонким голосом.
Салонюк поднял палец, призывая всех к тишине. Вдалеке послышалось:
— Ну что, ты что-нибудь им продал?
— Нет, ничего.
— И мне не повезло. Какие-то они незаинтересованные.
— Ладно, пошли отсюда, пока бока не намяли. Ну и клиент нынче — такой нервный, такой дерганый…
Вбежал, растолкав всех, разгоряченный Жабодыщенко:
— Мого кроля нихто не бачив? Все молча переглянулись.
— Наверное, он в лес убежал, травки пощипать, — скрипучим голосом сказал Перукарников. — Жабодыщенко, ну куда твой заяц мог деться? Поищи хорошенько.
Жабодыщенко произнес с надрывом:
— Во падлюки, зайця сперли!
Огорченный потерей почти что приготовленного зайца, Жабодыщенко углубился в лес далее положенного по всем правилам безопасности и выживания в чужом и незнакомом месте. Поэтому его дикие крики и вопли были принесены ветром только отчасти.
— Ай, щоб тоби!… — удалось расслышать его товарищам.
